— Йо, Хаширама. Ты сегодня нервный.
Хаширама отрывисто кивнул в ответном приветствии. Перевел взгляд на двоих Сенджу, которые должны были охранять заложника:
— Претендуешь?
— Развлекайся, — отозвался Мадара. Ему было интересно посмотреть на эту ипостась Хаширамы.
Под бок подвалил Изуна и поделился колбасками. Учиха с удивлением осознал, что колбаски отото грызёт не цинично, а от нервов. О, как…
Заложник был заперт в глубине схрона, поэтому лишних личностей здесь не присутствовало. Хаширама подхватил чакрой последних двоих заговорщиков, тяжелой поступью вышел наружу. Сенджу, может, и рады были бы что-то сказать или потрепыхаться, но их так сдавило, что дышать получалось с трудом. Да и возражать такому Хашираме…
Далеко отходить Сенджу не стал, остановившись на первом же относительно свободном от деревьев кусочке земли.
— Виновны в предательстве, — равнодушно сообщил он. — Осуждены, — руки сложились в нестандартную печать. — Наказаны.
Мокутон был удивительной стихией. Удобен и силён в бою. Незаменим в тайном проникновении. Один из немногих кеккей генкай, обладающих созидательной силой — Хаширама всего за час мог в одиночку отстроить посёлок пусть несколько однообразных, но полноценных домов.
А ещё с его помощью можно было творить поистине страшные вещи — ибо, в отличие от всех прочих стихий, Мокутон был живым. И с лёгкостью встраивался в другие живые организмы.
Тела предателей пронизало десятками и сотнями крохотных ростков. Вдоль каждого крупного сосуда, оплетая сетью корней органы, расцветая лилово-розовыми цветами на месте глазниц… Филигранно, аккуратно, чтобы не нанести непоправимого ущерба… Спустя минуту на месте шести человек раскинул цветущие ветви густой кустарник, не скрывающий, однако, пронизанных его ветвями тел.
Живых тел.
— В смерти отказано, — закончил Хаширама, опуская руки.
Тобирама перевел дыхание, разглядывая жутковатую композицию. Багрянник…* «Предательство». Ани-чан вовсе не потерял голову от гнева — напротив, именно сейчас он действовал холодно, рационально и с учетом будущей выгоды.
Тобирама мысленно поклялся себе простить брату три самые глупые выходки, совершенные в порыве эмоций.
«Какой я, однако, милый и милосердный», — подумал про себя Мадара и зажевал колбаску. Затем посмотрел на неё, уточнил:
— Хаширама, ты закончил жутить? Колбаску будешь? Вкусная. Умеет же Изуна еду находить…
Колбаску цапнул Тобирама, злобно заработал челюстями — то ли скрывая нервозность, то ли просто от обилия эмоций. Хаширама моргнул, немного растерянно улыбнулся:
— Отото, не волнуйся, Изуна не настолько прожорлив, чтобы опустошить мои запасы.
Тобирама с усилием проглотил слишком крупный кусок, зыркнул на брата исподлобья:
— Это был сложный день.
— Тобирама, у меня опять возникло острое желание напоить тебя успокаивающим чаем, — задумчиво проговорил Мадара. — К чему бы это?
— Твой брат покушается на святое, — объяснил Тобирама. — На холодильник ани-чана.
Изуна радушно отдал Сенджу все заныканные колбаски — а ныкать он умел очень хорошо, даже по меркам шиноби — и побежал обнимать оттаявшего Хашираму.
На поверхность вылез заложник, переминаясь с ноги на ногу, полностью осознавая, что удрать ему не удастся. Мадара отмахнулся от него, посылая его в сторону селения. Сейчас он был слишком добр и няшен, чтобы придумать достойное наказание или устраивать цирк с суицидом.
Хотя Хашираму вряд ли переплюнешь.
Сенджу погладил Изуну по волосам, улыбнулся уголками губ:
— Испугался?
Тот хотел по привычке фыркнуть, мол, вот ещё, но вспомнил, что со враньём покончено, и признался:
— Ага. Ты сразу таким чуждым почувствовался… Будто гнев и меня оттолкнул, бу.
— Не выношу предательства, — вздохнул Хаширама. — Это нападение… Собирались убить не только Мадару, Тобираму — тоже. И выставить его виновным в нарушении перемирия. Показать, что мы не умеем держать слово… — уголки губ Сенджу грустно опустились.
Тобирама шагнул вперед, касаясь ладонью плеча:
— Ани-чан…
Хаширама поднял на него взгляд:
— Да, я знаю, что ты не стал бы. И верю, что Мадара тоже. Но… Расчёт ведь был на то, что в случае боя ты поддержишь соклановцев. И будешь убит Мадарой, изматывая его.
Мадара молча дожевал колбаску, подошёл к Хашираме, поднял его на руки, усадив на сгиб локтя и потащил куда-то в сторону.
— У кого ещё пожрать есть? — уточнил он, прежде чем глаза окружающих окончательно приняли круглую форму.
— У меня, — хрипло выдохнул вконец охреневший Хаширама.
— Изуна, ты тоже это видишь?
— Нии-сан… — сокрушённый вздох, как ни странно, всё объяснял.
— Отлично. Предлагаю устроить пикник. Изуна, организуй посуду.
— Хай.
Мадара аккуратно усадил Хашираму на следующей же симпатичной полянке. Усадил, но из рук не выпустил. Вернулся Изуна с водой и стаканчиками из бамбука. Воду подогрели Катоном, заварили душистых трав. Хаширама, продолжая таращиться на происходящее круглыми глазами, все же распечатал свой набор «на пожевать». Тобирама сел рядом, притерся к брату плечом. Скосил глаза:
— Да, это с ними мы воевали.
Хаши не то фыркнул, не то подавился вздохом. Было как-то странно, что отото пришел в себя быстрее него и вообще воспринял выверты Учих спокойнее — но, с другой стороны, это не его ведь на руках только и пронесли, как ребёнка!
А Мадара на этом не остановился, с невозмутимым видом выдав каждому по чашке и бутерброду. Приобнял Хашираму, упираясь подбородком ему на плечо. Прижал к себе Изуну.
— Хорошо…
— Я же говорил, что с Учихами можно…
— Ани-чан, не начинай, — отмахнулся Тобирама, вгрызаясь в бутерброд. — После сегодняшнего среди Учих слухи пойдут, что ты страшнее Мадары.
Лицо Хаширамы приняло обиженное выражение.
— Почему?
Мадара тихонько засмеялся:
— И правда, почему бы это?
— Наказание было справедливым, — насупился еще больше Сенджу. — И весь клан это признал.
— Попробовали бы они возразить.
— Зато уважать станут. И выкаблучиваться перестанут. Где-нибудь на месяц, — философски заключил Мадара. — Минус четыре идиота с каждого клана, разве не прелесть? Ты пей, Хаширама, пей…
— Тех, кому месяц покажется долгим сроком, можно будет водить к этим кустам, — мотнул головой Тобирама. — Эта техника может долго поддерживать жизнь.
— И не мешает вырабатывать чакру, — кивнул Хаширама. — Нужно будет придумать, куда её использовать, всё же они были сильными шиноби.
— Жуткая техника, — задумчиво проговорил Изуна. — И жуткие последствия. Почему было просто не убить? Хоть и мучительно.
— Жаль терять генофонд, — пожал плечами Хаширама. — Они были сильными и талантливыми шиноби.
Тобирама поспешно прикрыл лицо ладонью, пряча смешок. Пришедшая в голову идея была совершенно дикой, но почему-то ей хотелось поделиться:
— А тем, кого нужно будет припугнуть, можно сказать, что это техника инкубатора…
Изуна передёрнулся. Такое… Обезличенное отношение к соклановцам, пусть и предателям, его весьма покоробило. Сначала пытать, отобрав право даже на смерть. Оставить на обозрение мучающиеся тела. А затем так вообще. Даже если это шутка… Всё равно брр! Он не убежал в родное селение закапываться в глубокие убежища только потому, что главный защитник сидел здесь, а без него и окоп не окоп.
— Ветки же мешать будут, — заметил Мадара.
— Но поверят все, — ухмыльнулся Тобирама. — Ани-чан, ты как?
Хаширама вздохнул, накрыл ладонью грудь. Сжал ткань в горсть:
— Больно…
— Отчего? — уточнил Мадара, чуть поглаживая.
— Они были и моими сородичами. А потом исчезли, оставив вместо себя предателей.
— Бывает…
— Мне не было приятно их карать, — Хаширама опустил голову, скрывая лицо за волосами.
Мадара молча потянул его на себя, затаскивая на колени и полноценно обнимая.
— Было бы приятно, я тебя бы уже убивал, а не обнимал, — поведал он.
— И все-таки ты не изменился, — улыбнулся Сенджу уже не через силу. — Помнишь, тогда, у реки?
— Ага. А ты по-прежнему слишком легко расстраиваешься.
— Эй! — Хаширама вскинулся. — И ничего я не расстроен!
Тобирама подпер голову ладонью:
— Они сейчас такие, что мне даже не хочется портить момент.
— А есть чем? — поинтересовался Изуна, жуя бутербродик.
— Сказать гадость большого таланта не нужно, — поделился Сенджу, отпивая глоток чая.
— А, ну, я имел в виду, что тебе есть что сказать осмысленное…
— Сегодня был заговор и попытка убить главу клана, — закатил глаза Тобирама. — Может, конечно, биджу на огонек заглянуть, но отбирать у голодных шиноби бутерброды не рискуют даже биджу.
— Хм… А если они сами голодные?
— Ты бы рискнул? — Сенджу кивнул в сторону Мадары с Хаширамой.
— Ага, — Изуна грустно посмотрел на последний кусочек. — А ещё есть?
— Ну, биджу такими умильными не бывают, так что с ними не поделятся… Ани-чан, у тебя еще что-нибудь есть?
— Только пищевые пилюли, но это не еда, — развел руками Хаширама.
— Жаль, — грустно вздохнул младший Учиха. — А меня кто обнимет?
— А если я добуду ещё еды, что мне будет? — вдруг хитро прищурился Тобирама.
— Я не стану стирать метку твоего Хирайшина рядом с холодильником? — невинно предположил Хаширама.
— Лучше спроси, что будет, если ты не добудешь еды, — вздохнул Изуна.
— А всё-таки? — Тобирама наклонил голову набок и лукаво улыбнулся.
— А чего ты хочешь?
— Чего-нибудь, — улыбка медленно переросла в ухмылку.
— Ну ладно. Чего-нибудь да будет.
Тобирама сложил печати, убывая с тихим хлопком. Хаширама обеспокоенно нахмурился:
— Это же будет что-нибудь хорошее, а не хитровыкрученное гендзюцу?
— Смотря сколько еды он принесёт, — пожал плечами Изуна и задумчиво добавил: — Сытый я обычно добродушный.
Сенджу задумчиво посмотрел на Мадару, решил, что аппетит Изуны вряд ли будет намного больше, а старшего Учиху отото уже успел оценить. И расслабился, плюнув на все несделанные дела.
Всё равно искать его сейчас никто не решится.
Мадара начал неторопливо наглаживать жуткого жутика Сенджу. Просто так. Потому что захотелось. И потому что можно.
Потому что нужно.
А политикой можно заняться и потом.
Хаширама прикрыл глаза, подставляясь под уверенные ладони. Было хорошо, спокойно, и даже саднящее чувство в груди затихло. Сенджу прижался к Мадаре чуть плотнее, открыл глаза:
— Изуна-кун, иди к нам.
Тот послушно придвинулся, обнимая брата со спины.
— И без меня! — возмутился вернувшийся Тобирама. — Вот сейчас все обратно унесу! И съем в одну харю!
— Хаширама… Чего он у тебя такой недолюбленный? — обвиняюще спросил Изуна. — Из него же говно лезет, чуть тронь!
— А ты сам попробуй подойти и обнять, — насупился Хаши.
— Пробовал уже, — погрустнел Учиха, отстраняясь. — Еда?
— Еда, — выставлять какие-то условия Тобирама не рискнул, опасаясь, что теперь, когда вкусняшки в прямом доступе, его просто сметут.
Изуна потянулся к весьма знакомой еде. Затем всё же не удержался, пересел и попытался втиснуться в обнимашки. Хаширама улыбнулся, чуть подвинулся, давая место, и протянул руку брату:
— Ну же, отото.
Тобирама дернул уголком губ, колеблясь.
— Ты же сам только что возмутился, что мы обнимаемся без тебя. Идём к нам.
— Мимими? — состроил бровки домиком Изуна.
Тобирама сделал максимально незаинтересованное лицо и притиснулся к тесному клубку с другого бока. Толкаться с Изуной ему совсем не хотелось, и вообще не оставляло ощущение, что этот Учиха всеми тут нагло манипулирует.
Но, как ни странно, именно он потянулся его первым обнимать. Сенджу коротко глянул исподлобья, но очередного потока воды не устроил. Только немного неуверенно, но все же обнял в ответ.
— Ну, хоть с третьей попытки… — проворчал Изуна, прикрывая глаза.
========== Часть 12 ==========
Поселение Учих было странно, настороженно тихим. Мадара вздохнул, почесался. Пошел выискивать провинившихся. С наказанием Хаширамы он вряд ли сможет соревноваться, даже если нанизает предателей на кол и будет живьём прожаривать на медленном огне. С другой стороны, роль милого и милосердного ему тоже нравилась, хотя и была вот так внезапна.
— Эй, ты! За мной! — скомандовал он дожидающемуся его предателю. — Наказывать буду.
Также он зашёл к той милой леди, что пыталась его отравить, и к тому неудачнику, который случайно их чуть не застрелил. Привел их в зал совещаний. Выдал бумагу. И заставил писать сочинение на тему: «Почему я решил убить Мадару-сама».
Если у заложника по крайней мере было что записать — ну, на основе же чего-то они с Сенджу законтачили, — то вот невезучая отравительница вздыхала, ёрзала, грызла кисточки и всячески страдала. Стрелок же и вовсе вырисовал всего несколько иероглифов, после чего с низким поклоном вручил свиток Мадаре.
Вариант «я не хотел убить Мадару-саму» Учиха забраковал. Чуть усовершенствованное «Я не хотел убить Мадару-саму, оно само» его тоже не устроило. Неудачливый стрелок вздохнул и попытался в третий раз. Тобирама не выдержал, заглянул через плечо. Прыснул. Ну в самом деле, каллиграфически выведенное «Я нечаянно» рядом с двумя лихо перечеркнутыми строчками смотрелось так… По-детски.
— Котичка просто. Хочешь, помогу составить нормальный текст?
— Ну-ну… Я бы посмотрел, как ты это обыграешь, — хмыкнул Мадара, смеривая тяжёлым усталым взглядом двух оставшихся.
Девица попыхтела, вывела «Врагов надо убивать» и с поклоном вручила главе клана.
— Надо, кто спорит, — покачал головой он. — Ну, теперь трудись над сочинением «Как определить, кто враг, а кто — нет». Если скажешь «Всё, что не Учиха — враг», пойдёшь убивать всех свиней, гусей, рыб, бабочек и мух в радиусе ста метров. Да, и бабушку свою не забудь, она ведь не Учиха…
Девушка вспыхнула, поклонилась, отошла. Бабуля у неё и вправду была бесклановой. Новая кровь, удачно легшая на геном, делала её отличной невестой… Но мозг это заменить не смогло.
Тобирама же тем временем от души развлекался. На него снизошло вдохновение, и поэтому объяснительная для Мадары ваялась сразу в двух вариантах — сухим казённым языком и высоким поэтическим стилем. Причем в первой Сенджу заставил излагать все мелочи, произошедшие до злополучного выстрела, начиная от того, что Учиха ел на завтрак, и заканчивая тем, что он подумал, когда порезал палец о слишком туго натянутую тетиву. К моменту, когда Тобирама аналитически вывел момент воздействия на сознание парня неизвестного гендзюцу, подопытный уже тихо мечтал его придушить.
Мадара смотрел на это снисходительно и всё ждал, когда же парень воскликнет: «Ой, бля! На мне же было гендзюцу!» — но, видимо, мечтать о смерти Сенджу было проще, чем думать головой.
И только предатель писал важно, долго, основательно, спеша запечатлеть все свои мысли перед смертью. На его писанину Мадара посмотрел, но ничего корректировать не просил. Пациент использовал столько приемов демагогии, чтобы обелить себя, что становилось ясно, как такое вообще пришло ему в голову… Малец был специалистом сам себя дурить.
После того, как всё было готово, Мадара созвал всех на главную площадь и с удовольствием прочитал сочинения, комментируя их. Кто-то из толпы таки догадался, что неловкий стрелок был под чужим влиянием, и его с миром отпустили на усиленные тренировки и проверки. Вторым шла объяснительная предателя, вызвавшая большой ажиотаж и поначалу даже одобрение. Но Мадара разгромил все аргументы в пух и прах, закончив фразой:
— Можно сколько угодно рассуждать об оскорблении и чести. Это всего лишь слова. Это всего лишь чувства. А люди — наши соклановцы, наша семья — умирают не у нас в головах, а в реальности. И реальность — это единственное, с чем стоит считаться.
Тобирама вздохнул, борясь с желанием умиленно подпереть подбородок ладонями. Ему как исследователю концепция «реальность — мерило истины» была гораздо ближе и понятней всякой мутотени, которой так часто оправдывали собственное невежество. Хоть тех же Учих взять — ну, кто из них толком изучал механизм работы шарингана? Вывели несколько ключевых моментов и теперь суют в очерченные рамки всех. А тех, кто впихиваться не хочет, ещё и утаптывают сверху.