А бока царапали ногти, то ли отрезвляя, то ли ещё больше запутывая ощущения. Прикушенное ухо — Орочимару вообще не был способен держать свой рот на замке — и жажда. Огромная, горячая, всепоглощающая.
Похоть. Сплетение эмоций и физических ощущений. Безумно хотелось кончить — и насладиться каждым мгновением ритма толчков. Перехватить инициативу — и подчиниться чужой воле. Наслаждаться чувством наполненности и ощущением того, как тебя жаждут.
И ленты — кто бы мог подумать, что всего лишь полоски шелка могут настолько обострить все ощущения? Саске даже не пытался контролировать свои реакции, позволяя глазам закатываться, стонам — рваться с губ, а телу — трепетать и наслаждаться.
И вот это Орочимару пытался удержать в себе?!
========== Взаимодействия ==========
Два часа… Искусанные, наглаженные, затраханные, они лежали. Кабуто украдкой любовался расслабленным лицом Орочимару-самы… ну, точнее, жутковатого гибрида Итачи и Орочимару — тело Учихи оказалось очень устойчиво к трансформации и, несмотря на прошедшее время, всё ещё сопротивлялось. Самое забавное было с глазами — казалось бы, шаринганы должны были быть самыми устойчивыми к изменениям, но они охотно приняли вытянутый зрачок, а цвет глаз вообще менялся в зависимости от времени суток.
Но всё же… Расслабленный, ластящийся Орочимару-сама… Орочимару-сама, которого можно гладить… которого можно даже покусать… Которого можно расчесать и которому можно даже заплести косичку… Непередаваемо!
А ещё вот так погладить… размять спинку — бледную, изящную, аристократичную, — окончательно расслабляя и приводя в состояние желе.
— Аккуратнее, а то разбудишь, — хмыкнул лежащий рядом Саске.
— М? — Кабуто перевёл взгляд на него.
Если бы кто-то увидел Учиху сейчас, но не зная предыстории, то подумал бы, что тот вышел из тяжёлого боя со множеством потерь. Синяки, следы лент на нежной коже, ссадины от трения об ткань, распухшие обкусанные губы, сведённые судорогой мышцы.
Да уж, в таком состоянии продолжения точно не захочется.
Кабуто осторожно взял его за руку, бережно разминая бледные пальчики. Усилие, которое требовалось, чтобы не вырываться, создало заметное напряжение в области запястья. Да и вообще… Якуши прижался губами к ладони. Насколько Орочимару нравилось кусаться и ставить засосы, настолько Кабуто нравилось лечить. Можно прямо в процессе, а можно после. Смотреть, как исчерченная кожа снова становится девственно чистой… разминать сведённые удовольствием мышцы… простыми, медленными движения превращая шиноби в мягкую глину…
Наступала вторая фаза, в которой властвовал Кабуто.
Кабуто, который принесёт воды, чтобы смочить пересохшее горло. Кабуто, который расчешет волосы и соберёт их в крепкую косу, чтобы они не мешались и не торчали вороньим гнездом. Кабуто, который подсунет подушечку, нежно погладит, укутает, когда надо, окружит заботой… Заботой, которая как глоток свежего воздуха после приступа страсти.
И даже почти не жалко меток, которыми можно было бы как бы невзначай хвастаться — когда их ТАК убирают.
А массаж плавно и нежно переходил в такой же плавный и нежный секс, в котором не нужно напрягаться, не нужно рычать и хватать воздух зубами, в котором волны удовольствия накатывают словно сами собой и захватывают с головой… От кончиков пальцев до самой макушки — очищение, обновление, нега…
Саске наблюдал, как Орочимару совершенно спокойно и с удовольствием отдавался Кабуто, и мысленно сделал себе пометку напомнить об этом, когда Якуши в очередной раз замкнёт. Ишь, чего удумал, что только Саске приносит ему удовольствие! Да такой послушной змейки Учихе ни разу не удавалось из сенсея сделать!..
…ну, или только послушному провокациям, но не прямо рукам.
— Забавно, как личность влияет на все действия человека, — проговорил Орочимару чуть позже, с удовольствием наглаживая их обоих в ленивой истоме. — Саске у нас воин, всегда стремящийся быть самым лучшим и всегда действующий с полной самоотдачей. Кабуто, несмотря ни на что, медик до мозга костей. Вылечить, напоить, накормить, привести в наилучшее возможное состояние… Поэтому и активация так разнится — Саске определённого повода не надо, хватит и просто желания подраться или потрахаться, а там спровоцировать недолго, — нежный поцелуй в тёмную макушку. — Кабуто же чувствует себя ненужным, если нет раны, которую нужно лечить… Будем иметь это в виду и обращаться уже с конкретными жалобами.
Кабуто хмыкнул.
— Недотрах, между прочим, является причиной множества заболеваний, — с умным видом кивнул Учиха.
— Каких это, например? — заинтересовался Змей.
— Ханжества, агрессивности, озабоченности, нервности, депрессии… А всё это порождает травмы различной степени тяжести при столкновении с окружающими.
Орочимару негромко рассмеялся.
— А что у вас, сенсей? — Учиха чуть приподнялся. — Какая модель проявляется у вас?..
— Исследователь. Очень тяжело расслабиться и отдаться эмоциям, всё время вылазит привычка всё контролировать и анализировать. Времени жалко, всё кажется, что я бы мог его лучше потратить… На исследования, к примеру. С другой стороны, исследования не всегда могут принести нужное удовольствие, чем не хороший запасной вариант?..
— В смысле?.. — Якуши тоже приподнял голову.
— Мы же все наркоманы, Кабуто. Наше собственное тело выделяет гормоны, которые и приносят нам удовольствие. Когда это удовольствие есть — жить хорошо и приятно, когда этого удовольствия нет — хочется удавиться и сдохнуть. Удовольствие может быть совершенно разным, основанным на разных действиях и подкрепляемых разными гормонами. Например, видеть результат уборки очень приятно мозгу — так он лучше помнит, где расположены все вещи, лучше контролирует обстановку. Более того, симметрично расположенные вещи мозг запоминает проще, чем асимметрично, так что влияет не только порядок, но и красота. Беспорядок, наоборот, вызывает чувство смутного беспокойства и перегруза сознания. Мозг, конечно, пытается вспомнить, где что лежит, но это слишком сложно…
Саске хмыкнул, укладываясь обратно.
— Если ты, конечно, не сфотографировал шаринганом обстановку, — поправился Змей. — Да и то, даже владельцы шарингана не любят разбрасывать мозговые ресурсы на такую мелочь, как порядок в доме. Проще потратить время на уборку, чем постоянно помнить, где что лежит.
— Это ты по себе судишь? — ехидно спросил Учиха.
— Да. И по твоей обуви, которую ты ставишь ровно на трети длины кровати. Да и Итачи как-то заставил Кисаме перемотать бинты на Самехаде, потому что, видите ли, они были не симметричны. В общем, любое действие, помогающее снизить нагрузку на мозг, вызывает удовольствие. Но мошеннические способы тут не помогут, нельзя просто забыть и отвлечься, в мозгу эта задача, этот ворох информации останется. И тут либо ты в ней разбираешься, упорядочиваешь, находишь общие закономерности, тем самым обобщая ворох данных в одну схему, и получаешь удовольствие; либо остаёшься с этим ворохом наедине, он грузит твой мозг и, наоборот, вызывает ощущение мучения, тяжести, стресса и, возможно, даже боли. Быть умным — это приятно.
Кабуто хмыкнул.
— Ещё приятно побеждать, — продолжал Змей. — Приятно чувствовать себя сильным, смелым, что-то умеющим, могущим что-то изменить. А так как наш мозг всё познаёт в сравнении, это всегда будет сильнее других, смелее других, умелее других. Побеждать, что-то делать, получать видимый результат — это приятно. И чем сильнее ты напрягся, тем больше удовольствия приносит конечный результат. От этого чувства зависимы многие шиноби, раз за разом ища себе всё нового достойного противника. Но может быть и другая вариация, когда качество заменяется количеством, и радость от множества побитых гражданских затмевает радость победы над достойным противником.
— Это моё удовольствие? — уточнил Саске, что-то обдумывая.
— Да, одно из твоих. Люди, конечно, предпочитают какой-то один способ получить удовольствия, так как просто жизни не хватит удовлетворить себя по всем фронтам, но обычно есть ещё добавочное удовольствие, которое активируется в случае недостачи основного. Есть ещё определённое удовольствие от социальных связей, от дружбы, доверия. От защиты своих и возможности быть защищённым. От принадлежности к определённой группе. Когда знаешь, что ты не один, когда твои действия кому-то нужны, когда приносят пользу…
Кабуто кротко вздохнул.
— Это всё инстинкты, удовлетворив которые, мы сами получаем удовольствие. Исследовательский, доминантный и социальный инстинкты, если обозвать их для краткости. Есть действия, которые удовлетворяют сразу два инстинкта — например, тактики боя, которые подразумевают манипулирование противником. Это одновременно и победа, и победа разума. Результат познания. Секс — это одновременно и социальное взаимодействие, и получение чисто физического удовольствия после напряжения — что является активатором инстинкта доминирования. Победить врага и защитить свою землю — тоже социально-доминантная комбинация инстинктов.
— А социально-исследовательская?.. — уточнил Якуши.
— Это создавать что-то новое, полезное для окружающих, — Орочимару вздохнул. — Это хорошо работает с музыкой, книгами… а вот пользу исследований часто недооценивают. Наоборот, чаще утверждают, что это не надо, не надо ничего нового, и так все хорошо жили… Редкое удовольствие, скажем так. В идеале все три инстинкта должны быть удовлетворены, но это, мягко говоря, сложно… Чаще у людей вообще не остаётся никакого удовольствия от жизни.
***Однако не всегда привычка всё разбирать по косточкам бывает плоха. Пока Кабуто разминал его мышцы с медчакрой, Орочимару заметил, что его нынешнее тело жрёт эту медчакру, как не в себя. Что странно, ведь никаких явных повреждений у Учихи не было — зрение уже направили, пневмонию вылечили, массу тела до здоровой подняли. То есть никаких поводов жрать медчакру у организма не было.
Но организм её потреблял в неприличных количествах. Самому Орочимару удавалось вызвать Шосен лишь секунд на десять, дальше техника просто съедалась телом. Теория противоречила фактам, а значит, где-то теория неверна, и Итачи ещё нужно что-то лечить.
Поэтому Змей решил поставить себе печать регенерации.
Вообще, печать, которая лечила бы шиноби сама, без участия ирьёнина, была тем ещё бредом. Позволить себе её могли разве что Узумаки, джинчурики или другие шиноби, сравнимые с ними по объёмам чакры. Только знаете, в чём прикол? Достигая таких объёмов, чакра начинала сама идти на регенерацию, безо всякого фуин.
Орочимару уже думал над этим, когда создавал Проклятую печать. Так же как джуин преобразовывал чакру носителя так, чтобы она могла впитывать частички сенчакры, можно было сделать так, чтобы печать преобразовывала чакру носителя в ирьён. Но без направляющей руки медика медчакра бы расходовалась слишком нерационально, что требовало бы увеличивать её количество опять-таки до объёмов джинчурики. Сенчакра с регенерацией справлялась и безо всяких надстроек.
Но сейчас ситуация была другая. Медчакра требовалась в больших количествах, но ненаправленно и не в бою. А значит, создание подобной печати было оправдано. Примерно на десять процентов от личного очага Орочимару должно было быть достаточно…
По предварительным расчётам. Однако получилось, что организм так рьяно съедал медчакру, что он сожрал саму печать, оставив лишь пару бесполезных в одиночку элементов. Змей похмыкал и пошёл ставить себе печать накопительного типа, задействовав Карин как медика, обладающего наибольшим резервом.
Девушка безумно обрадовалась возможности помочь Орочимару-сама лично, а после трёх сеансов, выпивших её почти досуха, стала радоваться ещё больше. Неисповедимая женская логика. Но в конце концов Змею всё-таки удалось добиться минимального равновесия, чтобы иметь возможность самому использовать медицинские техники.
— Ты не расстраивайся, — заявил Орочимару Итачи во время их внутреннего чаепития. — Такое постоянно происходит. С каждым телом возникали какие-либо проблемы, если, конечно, это был не насильный захват с полной переработкой под себя.
— Проблемное у тебя бессмертие, — нейтрально повторил свой давний тезис старший Учиха.
— А у тебя додзюцу проблемное. И что, отказываться, что ли?.. Кроме того, мне безумно интересно, на что же всё-таки тратится эта медчакра. Возможно, она лечит какие-то микроповреждения от достаточно ядовитого Сусаноо?
— Сусаноо не ядовит, — вяло возразил Итачи.
— Ага, то-то от него ощущения такие приятные, — соглашался Змей.
Вытащить Итачи на взаимодействие с каждым днём становилось всё сложнее. Орочимару даже устраивал ежедневные чаепития, при котором они могли обговорить ежедневные новости, но Учиха в разговоре участвовал мало. Пил чай — да. Сидел на берегу озера — да.
И молчал.
Единственное, что его как-то шевелило, это тренировки Саске. И то, он большую часть времени наблюдал, потому что уроки изменили своё направление.
— Выучить приёмы и техники — это даже не полдела, это десять процентов, — говорил Змей с мягкой улыбочкой. — Они будут только мешать, если ты не умеешь ими пользоваться в бою. Чем больше приёмов знает неопытный воин, тем больше вероятность, что он проиграет, запутавшись в них.
— Чем больше техник, тем дольше человек выбирает, я понял, — кивнул Саске. — И поэтому в Академии крутым техникам не учат.
— Вообще-то, базовые техники Академии очень, как ты выражаешься, круты. Но даже самый крутой меч в руках неумехи будет выглядеть жалко. Можно иметь самый лучший меч. Самую лучшую технику. Самый лучший геном. И просто не знать, куда бить.
Саске поджал губы, вспомнив встречу с Итачи в отеле. Геном, техника и полное неумение совладать с собой.
— Допустим, я об этом догадывался. И?
— Есть такое негласное понятие, как сознательное равновесие. Это состояние, в котором ты действуешь максимально эффективно. И оно вовсе не заключается в том, чтобы быть сдержанным и хладнокровным, как ни парадоксально. Разумеется, разум лучше работает, когда он чист и безмятежен, но есть ещё инстинкты, которые принимают решения гораздо быстрее разума, и чакра, которая от эмоционального возбуждения только увеличивается. Каждому шиноби нужно подобрать свой баланс разумности и эмоциональности, чтобы действовать максимально эффективно.
— Но я думал, сдержанность…
— А я разве веду себя сдержанно?.. Вопреки распространённому мнению, эмоции в бою не мешают. Более того, без эмоций человек бы и не стал драться. Нужно только подобрать такой баланс, чтобы разум был с чувствами заодно. Это, скажем так, уровень чунина, хорошего профессионала. Уровень джонина — это когда твоё спокойствие является дестабилизирующим фактором для противника.
— Например, твой любимый внезапный лизь? — скептически поднял бровь Саске.
— Да, именно. Об этой теории редко рассказывают, чаще шиноби доходят до этого сами. Проблема в том, что пока ты не обретёшь своё равновесие, ты не сможешь сбить с равновесия противника. Но заставь противника бороться с собой, и победа будет в твоих руках.
— Эм… Навык пудрить мозги очень хорошо развит у Наруто…
— Джинчурики девятихвостого? Вполне может быть, хотя я и не заметил. Никто и не говорил, что эти способности обязаны развиваться последовательно. Лучше, когда они развиваются последовательно, но это бывает не всегда.
— Я-а-асно…
— А у тебя, Саске-ку-у-ун, — Змей улыбнулся хитро-хитро, прищурив глаза от удовольствия. — Эти способности будут развиваться параллельно. Учитывая твой талант, чем больше у тебя окажется ниточек контроля над противником, тем увереннее ты себя будешь чувствовать. Так что я подготовил тебе десяток интересных противников. Твоя задача — победить их не техниками, а заставить потерять всякое самообладание.
Учиха вздохнул. Идея выглядела интересной, но ему очень хотелось надеяться, что среди его противников не будет куноичи.
Или хотя бы не будет куноичи, помешанных на его персоне.
***
Тренировка длилась больше обычного, почти целый час вместо десяти минут. Обычно Саске разделывался с противниками гораздо быстрее, но сейчас у него были связаны руки — не в буквальном смысле, но меч действительно лежал рядом с Орочимару, а Учиха старался действовать только разговорами. Змей, конечно, старался смотреть со всей нейтральностью сенсея, но всё равно невольно залюбовался, когда Саске начал аж проявлять собственные эмоции, чтобы быстрее достигнуть чувствительной точки противника. А улыбающийся Учиха — это зрелище, мягко говоря, достойное звания отдельной техники.