Александр Юрьевич Семёнов
Часть 1
Алёна
Глава первая
Как всё начиналось
1
Время давно перевалило за полночь. Дом повернулся к тёмному лесу, вздремнул, умылся дождевой водой и нехотя протирал глаза. Рассеянный свет наполнял комнату, и Алёна уже не надеялась уснуть. Она то и дело ворочалась, вздыхала и бросала недобрые взгляды на три гитары, висевшие над диваном.
Гитары представлялись ей живыми – всегда, сколько бы Алёна их ни видела. Вот и теперь её дыхание, назойливый звон комара, редкие взвизги сигнализации во дворе – любой звук отзывался резонансом чутких корпусов. Едва уловимое гудение передавалось от одного инструмента к другому, произвольно нарастало и стихало…
Алёна была почти уверена, что гитары шепчутся между собой и перемигиваются, указывая на неё дрожащими концами струн.
«Куда ей в поход! – басом говорила самая старшая и важная, из тёмного палисандра. – Вы только поглядите на неё: ишь развалилась, барыня! Сидела бы дома!»
Гитара-дочка – эстрадная, с узеньким грифом и вырезом в корпусе под левую руку, похожим на месяц, – была настроена снисходительно. «Ничего, – тихо звенела она, – все мы когда-то были заготовками…»
«А я посмотрю на неё поближе, – обещала служанка, фабричная гитара, уделом которой было сопровождать господина в путешествиях. – В одной палатке будем жить. Потом и расскажу, что это за штучка».
Господин не догадывался о ехидных разговорах, его рука покоилась под головой Алёны, дыхание было ровным, неслышным. Грудная клетка – огромная, в полтора обхвата – неподвижна, только впалый живот едва заметно колышется. Лицо серьёзное, даже строгое: он и во сне предвкушает.
«Счастливый… – Алёна слегка надавила подбородком на его плечо; Андрей не шелохнулся. – Столько ждал своего похода, рассказывал о нём, работал. Целый год готовился к двум неделям на берегу Ладоги. Вот едет, встретит друзей… Кажется, и я уже всех знаю, а всё равно не по себе. Да помолчите же вы!..»
Алёна вытянула ногу, коснулась напряжённых струн. Походная гитара дерзко звякнула. Алёна быстро взглянула на Андрея: он поднял свободную руку так, словно хотел не взять, а погладить аккорд, на мгновение открыл глаза и повернулся на бок. Скрипнули пружины…
«Ну и чёрт с тобой, – решила Алёна и показала служанке язык. – На берегу посчитаемся».
2
Андрей не раз говорил ей, что три последних года, как бы ни складывались дела, он старается закончить работу под конец июля и с рюкзаком, гитарой и ведром для ягод уехать на берег Ладожского озера, в одну и ту же, раз и навсегда избранную туристами бухту. Первый раз он оказался там случайно: помог знакомым ребятам довезти вещи, – и с того перламутрового дня, с первой горсти черники, с первой ложки гречневой каши из закопчённого котла не представлял себе лета без Ладоги. «Поедем со мной, Алёнка! Не пожалеешь!» – она так часто это слышала, что согласилась: ладно, поедем. А может, не стоило?… На Ладоге Андрей забывает городскую жизнь. Там можно никуда не спешить, купаться в чистой воде, собирать лесные дары, петь у костра задумчивые и хулиганские песни.
Там его ждут друзья – это важнее всего. А вот Алёну – ждут ли? его друзья… Будут ей рады? Что-то она сомневается, и в этом вся беда.
Алёна соскочила с дивана, босиком, в одних трусиках, подошла к окну, приложила лоб к холодному стеклу. Туман: не видны деревья, гаражи, дом напротив. Туманное утро в Питере обещает ясный день, эту примету Алёна хорошо знала. Выходит, и природа с Андреем заодно: всю неделю были дожди, даже грозы случались, а в субботу выйдет солнце.
Алёна включила компьютер, открыла папку под названием «Родная Ладога»: в ней хранились фотографии бухты, где Андрей ставит палатку, и его друзей – с ними Алёна сегодня познакомится. Она просматривала снимок за снимком и вспоминала мифологию ладожского берега. Вот душа летней компании – миниатюрная, остролицая, одетая в камуфляжные штаны и майку Наташа Синицына, и рядом два её мужа: нынешний и бывший, Виталий и Лёня. И две её собаки: крупная, наполовину седая овчарка и рыжий пушистый щенок.
Андрей рассказывал, как сонная Джеки два лета назад провалилась между платформой и вагоном электрички, не успев даже гавкнуть. Худой Виталий Синицын или попросту Витамин нырнул следом и вывел собаку из-под вагона: она, кажется, и не поняла, что с ней приключилось. Наташа кричала машинисту: «Стой!» – а голосом она может кепки с голов срывать, – Андрей же дёрнул стоп-кран и отгонял от него любопытных, делая страшное лицо. Когда показывал его Алене, она говорила: нет, ты слишком добрый, такая гримаса тебе не идёт.
– Это лицо очень смешное на твоей голове, – сказала она.
– Вот если бы я мог пролезть в эту щель, тогда было бы смешно, – ответил Андрей. – Глядишь – и прощай, свобода.
Вскоре после спасения Джеки он был свидетелем на свадьбе Наташи и Витамина.
Прежний Наташин муж – Лёня Часов. Алёна, слыша его имя, всегда улыбалась такому ладному сочетанию. Он женился второй раз, вот рядом его молодая Женя. Андрей говорит, компания полюбила Женьку и прозвала очковой змеёй. Хорошенькое свидетельство любви! Сам Лёня – еврей, крестившийся пять лет назад. Прошлым летом он решил навестить знакомого священника в островном ладожском монастыре. Собрал команду паломников, поехали вчетвером, добрались, но баркас – единственная связь с материком – вышел из строя, и две недели друзья провели на острове, исполняя послушание, так как по уставу пользоваться гостеприимством обители можно было трое суток, а дальше надо работать. Андрея отправили, по велеречивому монастырскому изречению, «возделывать сады» – с тех пор он уверял, что знает всё о смородине и облепихе.
Алёна тронула скролл. Открылся новый снимок: опять голубоглазый, лысеющий со лба Лёня, но теперь со своей туристической командой. Загорелые лица, обветренные руки; рыжая девушка в рыжем спасательном жилете, бритый наголо парень с длинным, как заноза в кадре, веслом. Ребята приезжают на берег из разных городов и после недолгой стоянки уходят в байдарочный поход по Вуоксе, а иногда, в поисках приключений, забираются и дальше. О них Алёна тоже слышала много интересного.
Вот сам Андрей по пояс в Ладоге: не позирует, не хвастается могучими плечами; точно так же на его месте стоял бы любой худенький студент. Глубокое небо с зеленоватым отливом у горизонта, прозрачная синева невысоких, но крутых волн, вдалеке маленький тёмный траулер, и Андрей так держит руку, словно выпускает его на воду. «Я это сделал!» – прокомментировал Андрей снимок с таким довольным видом, будто сделал какое-то мировой важности открытие.
А вот и «она» – на следующей фотографии. Эту светловолосую девушку с двумя белыми грибами в руках Алёна называла только так: о-н-а.
– …Всё смотришь? – спросил Андрей, накрыв её грудь горячими ладонями. Алёна вздрогнула: разглядывая снимки, она и не заметила, как он проснулся и стал позади.
– И что ты в ней нашла? – продолжал Андрей, взглядом указывая на монитор.
– Я ничего. А вот ты в ней нашёл очень многое. И зачем меня берёшь с собой, когда там тебя ждёт она?
– Опять ты за своё, Алёнка, – почти жалобно сказал Андрей. – Я же пятьсот одиннадцать раз объяснял: мы с ней познакомились на Ладоге три года назад. Видимся там каждое лето и за это время…
– Я знаю: даже не обменялись телефонами. Никогда не поздно обменяться. Отпусти меня, когда она здесь.
– Мы друзья. Ольга отличный собеседник и вообще весёлая и классная. Играет на гитаре, знает море песен, ругается по-итальянски. Но это всё не то, о чём ты думаешь.
– Я знаю, о чём я думаю. Видел бы ты свои глаза, когда о ней говоришь. Никуда с тобой не поеду.
– Смешно. Уже договорились. Пришла ко мне и даже рюкзак собрала… Кстати, что у тебя в рюкзаке?
– Какая разница? Вы с ней и в городе встречались, я знаю.
– Можем пересечься в рок-н-ролльном клубе. «Камчатка», «Зоопарк», «Старый дом»… Я ничего от тебя не скрываю. Про всех бывших подруг рассказал, некоторых ты даже видела. И никогда не ревновала.
– Да я и сейчас не ревную. И все эти подруги не для тебя. А она – для тебя.
– Почему ты так решила?
– Решила и всё. Называй это чутьём, интуицией, как угодно… Пожалуй, я всё-таки поеду с тобой. Ты увидишь нас рядом и всё поймёшь. – Алёна заморгала и прикусила нижнюю губу.
– Я бы многое дал, чтобы хоть что-то понять, – мрачно сказал Андрей. – Даже не знаю, там она сейчас или нет. Ты просто устала. Ложись спать, два часа до подъёма.
– Будете вместе ходить по клубам, играть на гитаре… Ругаться хоть по-китайски. У вас вкусы одинаковые. И делайте вы, что хотите, а я тут при чём? – Алёна уже готова была расплакаться: в самом деле, она устала… Тут Андрей поднял её на руки, понёс к дивану, уложил и, кажется, поцеловал босую ногу, но Алёна, хоть ей всегда это нравилось, не отозвалась вообще никак.
Следующее, что она услышала, была трель будильника.
– Без четверти шесть, – бодро сообщил Андрей. – Пора собираться.
3
А как всё начиналось четыре года назад! Какие планы были, какие мечты…
«Окончу школу и поеду в Петербург. Учиться и покорять город».
Покорять город – или учиться, твёрдо встать на ноги и ни от кого не зависеть? Алёна Стахурская, семнадцатилетняя школьница из Караганды, не знала, чего она хочет больше. Перед зеркалом – одного, за письменным столом другого, а ночью под одеялом – всего и сразу, да поживее. Чтобы покорять город, нужны сцена, музыка, зрители в тёмном зале, цветы – и счастливый случай, который подарит это всё Алёне. Случай виделся ей добродушным, похожим разом на Ширвиндта и Державина профессором Театральной Академии… но это секретная мечта, о ней до поры нельзя говорить родителям, особенно маме. В школе ребята ставили отрывки из «Тётушки Чарли» по-английски, и Алёна в роли Эми срывала самые громкие аплодисменты, а ещё она выучила наизусть книгу басен Крылова и монолог чеховской Нины. В своей комнате, стоя на ковре босиком – так, почему-то, было удобнее всего, – она декламировала, подражая героине спектакля, записанного на видео: «Я уже настоящая актриса, я играю с наслаждением, с восторгом, пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной…» Для того чтобы поступить в Академию, надо ещё и петь; но вдруг случай не обратит внимания на такую мелочь? – надеялась Алёна.
«Ну, а если мне не понравится, так и что? – размышляла она. – Всё равно не пропаду». Стать специалистом и работать – ничуть не менее заманчиво. Везде нужны экономисты, знающие рынок, – так говорили и мама с папой, и учителя, и старший брат, и ещё один человек, мнением которого Алёна очень дорожила. Она бывала в Питере на летних каникулах, заходила в разные институты, видела облупленные, исколотые кнопками двери приёмных комиссий. Слегка кружилась голова при мысли, что такая невзрачная дверь однажды впустит Алёну в иной мир. Скоро, скоро… Один шаг – и всё вокруг изменится. Каким оно будет?
Больше других – названием похожий на знаменитый театр – ей нравился Университет Менеджмента и Коммуникаций, сокращённо МенКом. Мама Алёны была не против: она знала по работе его выпускников, распределённых в Казахстан в те времена, когда МенКом был рядовым институтом народного хозяйства. Лет десять назад он получил новый статус, разросся и начал готовить юристов, психологов, затем – мастеров рекламного дела и входящего в моду пиара, но ядром его, самым старым и престижным факультетом остался экономический. В семье даже не обсуждали вопрос, куда поступать дочке, – и она, готовясь к экзаменам, трижды в неделю занималась с репетиторами английским языком, математикой и литературой.
А потом включала телевизор и, глядя «Пятый элемент» или «Дон Сезара де Базана», вновь представляла себя на сцене, перед камерами и восхищёнными взглядами… Нет, не могла Алёна понять, куда её тянет сильнее. «Приеду, а там будет видно», – думала она и, приходя вечерами в студию испанского танца, под гитарный звон втаптывала каблучками в паркет сомнения и преждевременные вопросы.
И вот растаяла и высохла тропинка, по которой Алёна ходила в бывший Дом Пионеров напрямую через газон. Став ненужными, обиделись и сбежали в шкаф тёплые сапожки, шубка и свитера. На последний звонок Алёна надела подзабытую школьную форму, в которой нравилась себе, но уж слишком напоминала юную стюардессу. Потом были экзамены: светло-серая юбка чуть ниже колен, приталенный жакет того же цвета, незаметные колготки, белые туфли, белая сумочка, белый бант в тёмных волосах, подкрашенные глаза и губы. Затем – выпускной вечер и тёмно-синее платье с открытой спиной; главный шутник класса, притаившись сзади, нарисовал на ней ручкой холодную загогулину и получил с разворота в лоб. Десять школьных лет уместились в альбом с цветными фотографиями и аттестат с четвёрками по казахскому языку и органической химии. Остальные были пятёрки.
4
Алёна с мамой прилетели в Питер и остановились у дальней родственницы, у которой гостили и в прежние годы. Тётя Люба предлагала поселить Алёну у себя на время учёбы: «Куда ей в общежитие, такая худенькая у вас!» – но Алёна была решительно против. Ей всё здесь не нравилось. Не нравилась квартира в доме с толстыми стенами: между оконных рам на северной стороне, куда не глядело солнце, помещались банки с вареньем, завёрнутые в газеты. В этой комнате Алёне пришлось бы жить. Не нравилось, что варенье засахарено, что на стене висит оранжевый с лиловым ковёр и хозяйка носит халаты столь же кричащих расцветок. Не нравилось, что тётя Люба, большая, рыжеволосая, с низким голосом и полными, вечно беспокойными руками, целые дни сидит дома в компании трёх персидских кошек. Выйдет в магазин – и опять сидит.
Тётя Люба была слишком приветливой, слишком внимательной и заботливой – от этого становилось душно. Может быть, она скучала с кошками: сын вырос и жил отдельно, муж, военный инженер, постоянно ездил в командировки. Или она ждала похвалы, такой же неотступной, как и её забота… Алёна не могла внятно объяснить свою неприязнь и просто старалась как можно реже бывать с хозяйкой наедине.
Вот и теперь, едва умывшись и переодевшись с дороги, Алёна выбежала из дома, запрыгнула в трамвай – поехала на Моховую улицу, к Академии Театрального Искусства. Вернулась с заложенным носом и стиснутыми кулачками: там такие девицы!.. Головами под потолок, груди – стенобойные тараны. Голоса трубные; всего Островского и Шекспира впридачу знают наизусть. И конкурс едва ли не пятьдесят человек на место, и готовы они ради этого места… на всё. По глазам видно.
Алёна качнула бёдрами, стукнула пяткой в ковёр и приставила к своей едва заметной груди два кукиша. Вот вам, получите! Пускай она невысокая, сто шестьдесят пять сантиметров, и говорит, особенно если волнуется, с южным акцентом, и при незнакомых, слишком придирчивых людях может растеряться, – всё равно она лучше многих. Алёна не всегда была довольна собой, но сейчас, глядя в зеркало, решительно ни к чему не могла придраться. Синеглазая брюнетка, гибкая, длинноногая, с современным плоским животом и крепкими мускулами, с талией, как из девятнадцатого века, с ровными белыми зубами и тонкими пальцами… Она и умная, кроме всего: толкаться локтями и гримасничать на публике ни за что не будет!
Алёна, как и договорилась с родителями, поступила в МенКом на специальность «менеджер-экономист». На платное отделение – другое не светило иностранной гражданке, – но папа с мамой давно об этом догадывались. Они работали на металлургическом комбинате и потихоньку откладывали деньги, так что теперь их должно было хватить на обучение и жизнь в университетской общаге.
Вот общежития Алёна боялась, хоть и не показывала вида. Общага – это слово звучало чем-то диким, враждебным дому, да и знакомые, кто поопытнее, не скупились на рассказы о клопиных и тараканьих армиях, крысах, не работающем зимой отоплении, бесконечных пьянках… Дальше темы ветвились двумя руслами: наркотики и беспорядочные связи. О первом Алёна не хотела даже думать, о втором думала с отвращением.