– Ну вот, уже умеешь, – сказала Вика. – Сколько? десять метров точно проплыла. Сама.
– Хватит… больше не могу. Держи!
– Да вставай на дно. Тут мне по шею, а тебе ещё меньше.
– У тебя надёжные руки. А я всё же не водный человек, – сказала Света, выпрыгивая над водой, чтобы отдышаться. – Тренер в бассейне учил, Оля учила, ты… А в итоге – десять метров.
– Сегодня десять, завтра двадцать. Я тоже когда-то не умела, а теперь смотри. – Вика набрала в лёгкие воздуха, зажмурилась, подтянула колени к подбородку и принялась кувыркаться, загребая воду растопыренными в стороны руками. Раз, два, три… десять… четырнадцать.
– И это не предел, – сказала она, отфыркиваясь.
– Молодец. Над водой голова – попа, голова – попа…
Я со счёту сбилась.
– Ещё поплаваем?
– Подожди минуту, ладно? Смотри, чем они там занимаются?…
Никита оживлённо разговаривал с Виталием, сидящим на песке, затем вдруг отбросил ведро с лопаткой и вслед за Синицыным захлопал себя по животу.
– Учат какой-то танец, – предположила Светлана. – Вика, ты профи. Как он называется?
– Танец голодных барабанщиков. Слушай, мне показалось, или Оля на самом деле какая-то хмурая сегодня?
Света пожала плечами:
– Может быть. Ничего страшного, пройдёт. Бывают разные дни, ты ведь знаешь… Ну давай, держи меня. Плывём к берегу, малого пора кормить.
Едва они вышли из воды, Никита подбежал к маме и выпалил: «Барабанщик сдох, он объелся блох!»
– Угадала! – сказала Светлана, обернувшись к Вике, и обе рассмеялись.
– А покажи, что это был за барабанщик, – попросил Виталий. – Как он играл, пока не сдох?
И Никита азартно захлопал себя по животу.
– Спасибо, добрый человек! – сказала Света. – Научил. Теперь этот барабанщик будет членом семьи, вместо дядьки злого. И спать без него не ляжем, и на горшок не пойдём…
– А дядька злой – это кто? – спросила Вика.
– Мы так называем «Звёздные войны», – улыбнулась Света. – Никита, если твой барабан выдерживает такую музыку, значит, ты хочешь есть. Я права?
– Да! – звонко сказал Никита.
– Тогда догоняй!
И Света побежала наверх, легко выдёргивая ноги из песка. Вика упала на живот; держа руками волосы, несколько раз перекатилась по песку, пока он не облепил её всю. На солнце он быстро осыпался, и через пару минут Виктория была сухой, тёплой и довольной. Она лежала, глядя на рыбацкий траулер, едва заметную точку у края Земли.
– Верещаге-е-ен! – закричал Виталий. – Уходи с баркаса!!
Он с разбегу бросился в воду, поднятая им волна разрушила остатки Никитиных трудов. Вика опустила голову на руки, затихла…
– А где они? – раздался над ней голос Дениса.
– Ушли, закатай губу. Тебя только за смертью посылать.
– Что я, виноват? Меня Наташка припахала. Заставила мыть твой котёл, между прочим!
– Мне неинтересно – веришь, нет?
– Тебе оставили каши. Дай, намажу кремом. Зря, что ли, ходил?
– Иди отсюда!..
4
Позавтракали вроде и давно, обедать было рано. Как всегда в это время, народ собрался у Наташиного костра, начались разговоры за чисткой картошки, рыбы и пока немногих найденных грибов. Привычно заплакала семилетняя Надя – сестра Дениса, – а сам он куда-то пропал. На вопрос Виктории: «Что с тобой?» – Надя ответила:
«Я скучаю по маме».
«Не понимаешь, что ли? совсем глупая?» – прочитала Вика в Надиных глазах. Как и вчера, и позавчера, Виктория усадила девчушку на качели, привязанные Лёней Часовым к суку высоченной сосны. Толкнула раз, другой… Надя сперва хныкала, что у неё кружится голова, но вскоре вошла в азарт и со смехом взлетала на высоту второго этажа.
Ольга приготовила свой знаменитый на побережье, полезный для мужчин напиток. Чтобы его получить, нужна всего одна трава – кипрей узколистный, он же иван-чай. Длинные, тёмные листья кипрея можно собирать всё лето; их скатывают в небольшие плотные колбаски – так, чтобы склеились от сока, – затем их надо день подержать в тени, нарезать и высушить. Секрета из своего умения Оля не делала, но её чай всегда был самым густым и душистым в бухте: другим то ли не хватало терпения в работе, то ли они не знали заклинание, которое надо бормотать, скатывая листья.
– Оленька, прошу, – Виталий Синицын протянул ей гитару, и Оля, склонив голову к плечу, проверила чистоту октав. Но, вопреки обыкновению, первый взятый ею аккорд оказался минорным. Ольга, знавшая наизусть Умку и Янку, «Ночных снайперов» и «Белую гвардию», битлов, Доменико Модуньо и даже немного Лаэртского, задумчиво теребила струны и напевала в ритме меланхоличной босановы:
– Что-то новенькое. Это Йовин или Тэм? – присев рядом, спросила беременная Женя Часова, маленькая, как птичка, в круглых толстых очках.
– А с платформы говорят… – ответила Оля. – Не, до них ещё время дойдёт, это советская эстрада. Я слышала по «Маяку» в раннем детстве, запомнила мелодию, некоторые слова. Весной нашла в музыкальной библиотеке и выучила.
– Мне очень нравится. И ему, надеюсь, тоже. – Женя погладила себя по животу. – Родится с хорошим вкусом.
– Точно знаешь, что ему? Вдруг ей?
– Ай, неважно, – Женя махнула рукой. – Кто родится, тот и сгодится.
В это мгновение с каким-то жалобным выстрелом лопнула третья струна, и конец захлестнулся вокруг Олиного запястья.
– Больно?
– Да ерунда, – ответила Оля. – Переживу.
– Вон Светка идёт. Она тебя пожалеет, и будешь как новенькая.
Виталий забрал гитару в ремонт и очень скоро вернул с новой струной, такой чужой своим серебряным блеском среди потёртой латуни соседей. К костру подошла Светлана в голубой, вылинявшей от стирок майке «Юты Джаз» и серых шортах, которые в своей прошлой, городской жизни были брюками. Рядом вприпрыжку бежал Никита в длинных, почти до колен, тёмно-синих трусах.
– Привет, кого не видела! – сказала Света. Никита повторил: «Привет» и тут же поправился: «Здравствуйте».
– Ну, здорово! – отозвалась Наташа. – Никитос! Есть хочешь?
– Не-а! – звонко ответил Никита.
– Молодец, правильная мама. За всё время ни разу не видела твоего парня голодным… А пряник? – вновь спросила она Никиту, который, услышав это слово, взглянул на маму.
– Бери, если предлагают. Я разрешаю.
– Спасибо! – не забыл сказать Никита и получил впридачу к прянику мандарин.
– И вы тоже держите, – Наташа протянула по мандарину Ольге и Светлане.
– Спасибо. – Оля вмиг очистила свой, съела, бросила шкурку в огонь, подержала испачканную руку на весу и, не отыскав более подходящего предмета, вытерла о собственную пятку.
– Классно, я тоже так буду делать, – сказала Виктория.
– Оранжевые ноги бежали по дороге… – пропела Лена, её мама.
– И ехало за ними колесо, – закончил папа Володя, обросший за две недели окладистой каштановой бородкой и похожий на папу дяди Фёдора из Простоквашина, только без трубки.
– Сам ты колесо! – возмутилась Женя Часова. – Оленька, вытяни ноги. И где ты видел колесо? Посмотри, какое чудо.
– Да ладно. Колесо у нас – это фигура речи, – сказала Оля и несколько раз, в ритме быстрого подмигивания, напрягла загорелые икры.
– Супер, я тоже такие хочу. – Вика, взглядом спросив разрешения, потрогала самое выпуклое место. – Ух ты, вообще как камень!
– Да у тебя всё и так великолепно.
– Дожили, – покачал лысеющей головой Лёня, – девушки хотят стать как камень…
– Правильно-правильно, – перебила его Женя. – Мягкими надо быть в других местах. В каких, я тебе, Вика, не скажу, ты уж извини. Подрастёшь, сама догадаешься.
– Да я уже всё знаю давно, – смеясь, отвечала Вика.
– Оль, а теперь нашу, золотые сундуки, – попросила Света. – Не забыла?
– Нет, я что угодно забуду, только не её.
Оля запела про сундуки, сначала тихо, как бы пробуя берег на звук, но потом глубже вдохнула, прикрыла глаза, и уже к концу вокализа-вступления эхо её голоса звенело и перекатывалось в лесу.
Никита, в отличие от мальчика из мультфильма, был очень даже не против стать королём: он поворачивался на бревне, не смущаясь взглядов, поправлял воображаемую корону, подкручивал усы, а когда песня стихла, поклонился со сдержанным достоинством.
– А теперь цыганочку, – заказал Лёня Часов.
– Вот её забыла.
– Ничего, Андрон приедет, напомнит. Вместе споёте. Я ему звонил, перед тем как ехать, он вроде сегодня хотел.
– Может быть…
Светлана подтолкнула Ольгу плечом:
– Что за цыганочка? С выходом?
– Не, – Оля покачала головой. – Совсем другая. Да ты слышала на дне рождения своём. Вот эта, – и она почти шёпотом пропела:
И резко заглушила струны.
– Нет, не то настроение. Не приедет, есть у меня чувство.
– Кто? Тот парень, о котором ты ничего не рассказываешь?…
– Да. Он меня этой песне и научил, на мою же голову. Мне кажется, не сегодня, так и вообще его больше не увижу.
Света незаметно пожала её руку:
– Не переживай. Всё будет хорошо, точно говорю.
Глава четвёртая
Улетели
1
Пригородный автобус, болезненно кряхтя и припадая на бок, затормозил у путевого столба. Андрей спрыгнул на землю и один за другим принял три громадных рюкзака. За рюкзаками последовали вёдра, за вёдрами – гитара в чёрном чехле, за гитарой – моргнувшая от пыльного ветра Алёна. Андрей протянул ей руку, но вдруг передумал, вынул Алёну из автобусного брюха и закружил по обочине, поросшей одуванчиками, крапивой, кипреем, малиной, лопухом и огромным, как лопух, подорожником.
Через дорогу на опушке стоял низкий, косой дом, построенный наполовину из камня, наполовину из брёвен. Дырявая дощатая крыша, в окнах ни одного стекла, и рядом – такой же сарай, который давно бы упал, не привались он боком к могучей вековой берёзе. Неподалёку – котлован под фундамент нового строения, накрытые плёнкой поддоны с кирпичом; и весь участок обнесён сетчатым забором.
– Цивилизация, блин, – произнёс Георгий, глядя на стройку. – Лет через пять выгонят нас из бухты. Лес вырубят, понастроят коттеджей…
– Ничего, ты отсудишь, – отозвался Алексей.
– Да не будет никто вырубать, как можно, – сказал Андрей, и деревья отозвались эхом. – А если кто начнёт, мы ему голову отвернём, а ты защитишь.
Алёна глядела вслед ушедшему автобусу. Над асфальтовой дорогой клубилась пыль и звучало, медленно затихая, эхо мотора. Шоссе одновременно взбиралось на холм, поворачивало влево и чуть наклонялось, прежде чем скрыться за густым хвойным мысом. Интересно, дальше оно выпрямится или наоборот, закрутится петлёй? И автобус покажется из-за спины в каком-то неавтобусном и даже неземном обличье?… Но за спиной раздалось мычание, звон колокольчика, и Алёна, обернувшись, увидела пятнистых коров, неторопливо идущих без пастуха по затенённой обочине.
– Зачем нам ковбой? – проследив за её взглядом, сказал Алексей. – Ковбой нам не нужен.
– Ты не устала? – спросил Андрей.
– Устала сидеть в вагоне. Прошла бы с удовольствием километров сто.
– Сто не сто, но два километра обещаю.
– Ну что, погнали наши городских? – сказал Георгий. – То наши спереди, то городские сзади…
– Что? – Алёна обернулась к нему и вдруг расхохоталась: – Ой, надо же!.. Дошло. Наши спереди… Ха-ха-ха!.. Городские сзади!..
– Ты что, впервые услышала? – удивился Андрей.
– Но ты же не говорил такого.
– Я думал, ты знаешь.
– Теперь знаю, – сказала Алёна с ударением на первом слове. – Погнали городских!
Они подняли на плечи рюкзаки, взяли в руки мелкую поклажу, перешли дорогу и по узкой просеке двинулись в лес, встретивший их свежим, терпким запахом хвои и черники. Светлые берёзы шелестели над головой, земля впитала недавние дожди и была влажной, но без луж. Братья Шумиловы отмеряли метр за метром длинными, кривоватыми ногами. Алёна старалась идти в ногу с Алексеем, но то и дело сбивалась: в среднем пять её шагов приходилось на четыре Лёшиных.
Зелёный рюкзак Андрея шагал впереди, покачиваясь на ухабах и насвистывая: «Эх, Ладога, родная Ладога, метели, штормы, грозная волна…»
– Удивительное чувство, знаешь, – сказал Алексей. – Как будто весь год съёжился в памяти до одного дня. Вот, кажется, позавчера уехали в магазин, а сегодня вернулись. И ничего в лесу не изменилось. Смотри: вон за той сосной точно будет гриб, и я даже знаю, что мухомор.
– Я проверю, – Алёна забежала за дерево, наклонилась и крикнула: – Не угадал! Сыроежка.
– И знаешь, что, – продолжал Алексей, когда она догнала его. – Стоп! Замри…
Он осторожно снял со щеки Алёны комара.
– Всё, можешь двигаться. О чём я хотел сказать?
– Не знаю. Смотри, можжевельник. Синие ягодки. Хочешь попробовать?
Она сорвала десяток и отсыпала половину в ладонь Алексея.
– Спасибо, – сказал он. На самом деле, это шишки, похожие на ягоды. Из них делают джин.
– Слышала. Но не пробовала. Сладкая… Андрей, нам ещё долго идти? – громко спросила Алёна.
– Меньше половины осталось, – обернувшись, ответил Андрей. – Развилку прошли, впереди ещё одна. Потом два поворота, и мы на месте. Смотри, берёзы закончились. Одни сосны пошли – значит, скоро берег.
Вскоре миновали развилку и два поворота.
– Ладога впереди, – сказал Алексей. – Видишь, синяя полоса?
– Да, а почему такая высокая? Как будто цунами идёт.
– Тоже заметила? Не знаю, какой-то обман зрения, – Алексей пожал плечами, и его рюкзак прошуршал вверх-вниз по спине. – Когда видишь Ладогу издали сквозь лес, она стоит вертикально. Горизонт выше моей головы. Подходишь – ложится. Загадка.
И, подходя к озеру, Алёна вправду видела, как оно наклоняется. Медленно, медленно… Она хотела не упустить мгновение, когда Ладога ляжет – и, конечно, прозевала: очень не вовремя попался на глаза коренастый, с жёлтой шляпкой, моховик.
– Вот и пришли, – сказал Андрей. – Смотри, как здорово! – и он кивнул на поляну, заросшую брусникой: миллион глянцевых листьев, и каждый норовит пустить в глаза солнечного зайчика. Ладога вдруг стала необъятной, но её мощь не давила, не заставляла чувствовать себя букашкой; наоборот, маленький лагерь у перекрёстка под её защитой казался надёжнее крепости.
Тишину разорвал и скомкал заливистый лай: довольно рослая, похожая на колли рыжая собака неслась наперерез гостям.
– Смотрите, это Марта, – сказал Андрей. – Да как выросла. Последний раз в октябре видел. Марта, иди сюда! Ты что, не узнаёшь, что ли? Нюх потеряла?
– Прошлой весной её школьники хотели бросить в канал, придурки, – объяснил Алексей. – Тогда ей было не больше месяца. Наташка отбила и хотела назвать Муму, но потом раздумала и назвала Марта, потому что дело было в марте.
Марта бегала вокруг них, рычала, махала хвостом, пыталась на бегу рыть землю задними лапами…
– Вся в хозяйку, – заметил Андрей.