«Только апрель, а тепло…»
Только апрель, а тепло.
Только бы не зазнобило.
Всё уже произошло,
Всё наступившее было.
Ушлый соседский малыш
Коников лепит из глины
Там, где ты молча стоишь
Возле размытой плотины.
Я возвращаюсь домой,
Веря в грядущее слабо.
Жаль, что скончалась зимой
Умная курочка Ряба.
Некому слова сказать,
Некому сердце доверить.
Только вот чьи-то глаза
Смотрят в прогнившие двери.
Элита
Царские очи да барская спесь,
Кавалерийские шпоры…
В общество знатное это не лезь!
Это же, в сущности, горы!
Царские очи бедой обожгут,
Барская спесь доконает.
Царские шпоры покой берегут,
Чей, даже толком не знают.
Не говори, что кичливы они.
Просто свой век доживают.
Держатся вместе последние дни,
На небеса уповают.
Их уже быть на земле не должно,
Но выползают повсюду.
Вот ведь как в жизни бывает оно —
Есть оно всё-таки, чудо.
Скабиоза[3]
Бледно-жёлтый цветок скабиоза
Исчезает в рязанской глуши,
И какая-то злая заноза
Вдруг коснулась болящей души.
Исчезает цветок, исчезает
И теряет таинственный свет.
Вот и внучка моя не узнает,
Почему его всё-таки нет.
Бледно-жёлтый цветок скабиоза
Засыхает сейчас на столе.
Это горькая жизнь, это проза,
Так бывает на грешной земле.
«Осенних дней скупая благодать…»
Осенних дней скупая благодать,
Ночные вздохи дремлющего сада.
И даже звёздам землю не видать,
А им вот-вот на землю падать надо.
Такая темь, грешно озоровать,
Искать плоды в глуши чужого сада…
Да кто же здесь решится воровать,
Когда в саду отсутствует ограда.
Иван Купала[4]
Крикнешь, и я приду
В край, где белы купавы.
Ведь для чего-то же раз в году
Есть он, Иван Купала.
Вскрикнув, в глухом саду
Чья-то звезда упала.
Я через вечность к тебе приду
В ночь на Ивана Купалу.
Будут венки в пруду,
Будет огня немало,
Я от тебя отведу беду
В ночь на Ивана Купалу.
Будешь ты на виду.
Чтобы ты не пропала,
Я и в костёр за тобой пойду
В ночь на Ивана Купалу.
«Под ветлой резвится жерех…»
Под ветлой резвится жерех,
Щука ходит в камыше,
Мелюзга уткнулась в берег,
Полумёртвая уже.
Жизнь идёт, вода скрывает
Всё, что было под водой.
Сердце кровью обливает
Встреча с близкою бедой.
Смерть никто не угадает.
Так идёт из века в век:
Рыба рыбу поедает,
Человека человек.
На реке
Не раз тонул в бучилах,
И, что теперь скрывать,
Река меня учила,
Как легче выплывать.
Над головой раскаты,
От молнии темно,
Но я все перекаты
Прошёл уже давно.
Река, одно мученье,
Стремится лодку сбить.
Но если есть теченье,
То есть куда и плыть.
«За горой, за дальней рощей…»
За горой, за дальней рощей,
Там, где счастье спит моё,
Ветер облака полощет,
Как постельное бельё.
Ветер пыль гоняет в поле,
Головою бьётся в пыль,
Он, как дикий конь на воле,
Мнёт и травы, и ковыль.
Ничего ему не надо
От небес и от земли,
Лишь бы стройным клином рядом
Пролетали журавли.
Лишь бы только день был светел,
Не пришлось друзьям страдать,
А за это даже ветер
Жизнь готов свою отдать.
Гром
Выйди в сад, там пичужка плачет,
Ходит курица у плетня.
И чего это жизнь дурачит,
И чего это лишь меня?
Почему ж не слыхать веселья,
Только ветер гремит ведром…
Страшно мне, а не я ль посеял
За деревнею нашей гром?
На вокзале железнодорожной станции Ряжск-1
Был вокзал – и нет вокзала,
Ресторан – и тот музей,
И с перрона жизнь слизала
Сразу всех моих друзей.
Кто по пьянке, кто в Афгане
Упокоились давно,
Потому и спирт в стакане
Словно красное вино.
Колонка
Колонка и ночью течёт,
Чинить её некому стало.
Чего ж меня снова влечёт
К тому, что цвести перестало?
А всё потому, что живу,
Что там только черпаю силы,
Где мать и отец в синеву
Бессонно глядят из могилы.
Сазан
Сазан, ломая плавники,
Не лез в сачок, буравил воду,
И матерились рыбаки,
Что я не смог подсачить с ходу.
Как будто это и не я
Засёк сазана на «бомбушку»,
Как будто не рука моя
Мотала леску на катушку.
Вода сочилась в сапоги,
А сзади матом домогали,
Орали сзади: «Помоги!»,
Но мне ничем не помогали.
Но вот сазан зашёл в сачок,
Вот на мели прибрежной бьётся.
Вот он в фуфайке. И молчок.
И только взвесить остаётся.
Аисты
Аисты не улетели.
Что им чернобыльский гром?
Белые аисты сели
Погоревать за бугром.
Сели из речки напиться
Там, где висит тишина.
Знали бы белые птицы,
Как эта речка черна.
Пьют они с жадностью воду,
Солнце нещадно палит.
Аистам белым природа
Жить без людей не велит.
Только уехали люди,
Аистов бросив одних.
Что всё же с птицами будет?!
Что тут случится без них?!
Аисты не улетели.
Что им чернобыльский гром?
Белые аисты сели
Погоревать за углом.
Полая вода
В полночь подморозит, и тогда
Речка в берега свои вернётся,
А наутро полая вода
Снова, просыпаясь, встрепенётся.
На лугу оставив тонны льда,
Через пару дней она уймётся.
– До свиданья, полая вода! —
Крикнуть вслед ей только остаётся.
Сколько раз, как полая вода,
Безоглядно, прямо в сердце била
Чёрная бездушная беда
И без спроса в дверь мою входила.
Вот и снова льдины на реке,
Но печаль какая-то другая…
Половодье в нашем городке,
И оно проходит, дорогая.
Рождественский рассвет
Ряжск. Рождество Христово.
Мне только десять лет,
Но захватило слово,
Спасу от слова нет.
Вновь просыпаюсь рано,
Звёзды глядят в окно,
Только вот как ни странно,
Но на дворе темно.
Где-то скрипят ворота,
Где-то звенит ведро,
И наполняет кто-то
Счастьем моё перо.
«Чертят снова клесты кресты…»
Чертят снова клесты кресты
Над рябинами у окна.
И сжигает тепло мосты,
И ветрам уже не до сна.
И летит золотистый лист,
Но не знает, куда лететь.
Ветер северный голосит,
Но и он разучился петь.
Нет гармонии никакой,
В тучах пасмурных спит луна.
И в душе опять непокой,
Вот и мается вновь она.
Ставят снова клесты свой крест
На тепле этих серых мест.
Названия
Сёла Берёзово, Совка, Незнаново,
Жаркая, Туговка, Красный Гудок…
Реки Алёшенка, Хупта и Ранова,
Не обошедшие мой городок.
Села Мизинец… Да мало ль их около!
Столько названий душевных, не счесть!
Вот уже тиной болото зацокало,
Значит, болота и те у нас есть.
Есть перелески с полями и взгорками,
Рожь и пшеница, заря и рассвет,
Только безрадостно что-то и горько нам,
Полного счастья чего-то всё нет.
Вроде вётлы…
Вроде вётлы… А сколько в них мощи!
И у вётел её не отнять!
Потому и стоят у нас рощи,
Что как люди умеют стоять.
Отлёт[6]
Остывает земля, подмерзает,
И опять, раскричавшись во мгле,
Журавли улетают в Израиль
Зимовать на священной земле.
Возвратятся, конечно же, снова
Наживать в Подмосковье добро,
И уронит в районе Ростова
Возмужавший журавль перо.
Я не знаю доподлинно, зря иль,
Может, так же, как люди, не зря
Журавли улетают в Израиль,
Чтоб взглянуть на чужие моря.
Чтоб понять, что священнее нету
Вот такой же приветной земли,
О которой разносят по свету
Свои песни мои журавли.