Все это я узнал только после шокирующего заявления Гарри, когда он перед всеми разоблачил тайну Северуса. Темный Лорд, правда, не поверил в то, что рассказал мальчик о его верном помощнике, да ведь и нам-то потребовалось воочию убедиться во всем, чтобы полностью осознать правду. В особенности то, что все, что когда-либо делал Северус, он делал во имя любви к Лили. Любви, которая была с ним до последнего момента его жизни. Вот это осталось для меня главной загадкой. Конечно, Лили Эванс была очаровательной девушкой и золотой душой - ее нельзя было не любить. Тот, кого хоть раз коснулся ее благословенный свет, запечатлевал его в душе на всю жизнь. Но любить ее так - не просто помнить спустя много лет, а сохранить пламя своего чувства в первозданной силе и красоте - такого от Северуса не ждал никто. Никто не думал, что он вообще на это способен…Тем больше наша вина перед ним. Думаю, что я виноват сильнее других. Ведь именно под моей опекой семь лет находился Северус. А я снова, как и с Томом Риддлом, совершил ошибку, не дав себе труда заглянуть глубже внешней оболочки…
Когда Гарри рассказал мне об истинном происхождении таланта, проявленного им на шестом курсе, мне вспомнилось, что после разрыва с Северусом, работы Лили по зельям оставались по-прежнему безупречными, но те удивительные находки и идеи, приводившие меня в изумление, почему-то пропали навсегда. Тогда я приписал данное явление изменениям в личной жизни Лили Эванс. Она начала встречаться с Джеймсом Поттером и потому я полагал, что ее мысли приняли несколько иное направление. Какие новые идеи, когда в сердце царит счастливая взаимная любовь? Теперь же я узнал, кому те открытия и находки принадлежали на самом деле…
Что я чувствовал? Наверное, то же самое, что чувствует любой человек, обнаруживший, что расточал похвалы ложным талантам, упустив из виду подлинный гений. Гарри объяснил мне, что начал пользоваться идеями из учебника Северуса в основном потому, что хотел произвести на меня впечатление, а также из естественного чувства любопытства. Кроме того, как я подозреваю, мальчик хотел еще и проверить меня: заподозрю я неладное или нет. Я не рассердился на юношу за этот небольшой обман, тем более что сам поощрял его, постоянно расточая похвалы талантам его матери. Разумеется, после этого ему не хотелось, чтобы я подумал, будто он менее талантлив, чем она.
Обсудив все, мы с мальчиком решили попытаться восстановить уничтоженный учебник Принца-полукровки. Да, он мертв, но я считал, что его открытия должны жить, люди должны узнать о них и пользоваться ими. Лучшей эпитафии для него невозможно было придумать. Я отдавал себе отчет, что восстановить по памяти сожженную книгу нелегко. Однако надеялся, что Омут Памяти и легилименция должны помочь в нашей работе. Правда, пока дело продвигается не слишком быстро. Все-таки непросто вспоминать содержание книги, которую последний раз держал в руках больше года назад. Нам с Гарри удалось воспроизвести всего несколько десятков рецептов и пару заклинаний, придуманных Северусом. Но мы не отчаиваемся, потому что оба верим: рано или поздно наша работа будет доведена до конца. А пока, я слушаю, как прославляют героизм Северуса Снейпа и вспоминаю ту фразу, которую сказал дважды, и оба раза ошибся. Я думал, что хорошо его знаю, но на самом деле я не знал его никогда.
Глава 3
Нарцисса Малфой.
«Любовь - розовый куст: чем красивее розы, тем острее шипы». Такая строчка была в одной старинной песне, которую пела нам с сестрами мама, когда мы были еще совсем маленькими. Я хорошо помню это, потому что такие минуты редки в воспоминаниях моего детства. Как правило, наша мать была с нами сдержанной, холодной и отстраненной, как и полагается чистокровной волшебнице из знатной семьи. Она почти не ласкала нас, зато делала все, чтобы дать всем трем дочерям поистине безупречное воспитание. И все же иногда вечерами она садилась у постели одной из нас и тихо напевала по-французски эту песню. Тогда мы, конечно, не понимали ее значения. Да я и теперь сомневаюсь, что знаю о любви больше, чем в детстве...
Люциус? Мы с ним лучшие друзья и именно поэтому стали идеальными супругами. Наш брак был заключен по соглашению наших семей, и мы даже не думали возражать. Я не верила в любовь, да и Люциус не относился к мужчинам, способным воспринимать подобную сентиментальную чушь. Но мы с ним с первого взгляда почувствовали уважение и искреннюю симпатию друг к другу. Мы всегда понимали друг друга с полуслова, каждый из нас знал, что может положиться на другого во всем и довериться в любой ситуации. Я поддерживала своего мужа в любых его начинаниях, а он прислушивался к моему мнению. Он ценил меня, знал, что я могу дать ему дружеский совет, что мне он может рассказать о чем угодно, признаться в любой слабости. Мне всегда казалось, что это правильно, что только так и может быть, и большего желать было бы глупо. К тому же у меня перед глазами было достаточно примеров.
Та же Андромеда, влюбившись в грязнокровку, отреклась от своей семьи и обрекла себя на проклятие родителей. А ведь я очень любила свою среднюю сестру. До ее ухода из дома мы были с ней куда ближе, чем с Беллой, которая всегда стояла как-то сама по себе. В детстве именно Андромеда играла со мной, развлекала, придумывала для меня разные забавные истории. Потому для меня и стало таким шоком, когда она объявила, что уходит к своему будущему мужу. Было ужасно думать, что какая-то блажь, именуемая любовью, навсегда поставила между нами стену. Я даже иногда плакала тайком от родителей, настолько мне было тоскливо без Андромеды. С трудом мне удалось смириться с мыслью, что я никогда больше не увижу ее. Иногда я даже в какой-то степени понимала Темного Лорда, возненавидевшего любовь. Любовь, которая сломала жизнь моей сестры и жизнь человека, который спас моего единственного сына…
Нет, с Северусом Снейпом мы никогда не были особенно близкими друзьями, но я одна из первых проявила к нему интерес, едва он поступил на наш факультет. Вначале, правда, я относилась к нему с легким пренебрежением, из-за его происхождения, но потом стало очевидно: если уж полукровка, воспитанный в магловских трущобах, знает и умеет больше, чем многие представители самых чисткровных семей - значит, он и впрямь чего-то стоит. И не только ум и талант Северуса привлекали меня. Мне импонировала его гордость и независимость - эти черты исконно присущие только аристократам по духу.
Да, конечно, с самого начала Северус гораздо больше общался с Люциусом, чем со мной, но я, пожалуй, была единственной, кто интересовался им, как личностью. Мне доставляло удовольствие беседовать с ним, хотя я прекрасно сознавала, что этот мальчик намного умнее меня. Но это почему-то совсем не задевало. Постепенно между нами установились вполне приятельские отношения. После того, как Люциус окончил школу, мы сблизились настолько сильно, насколько это вообще возможно для двух представителей факультета Слизерин, хотя четыре года разницы в возрасте между нами, разумеется, давали о себе знать. Но, может быть именно потому, что я была уже взрослой девушкой, я не только четыре года наблюдала за всем, что происходило между Северусом и его лучшей подругой, но и делала из этого выводы.
Лили Эванс... Я не любила ее, как не любила большую часть гриффиндорцев, а уж тем более грязнокровок. Нельзя сказать, что я ее ненавидела, просто, на мой взгляд, она даже не стоила того, чтобы обращать на нее внимание. Поэтому меня так злило всеобщее преклонение перед этой маленькой магловской выскочкой. Хотя, нужно признать, что она и вправду была очень красива, какой-то необычной и явно неаристократической красотой. Поклонников у нее было множество, и даже преподаватели не чаяли в девчонке души. Особенно раздражала благосклонность, оказываемая ей нашим деканом, профессором Слагхорном. Он души в ней не чаял, называл лучшей мастерицей по зельям, какую он когда-либо учил. Правда, ко мне он тоже благоволил, но мои успехи в зельях были довольно скромны, что, конечно, лишало его возможности рассыпаться в комплиментах. Половина парней в Хогвартсе сходила по этой девчонке с ума, на всех углах восхваляли ее внешность, ум и золотое сердце.
Я сталкивались с ней несколько раз на вечеринках профессора Слагхорна и мы обе остались не в восторге от общества друг друга. Меня бесила ее гриффиндорская помешанность на справедливости, а стремление помогать даже тем, кто не просил об этом, вызывало тошноту. Бывали моменты, когда я даже не находила Эванс красивой и искренне недоумевала, что в ней нашли все ее поклонники, приписывая ей внешность типичной простолюдинки. Друзья ее, разумеется, объясняли мои выпады против нее обыкновенной завистью - самая гнусная клевета, до какой они только в состоянии были додуматься…
Ее притворная дружба с Северусом не могла меня обмануть. Они проводили вместе очень много времени, особенно на первых курса. Тем не менее, я ничуть не сомневалась, что рано или поздно Эванс порвет с ним и найдет кого-нибудь равного - с такими же гриффиндорскими замашками, как у нее самой. С молоком матери я впитала понятие о том, что чудес не бывает, у этих двоих не было ничего общего и надеяться, что они могут быть вместе - нелепость, которую не мог бы себе позволить ни один здравомыслящий человек, а уж тем более ни один слизеринец.
У меня ведь тоже на всех четырех факультетах было немало воздыхателей, восторгавшихся моей красотой. Некоторые из них, как и поклонники Эванс, готовы были целовать землю у меня под ногами. Но всем им было прекрасно известно, что я могу выйти замуж только за представителя чисткровного рода, обладающего не меньшим состоянием и связями, чем род Блэков, и те, кто не соответствовал этим требованиям, были бы просто глупы, питая бесплодные надежды. Именно поэтому я не могла понять, как Северус, с его ясным и холодным умом, не хочет замечать таких очевидных вещей.
Когда я была на седьмом курсе, а он на четвертом, я однажды осмелилась по-дружески объяснить ему это. Я не считала Лили Эванс достойной того, чтобы бегать за ней, как это делает он. Я посоветовала ему порвать эти не имеющие перспектив отношения. Сказала, что хочу ему только добра и не желаю, чтобы человек, которого я считаю своим другом портил свою жизнь из-за какой-то гриффиндорской девчонки. Они слишком разные, у них разные пути и разные судьбы. Ему нечего делать рядом с ней, а ей нет места в том будущем, которое должно быть у него. Его иллюзии принесут ему только несчастье... Не помню точно, что я тогда говорила. Пожалуй, то был первый раз в моей жизни, когда я произнесла столь длинную и эмоциональную речь…
Выслушав меня, Северус сначала довольно резко попросил не вмешиваться не в свое дело. Он сказал, что его личные дела касаются меня также мало, как его - те сплетни, которые я обсуждаю со своими подругами. Я не мать ему и не старшая сестра, мы даже не друзья и лучше мне оставить свои советы для Люциуса, коль скоро он позволяет невесте указывать ему, что делать и с кем общаться… Подобный тон сильно задел меня и я уже собиралась было уйти, разозленная и разочарованная. Но тут вдруг Северус глубоко и печально вздохнул и, удержав меня за руку, тихо, словно про себя, произнес: «Сердцу не прикажешь...» Эти слова врезались в мою память...
Вспомнить же песню про розовый куст меня заставил другой случай, который я тоже до сих пор не могу забыть. Это было уже после моего замужества, но еще до рождения Драко. И Северус и Люциус к тому времени уже состояли в числе сторонников Темного Лорда. Война шла, но к по-настоящему активным, открытым действиям - к прямому захвату власти сторонники Темного Лорда еще боялись переходить. Рейды Пожирателей Смерти все еще проходили тайно, авроры охотились на них, а члены Ордена Феникса - тайной организации, которую создал и возглавлял Дамблдор, всячески старались противодействовать им. Такова была общая картина известных мне событий. Люциус не делился со мной подробностями, говоря, что мне незачем их знать. Он даже запретил соратникам, часто посещавшим наш дом, обсуждать свои планы и детали операций в моем присутствии. Я была благодарна мужу за желание уберечь меня, и все же находила, что было бы полезней, если б я была в курсе его дел - тогда в нужный момент я могла бы помочь и поддержать его - хотя бы морально…
Я как сейчас вижу тот летний день, когда я и Северус сидели в гостиной Малфой-мэнора. Темный Лорд уже тогда отличал Северуса, несмотря на его молодость. Он был впечатлен его явным превосходством над всеми остальными, хотя и не был еще с ним так откровенен, как в период Второй войны. Глубокие и обширные познания в самых разных областях, талант изобретателя, решительность, холодный и практичный ум, невероятный уровень владения окклюменцией - все это явно вызывало у повелителя нечто похожее на уважение. Во всяком случае, юноша очень скоро стал одним из ближайших его сторонников, удостоился такого доверия, которым кроме него пользовались только Люциус и моя сестра Белла…
В тот день Северус пришел к нам и сообщил, что должен передать Люциусу какие-то дополнительные приказания, связанные с поручением, данным моему мужу или что-то такое - как я уже сказала, мне никогда не сообщали подробностей, а я не стремилась их выведать. Но Люциуса за полчаса до его прихода срочно вызвали в министерство. Он должен был вернуться в ближайший час, а пока я пригласила Северуса, если только он не слишком спешит, войти и дождаться мужа. Мы вдвоем удобно расположились в гостиной с бокалами лучшего эльфийского вина и беседовали о какой-то статье, недавно опубликованной Дамблдором в журнале «Трансфигурация сегодня». Ни мне, ни Северусу в школе не давался этот предмет и вдобавок мы оба не принадлежали к числу людей, питавших теплые чувства к Альбусу Дамблдора - неудивительно, что нам нашлось, что обсудить… Увлеченно разнося в пух и прах взгляды и слог нашего драгоценного директора, мы совершенно не заметили, как в распахнутое окно влетела сова со свежим номером «Пророка». Я взяла у птицы газету и небрежно бросила ее на столик, стоявший между нами.
Она упала так, что прямо перед нашими глазами оказался крупный заголовок заметки, сообщавшей о состоявшейся сегодня помолвке двух «самых известных и одаренных молодых волшебников последних лет: Джеймса Поттера и Лили Эванс». Чуть ниже шла большая в половину газетной страницы фотография счастливой пары и длинная статья, пестревшая пошлыми и до предела банальными эпитетами вроде «невероятно красивой пары» и «сердец, нашедших друг друга».
Джеймса Поттера я в школе знала лишь как друга моего кузена Сириуса. Конечно, он также был известен и как лучший в школе игрок в квиддич, только я никогда особенно не интересовалась этой игрой. Поттер всегда казался мне самодовольным ничтожеством и к тому же испортившим Сириуса вконец. Никогда не забуду крики и слезы тети Вальбурги, когда ее старший сын, наследник рода Блэков на шестом курсе вдруг сбежал из дому к родителям своего приятеля - этого самого Джеймса Поттера. Я и Регулус тогда смогли успокоить ее, только пообещав, что ничего подобного впредь не произойдет ни с кем из семьи Блэк. Поэтому, увидев на газетной фотографии сияющую от счастья физиономию Поттера, я сделала пренебрежительную гримасу и подняла глаза на своего собеседника...
Северус сидел в кресле, неестественно выпрямив спину. Так выглядит человек, у которого отобрали весь воздух сразу. Его черные глаза были устремлены на заголовок, бокал выпал из застывших пальцев и упал на пол, заливая светлый ковер вином… Стараясь сохранить непринужденность тона я спросила, что случилось. Он ответил, что все в порядке, но его голос был настолько фальшиво бодрым, что это взволновало меня не на шутку. Затем он встал из кресла, поднял упавший бокал и, поставив его на стол, устремился к двери, ведущей в сад. Он шел спокойным и размеренным шагом, но его движения были до такой степени деревянными, что это напугало меня куда больше, нежели истерика или крики отчаяния. Напугало так сильно, что, подождав несколько минут, я неслышно вышла вслед за ним и устремилась в сад...
Я нашла Северуса в самой глухой части сада, где стояла красиво оплетенная пышно цветущими розами летняя беседка, в которой я любила сидеть знойными вечерами. Он стоял возле нее, прижав одну руку к груди, а другой держась за оплетающий беседку розовый куст. Цветов на этой ветке почему-то не было, зато два длинных острых шипа впивались прямо ему в ладонь. Я как завороженная глядела на это зрелище. Шипы впились довольно глубоко в кожу, но он словно не замечал этого, не делая ни малейшей попытки убрать руку. Так, без малейшего движения он простоял несколько минут. Затем медленно двинулся в сторону дома. Я пустилась бегом через сад обратно в гостиную и успела занять свое место прежде, чем Северус, как ни в чем не бывало, вошел, налил себе еще вина и, опустившись в кресло напротив меня, продолжил прерванный разговор. Прошло не больше получаса, когда появился Люциус и я ушла в свою комнату, чтобы Северус случайно не заподозрил, будто я смогла что-то понять в его поведении. Тут мне и пришли на ум казалось давно и прочно забытые слова колыбельной.