— Я немного изменил конфигурацию джуина. Теперь у тебя есть доступ к моим эмоциям…
— Хм? И зачем? — Учиха от души лизнул шею санина, прислушиваясь к ощущениям от того самого «огонька».
— С-ш-ш… Я просто фанат мозгоёбства.
— О? То есть мы с Кабуто можем сейчас связать тебя лентами, а потом сесть обсуждать теорию… ну, не знаю, развития кеккей генкай в кеккей тотта?
— Я обижусь, развяжусь и отправлю вас на практике выяснять, насколько сильнее бьёт кеккей тотта по сравнению с кеккей генкаем.
— Значит, не такой уж фанат… — язык перебрался на скулу, а свободная рука — под рубашку.
— А вообще, это эталон для развития твоего таланта. Можешь считывать внешние признаки и сразу проверять, правильно ли угадал.
Несколько секунд молчания, только рука, мягко поглаживающая по животу.
— Спасибо. Я оценил, — и Саске откатился чуть в сторону, давая простор вернувшемуся Кабуто с лентами.
— Мы правда его будем связывать? — уточнил Якуши, распаковывая ленту. — А зачем?
— Ты заранее заготовил ленты и теперь спрашиваешь, зачем? — поразился Учиха.
— Нет, ленты были на складе.
— Интересно, кто их туда заготовил… Связывать будем для удовольствия… — последнее слово Саске перекатил во рту, словно сладкий леденец.
— Не понимаю, как ты собрался получать удовольствие, но ладно… Эм. Тут какие-то коробочки лежат…
— Да, посмотрите, это вам, — согласился Змей.
— Почему только я, сенсею тоже понравится… — Учиха потянулся к той коробочке, которую посчитал своей.
Вообще-то, они были одинаковыми, но было интересно даже не сколько угадать, сколько отследить по реакции Орочимару, которая кому. Вытянуть ладонь, задержать над одной… перевести к другой. Подумать немного и уверено взять ту, которая предназначалась ему. Взвесить на ладони, обвести кончиками пальцев рисунок на крышке.
Открыть.
В коробочке был браслет. Простая толстая проволока из чернёного металла заворачивалась в середине замысловатым узлом, похожим… похожим на тройной символ бесконечности. Просто узелок. Просто металл. Просто застёжка. Никаких засечек, никакой чакры.
Кабуто вытащил из другой коробочки браслет такой же модели, только чуть побольше по размеру и из серебра.
— Это… это то, о чём мы говорили?
— И когда успел только… — Саске почти зачарованно провел пальцами по металлу. — Этот символ что-то означает?
— Да, определённо. Все символы что-то означают, — Орочимару встал, чтобы с более близкого расстояния рассмотреть все эмоции.
— Вечность, вечная жизнь, бесконечность. Три бесконечности, если быть точнее, — проговорил Кабуто бесцветным тоном.
— Тебе не нравится? — обернулся Саске.
— Я… не могу сказать. Орочимару-сама, а вы уверены, то этот браслет для меня?
— Да, уверен. И размер твой, и металл. Если так коротит мозг, воспринимай это просто замысловатой полоской металла, — проговорил Змей, поцеловав его в макушку.
— И под цвет волос подходит, — Учиха справился с застежкой, очень девичьим жестом вытянул руку, разглядывая браслет. Покрутил запястьем, убеждаясь, что тот не мешает свободе движений и складыванию печатей. Мысленно отметил себе, что массивные варианты брать не стоит. — Спасибо. Мне нравится.
Кабуто немного повозился с застёжкой. Но действительно, не отказываться же. Даже если он уверен, что это какая-то глупая ошибка… хотя Орочимару-сама не ошибается. Но всё равно. Три бесконечности на его руке слились. Этого не может быть.
Тихий вздох Змея, и Саске почувствовал тонкую, трепетную и болезненную нежность на краю сознания. Почувствовал — и сам едва удержал ровный ритм дыхания. Потому что это было так… хрупко, так непривычно и странно.
Потому что все было не зря.
Учиха опустил взгляд на свой браслет, снова коснулся металла. Желание? Уверенность? Обещание?
Нежность. Забавно, что Кабуто досталось мягкое серебро, а ему самому — что-то, сильно похожее на оружейную сталь. Черненый металл кунаев и сюрикенов, чтобы не отблескивали в ночи, выдавая хозяина…
— Кабуто. Иди к нам.
Тот поднял голову и послушно подошёл.
— Извините… мне не по себе.
— Ничего страшного, — ласковое движение по волосам. Затем Змей нагнулся к виску, принюхался. — Так, нет, никакого связывания, хрюшки. Сначала отмываться.
— Я купался! — искренне возмутился Учиха.
— Конечно, Орочимару-сама, иду, — отозвался Якуши, направляясь в сторону ванны. — Скоро буду.
Змей вздохнул, глядя ему вслед.
— Надо было просто полоску металла взять. Всё-таки я слишком перфекционист.
— Пусть привыкает, — не согласился Саске. — Его в любом случае факт подарка бы удивил.
— Надеюсь, он придёт в норму. Как трупы перекладывать, так у него всё в порядке. А как подарок принимать, так у него ступор. Привычки, — Орочимару вздохнул, разделся и лег в тёпленькую, нагретую кроватку. — Кстати, у нас на базе теперь есть десять литров аромамасел.
— Их предполагается нюхать, использовать для купания или для газовой атаки? — поинтересовался Учиха, не спеша следовать его примеру. Как-то вдруг разобрало сомнение, а не зависнет ли Кабуто в купальне, таращась в одну точку.
— Там примерно половину не слили в одну канистру, так что да, для массажа, ванн и прочих удовольствий всё-таки что-то использовать можно.
— Всё готово, Орочимару-сама, — Кабуто вернулся шустро, вкусно пахнущий и такой же потерянный.
— Иди ко мне, — позвал Змей.
Якуши послушно шагнул вперёд, уселся на кровать. И вздрогнул от того, как ласково зарылись во влажные волосы руки Орочимару. Змей спокойно достал из тумбочки гребень и начал расчёсывать, а Кабуто не знал, что ему делать, куда девать руки и вообще, не лучше ли воспротивиться?.. Он этого не заслужил, он не должен так сидеть и наслаждаться… Не должен!..
— Расслабься, — попросил Орочимару ему на ушко.
— Так кого из вас связывать? — спросил Саске с прищуром, намотав ленту между рук и проверяя её на прочность.
Орочимару в последний раз провёл гребнем по волосам Кабуто, прижался губами к его шее. Он сейчас был как куколка — чистенький, длинноволосый, послушный. О да, он был тем ещё засранцем, гадостность его характера не подлежала сомнению… но только не с ним. Кабуто слишком сильно уважал его, почти боготворил, настолько сильно, что не мог ехидничать… особенно в таком положении.
Змею не нравилось, когда перед ним пресмыкаются, но Кабуто действительно было тяжело преодолеть себя. Каждый раз заново преодолевать себя.
— Хм… Боюсь, для Кабуто это было бы пыткой. А для меня — наслаждением. Но сейчас он требует больше внимания…
— Неправда! Всё для вас, Орочимару-сама!
— Вот именно. Всё для меня, всё для меня… а откуда мне знать, реально ли ты всего этого хочешь или просто пытаешься угодить?
— Орочимару-сама!
— Это не праздный вопрос, — шепнул ему на ушко Змей. — Насколько я помню, ты больше залипал на Саске… и именно он уговорил тебя. Может, ты не согласен… со всеми условиями?..
— Э-э-э… — дружно протянули ученики, переглядываясь.
— Орочимару-сама, вы что, ревнуете? — осторожно поинтересовался Кабуто, поворачивая голову.
— А что, у меня нет повода?
Якуши замер, пытаясь осознать мысль о том, что Орочимару-сама может ревновать. Да ещё к кому! К Учихе! Тот, конечно, красивая зараза, которая даже мёртвого возбудит, но мозгов ему это не прибавляет, даже наоборот.
— Э-э-э… нет?
— А почему тогда ты каждый раз жмёшься, как неродной, м, Кабуто?.. — спросил Змей, прижимаясь к нему со спины и чуть покачивая. — Будто отвращение перебарываешь.
— Я не!.. — Кабуто возмутился. Сама мысль, что ему может быть отвратителен Орочимару-сама, была абсурдна и нелепа.
— Это абсолютно нормально. У людей бывают вкусы. И какую бы ты симпатию не испытывал к определённому человеку, если у тебя на него не стоит — с этим ничего не поделаешь.
Саске молчал, всё ещё переваривая мысль о том, что, по мнению Орочимару, Кабуто мог повестись на него. Что за муха укусила сенсея? Сравнивать их, да ещё в глазах Кабуто… у Учихи просто не было шансов.
Кабуто опустил голову. Конечно, то, что сейчас предполагал Орочимару-сама, было глупостью, но всё же проницательности Змею было не занимать. Он чувствовал, что что-то не так, и исследовал, строил гипотезы, проверял их, не боясь ошибиться.
— Дело не в Саске, — пробормотал Якуши, ещё больше сжимаясь в комок. — Дело во мне.
— В каком именно смысле?
— Я не достоин вас, Орочимару-сама.
— А Саске достоин?
— Эту фразу можно воспринимать двояко. Да, я достоин Саске. Я старше, сильнее и умелее, уж прости за откровенность, Учиха. Саске достоин вас. Он красив, породист и умеет доставлять вам удовольствие, Орочимару-сама.
— А достроить логическую цепочку в обратную сторону смелости не хватило? — поинтересовался Учиха. — Если ты достоин кого-то — значит, этот кто-то достоин тебя…
Помолчать, сомневаясь, стоит ли озвучивать следующую фразу.
— Так как, сенсей тебя достоин, а, Кабуто?
— Чо? — только и смог выдавить Якуши.
Орочимару негромко засмеялся. Ход мыслей Саске ему понравился.
— И правда, Кабуто, достоин ли я тебя?.. Медика — что редкость в наше время, боевого медика — что ещё большая редкость?.. Боевого медика-шпиона? Потрясающе верного человека, который готовит самые вкусные сашими во всей вселенной? Тут надо ещё подумать…
— Орочимару-сама! Я ничего такого не делаю!
— Для тебя твои качества кажутся чем-то само собой разумеющимися, и это нормально. Но для тех, кто ими не обладает, они являются очень крутыми и ценными. Например, я готовлю неплохо, но без души. На шпионские миссии, особенно затяжные, меня лучше не посылать, мне будет слишком скучно, и я всё запорю. Та же проблема с ирьёндзюцу.
— В смысле? — Кабуто аж обернулся. — Вы же прекрасный медик!
— А ты никогда не задумывался, почему всю работу на этом поприще я спихивал на тебя?
— Ну… у вас есть дела и поинтереснее, Орочимару-сама!
— Вот именно. А когда мне становится скучно лечить, я пришиваю пациенту что-нибудь интересное.
— Например, хвост? — неожиданно заинтересовался Саске. — Или проклятую печать?
— Можно хвост, можно второе сердце или третье лёгкое. Однажды прирастил вторую печень, добился усиления устойчивости к ядам на пятьдесят процентов, но пациент со временем спился. Проклятая печать — да, но это уже в плане приращивания кусков чужой кейракукей. Попытки прирастить чужой геном тоже часто встречались на моей практике… иногда даже успешно. А вот просто лечить я не способен. Возможно, если бы пациент и так казался бы мне идеальным… но все знают, что совершенства не существует.
— То есть как медик… я лучше вас? Да быть такого не может!
— Смотря что считать критерием. Ты способен просто вылечить, я — нет. Значит, ты лучше действуешь как медик. Всё просто. А уж достоин ли тебя наш маленький Учиха, который только-только начинает развивать свой талант…
Саске хмыкнул и с удовольствием потянулся:
— Зато у меня заёбов меньше всех.
Кабуто поджал ноги к груди. Его мир рушился, и сознание уходило в отрицание. Пусть его картина мира в этом месте не соответствовала реальности, но эта была ЕГО картина мира, и он собирался её защищать.
Орочимару демонически расхохотался:
— И-та-чи!
— Мощный заёб, но всего один, — с достоинством ответил Учиха.
— За что тебя и любим, засранца такого. Иди сюда, существо без комплексов!
Саске перекатился по кровати, приластился к санину, потянул Якуши за пояс юкаты.
— Ка-абуто.
— Да?.. — робко-робко, почти испуганно.
А Орочимару, наоборот, сразу бросило в жар. Всё-таки умел Саске быть соблазнительной заразой и, главное, ассимилировать опыт на этом поприще. Это Кабуто каждый раз заново требовалось соблазнять, а вот Учиха… сам кого хочешь соблазнит.
Прижаться губами к его шее, огладить бока… вкусно пахнущий, живой, податливый, юный-юный и такой жизнелюбивый. Сам так не тащишься, как заражаешься чужим удовольствием.
— Кабуто, секунду назад я точно также обнимал тебя, — мурлыкнул Змей. — Но ты замирал и игнорировал, считая, что я ошибаюсь, даря тебе эту ласку… почему сейчас в твоём взгляде читается ревность?
— Я не…
— Я не собираюсь перекраивать тебя под себя, но, пожалуйста, будь последовательным. Либо у тебя есть право наслаждаться, либо ты недостоин наслаждаться, но тогда недостоин и ревновать.
Якуши вспыхнул.
— Но никто не заставляет тебя выбирать второй вариант. Наоборот, мы оба были бы рады, если бы ты выбрал первый. Даже пусть ревность… но с полным правом и самоотдачей.
— А к чему ревнуешь ты? — Саске вывернул голову, чтобы заглянуть Змею в глаза. — Уж тебя-то сложно заподозрить в комплексе неполноценности.
— Хм. А интересный вопрос…
— Ревнует? — недоумённо нахмурился Якуши.
— Наверное, меня беспокоит, что Кабуто согласился просто потому, что не умеет говорить мне «нет», но сам того на самом деле не хочет. Меня беспокоит твоя молодость, Саске… Я помню, как в этом возрасте жаждалось экспериментов, — выдохом, на ушко, чуть прикусывая мочку.
— М… я привык получать лучшее, — Учиха прогнулся. — Лучшее оружие… лучших учителей…
Перекатиться, утягивая-таки Кабуто на кровать.
— …лучших любовников.
Огонёк на краю сознания вспыхнул желанием, и Саске вдруг осознал, что Орочимару уже очень долгое время удерживал его на краю сознания, так долго, что отпустить его было почти страшно. Желание, от которого подрагивает всё нутро и чуть закладывает уши… Кто бы мог подумать, что холоднокровный Змей такой темпераментный?.. А тот, преодолевая себя, прижался, покусывая плечо, прижимая к себе, оглаживая податливое тело. Мало-мало…
— Сенсе-ей, — протяжно, будто оглаживая слово языком еще во рту. — А если не осторожничать?
— Вряд ли тебе это понравится.
— Теории без эмпирической проверки? — выразительно выгнутая бровь.
— Сам напросился. Если что, у нас есть отличный медик. Да и отбиваться ты не постесняешься.
«Главное, чтобы Итачи крепко заперся, — мысленно отметил Орочимару. — А то ведь может и возмутиться на такое обращение».
Вдох, выдох… решиться, отпустить себя. Развязать пояс — Учиха имел обыкновение спать либо в форме, либо совсем голым, — стянуть рубашку. Крепко укусить за плечо, будто мстя Саске за потерянное самообладание, а следом — втянуть нежную кожу, снова чуть прикусывая. Стянуть штаны, вжать крепко в кровать своим телом. Укус, ещё укус, удержать руки за запястья, сжимая чуть ли не до синяков.
Смазка, войти — быстро, резко, пользуясь возможностями уже натренированного тела. Укусить за загривок, с рычанием, наслаждаясь охом. Вбивать в матрац — не с гневом или желанием обладать, в стремлении поглотить, слиться… Насладиться.
А Учиха наслаждался тоже. Он и сам по себе не мог пожаловаться на холодность темперамента, а теперь, когда накатывали ещё и отголоски желания Орочимару, которые назвать слабыми было нельзя… Окончательно занырнуть в водоворот эмоций мешало только одно.
— Ка-абуто… Свяжешь?
— Т-тебя?
— Ну не сенсея же, — Саске выразительно кивнул на ленту.
Кабуто лихорадочно облизнул губы и взял ленту. Орочимару рывком приподнял Учиху, чтобы было удобнее. Чёрный шёлк охотно ложился на кожу, сматывая руки вместе, прижимая их к груди, фиксируя их в беспомощном жесте. Связав руки, Кабуто поцеловал его нежно, почти целомудренно, прохладными влажными губами, что резало по контрасту с пылающим Змеем. Осторожные, нежные ласки по груди, животу, и лента переходит к ногам, фиксируя их в согнутом положении.
— Связать и выебать… — сквозь толчки проговорил Орочимару. — Какая хорошая идея.
Кабуто скромно на него посмотрел и насадился ртом на стоящий, красный, сочащийся смазкой член. Учиха застонал в голос, запрокидывая голову, вздрагивая, резко втянул воздух. Продолжать и дальше провоцировать? Какое там. Тут бы… дышать… не забыть… Почти беспомощный, без толковой точки опоры, держащийся на весу… Толчки, заставляющие приподниматься и толкаться в разгорячённый, нежный рот.