— Ты в порядке? — осведомился я.
— Да, — заверил меня он.
Я вспомнил также и об играх войны. Как можно было забыть о них, о всей их удивительности? Почему некоторые мужчины так ищут войны, пересекая множество земель, ради того, чтобы найти их? Да потому, что у них есть вкус к таким приключениям. Просто потому, что там, где другие боятся носа высунуть, они находят для себя биение жизни. Только тот, кто побывал на поле боя, знает, что такое страдание, ужас, напряжение, пульсирующая в ушах кровь, бешеный стук сердца, адреналин и истинная цена жизни. В чём ещё, кроме, разве что, арены, где ставки куда ниже, может проявить себя сила мужчины, мужчины со всей его жестокостью и жёсткостью, его беспощадностью и безжалостностью, этими древними достоинствами человеческого рода, наряду с преданностью, духом товарищества, храбростью, дисциплиной и славой? В каком другом стремлении — человек, в его слабости и силе, ужасности и благородстве, может настолько полно проявить себя? Что есть война для воина? Конечно, это нечто большее, чем просто созерцание пылающих городов и шаги по залитому кровью полю. Конечно, это не только серебряное блюдо, или золотые кубки, ни даже женщины, лежащие голыми в цепях, дрожащие на земле, от осознания, что отныне они имущество, которое должно повиноваться. На мой взгляд, это скорее соревнование, в которого человек рискует всем ради победы. Безусловно, я имею в виду войну воинов, а не технического персонала и инженеров, войну мужчин, а не машин и взрывчатки, не микроскопических союзников и отравленного воздуха, войны после которой рои крошечных ползающих на шести лапах существ унаследуют землю.
— Значит Ты не из Ара, — заключил стражник.
— Нет, — ответил я.
— Действительно, в это трудно было бы поверить, — признал косианец, и не дождавшись моего ответа, намекнул: — Кос, мог бы использовать такие мечи, как у вас парни.
— Признаться, я как раз подыскиваю себе занятие, — кивнул я.
— Тогда заходите в бараки городской стражи, — предложил незнакомец.
— Мы подумаем, — уклончиво ответил я.
— На вашем месте я бы покинул это место, — заметил он. — А также, я бы воздержался вмешиваться в работу на стенах.
— Понимаю, — усмехнулся я.
— Хорошенькая у вас рабыня, — похвалил мужчина.
— Это рабыня моего друга, — сообщил я, а смущённая Феба быстренько сместилась назад, поближе к Марку. Рабыням на Горе стоит быстро привыкать к тому, что их откровенно рассматривают мужчины, а также и оценивают с точки зрения имущества, каковым они собственно и являются. Они быстро узнают, что их могут как приобрести, так и избавиться, как купить, так и продать или подарить, с лёгкостью и непринужденностью в любой момент времени.
— Она из Ара? — уточнил косианец.
— Нет, — ответил Марк, усмехнувшись.
— Ты в этом уверен? — осведомился стражник.
— Более чем, — заверил его Марк.
— Многие женщины Ара отлично смотрятся в рабских туниках, босыми и в ошейниках, — засмеялся косианец.
— Несомненно, — не стал спорить я.
— Они все должны быть рабынями, — заявил он.
— Точно так же, как ими должны быть и все остальные женщины, — заметил я.
— Верно, — согласился мужчина.
Признаю, меня действительно забавляло думать о гордых женщинах Ара, «Славного Ара», как о рабынях. Такая судьба казалась мне полностью оправданной для них, в особенности для некоторых из них.
— Давай-ка уже подумаем о возвращении к нашему жилищу, — предложил я Марку.
— Всего хорошего, — пожелал на нам на прощанье стражник.
— Всего хорошего, — ответил я.
— А мне ещё надо направить на работу этот прирученный скот из Ара, — проворчал он.
— Один единственный мужчина? — удивился я.
— А больше и не требуется, — усмехнулся косианец.
Действительно, нигде на стене я не заметил ни одного стражника. Лишь одного мы встретили на пути сюда на улице Сбруй, да и тот всего лишь ненадолго задержал нас, прежде всего, чтобы удостовериться, что мы не из Ара.
— Мы уходим, — бросил Марк своей рабыне.
— Да, Господин, — отозвалась та, занимая своё место за его левым плечом.
И мы покинули брешь в стене, направившись по Дороге Вдоль Стены. Уже перед самым поворотом на улицу Сбруй, я обернулся.
— Продолжайте ваш труд на благо мира! — призвал стражник тех, кто был на стене, и мужчины, а за ними юноши и женщины вернулись к своей работе.
— Невероятно, — пробормотал изумлённый Марк.
— Господин, — в отчаянии простонала Феба.
Всё вернулось на круги своя. Ничего не поменялось. Разве что, работа теперь выполнялась без музыкального сопровождения. Однако я ничуть не сомневался, что уже завтра флейтистки вернутся к исполнению своих обязанностей, ну может охранников добавиться, да и то, если только на улице.
— Ты не подумывал о том, чтобы сдать свой меч внаём? — поинтересовался я у Марка.
— Я не исключено такой возможности, — пожал он плечами.
— Это хорошо, — кивнул я.
— У тебя появился какой-то план? — уточнил юноша.
— Конечно, — ответил я.
— Господин, — всхлипнула рабыня.
Марк остановился и окинул её взглядом. Девушка тоже, замерла и посмотрела на него снизу вверх.
— Раздевайся, — приказал он Фебе.
Рабыня поражённо уставилась на него, потом окинула диким взглядом улицу, а в конце опустила глаза, посмотрев на себя.
— Это же — общественная улица, — растерянно проговорила она.
Однако Марк не счёл нужным отвечать ей.
— Может быть какой-нибудь простенок? Какое-нибудь закрытое место? — поёрзав, спросила девушка, но, так и не дождавшись ответа, глотая слёзы, продолжила: — Я была женщиной Коса, а здесь общественная улица Ара!
Выражение лица её хозяина оставалось безразличным. Он продолжал держать свою паузу.
— Кос победил Ар! — заплакала девушка. — Почему я должна страдать, из-за того, что Вы рассержены на мужчин Ара?
— Рабыня решила задержаться с повиновением? — осведомился юноша.
— Нет, Господин! — испуганно ответила она.
— Команда должна быть повторена? — уточнил он.
— Нет, Господин! — вскрикнула рабыня, и дрожащими пальцами начала возиться с узлом рабского кушака под своей левой грудью.
Наконец, справившись с узлом, она сбросила с себя пояс. Затем, торопливо, извиваясь всем телом, стянула через голову тунику.
— Рабыня повинуется своему владельцу! — задыхаясь, проговорила испуганная девушка, опускаясь на колени перед Марком.
Её господин быстро связал ей руки за спиной её же рабским кушаком и затолкал сложенную крест-накрест тунику ей в рот, приказав прикусить ткань. Затем Марк толкнул голову рабыни к земле.
— Ну что, теперь Ты уже не так злишься на мужчин Ара? — поинтересовался я у него через пару енов, когда парень встал, и принялся оправлять свою тунику.
— Нет, — выдохнул он.
Феба, как была на коленях, с опущенной до земли головой и с туникой в зубах, обернулась и искоса посмотрела на нас.
— Это не имело к тебе почти никакого отношения, — пояснил я ей. — Также, в данном случае не имеет значения твоё прежнее косианское происхождение. Ты рабыня, и должна понимать, что иногда будешь вынуждена служить и для таких целей.
Глаза девушки были широко распахнуты. Но одна из полезностей рабыни как раз и состоит в том, что иногда она может послужить беспомощным объектом, на который рабовладелец может выплеснуть своё расстройство, неудовлетворенность или гнев. Помимо этого, они могут служить и для других подобных целей, например, для снятия напряжения, чтобы расслабиться и даже успокоить нервы для ясности мысли.
— Ты поняла? — спросил я.
Феба сначала кивнула, а потом, правильно поняв моё выжидающий взгляд, простонала один раз.
— Ну вот и хорошо, — кивнул я.
Одно мычание означает «Да», а два — «Нет». Марк преподал своей рабыне это правило, довольно давно, в первые же дни её неволи, поскольку в то время она намного больше времени чем теперь проводила связанной и с заткнутым ртом.
Юноша щёлкнул пальцами, давая сигнал Фебе, что та должна подняться. На этот раз, она не заставила себя просить дважды и мгновенно оказалась на ногах.
Нас больше ничего не задерживало, и мы направили свои стопы в направлении нашего жилища. Феба торопливо семенила следом. Как-то раз она попробовала, с хныканьем, из её рта по-прежнему торчала её же туника, прижаться к своему владельцу. Когда тот обернулся, она заискивающе, сквозь слёзы посмотрела на него. Похоже, девушка очень боялась того, что могла из-за своего необдуманного поведения, потерять его расположение. Кроме того, было невооружённым взглядом видно, что её заставлял страдать тот факт, что Марк своим мимолётным использованием, лишь усилил сжигавшие её потребности, беспомощной пленницей которых она была, как и всякая рабыня. Марк, тогда ничего ей не сказал, лишь отодвинул рабыню подальше от себя, и мы возобновили наш путь. Теперь Феба, следовавшая за своим хозяином держалась в паре шагов позади него. Несколько раз я слышал её горестные вздохи и сдавливаемые рыдания. Можно было не сомневаться, что теперь она узнала ещё немного больше о том, что значит быть рабыней. Честно говоря, не думаю, что теперь она думала о себе как женщине с Коса, или даже как о той, кто когда-то была с Коса. Скорее она думала о себе, как о простой рабыне, к тому же о такой, которая имела неосторожность, вызвать недовольство своего господина, и потому теперь страдала и трепетала от страха. Я нисколько не сомневался, что позже, стоит только нам пересечь порог комнаты, и она будет развязана и освобождена от кляпа, она сама приползёт к Марку на четвереньках, с плетью в зубах, прося о наказании. И хотя он любил её всем сердцем, у меня не было сомнений, что он использует эту плеть обязательно. В конце концов, Феба была его рабыней, а он был её рабовладельцем.
9. Площадь Тарнов
— Она, — указала Талена, Убара Ара, — она избрана.
Женщина, на которую был направлен палец Убары, издала крик страдания. Одновременно с её криком, в толпе, собравшейся у края огромной временной платформы, раздались крики приветствия и аплодисменты — удары по левому плечу правой ладонью. Это была та же самая платформа, которая ранее около Центральной Башни служила трибуной для приветствия Мирона во время его входа в город, только теперь возведённая на Площади Тарнов.
Гвардеец подхватил женщину под левую руку рукой и проводил её к тому месту платформы, в нескольких шагах от которого, теперь имелся довольно узкий пандус. Там мужчина поставил её на колени, чтобы её могли заковать в цепи. Этот меньший, добавленный спуск находился с левой стороны, если стоять к платформе лицом. Сам я как раз и стоял неподалёку от подножия этого пандуса, по правую руку от спускающегося по нему. Талена с несколькими помощниками, советниками, гвардейцами и писцами находилась на возвышении, установленном на поверхности платформы в нескольких футах левее центра. С другой стороны имелся подобный дополнительный пандус, по которому босые, одетые в одежды кающихся, женщины поднимались наверх.
Послышались два последовательных сухих щелчка, это наручники сомкнулись на запястьях, опустившейся на колени женщины. Она подняла руки, и неверяще уставилась на них.
— Что, никогда не носила цепи? — поинтересовался мужчина.
Сначала одной рукой, а затем другой, с внезапной яростью, зарыдавшая пленница попыталась, сначала с одного запястья, потом с другого, стянуть с себя сомкнувшееся железо. Разумеется, у неё ничего не вышло, и она снова подняла наручники перед лицом, ошеломлённо разглядывая их.
— Да, они действительно на тебе, — смеялся мужчина. — И тебе их не снять.
— Они сделаны не для того, чтобы, такая как Ты, могла стянуть их с себя, — сказал другой, вызвав волну смеха, и заставив женщину зарыдать.
— Не плачь, женщина, — посоветовал ей мужчина. — Радуйся, скорее радуйся тому, что тебя нашли достойной, что тебя почтили быть избранной!
После этого женщину поставили на ноги, и в сопровождении мужчины с нарукавной повязкой вспомогательной стражи, проводили вниз по спуску. Первый же мужчина, одетый в форму гвардии, вернулся обратно к группе на платформе.
— Запястья, — скомандовал я, когда она опустилась передо мной на колени.
Женщина протянула ко мне свои скованные руки, и я, схватив за цепи, подтащил их к себе. Затем я продел дужку маленького, крепкого навесного замку сквозь звено караванной цепи, и защёлкнул замок на цепи её наручников. Теперь она уже никуда не могла деться из каравана. Пленница испуганно посмотрела на меня.
— На ноги, живо! — приказал ей другой парень с повязкой вспомогательной стражи.
Женщина встала и прошла вперёд к первой линии, прочерченной на булыжниках площади. Здесь было около сотни таких линий, приблизительно в четырёх — пяти футах одна от другой, отмечавшие места на которых должны были стоять женщины. Стоило ей подойти, как все кто уже стояли там продвинулись на следующие. Цепочка женщин, доходя до последней из полос, поворачивалась в обратную сторону, и шла параллельно первому ряду, пока в очередной раз не доходила до последней линии и не разворачивалась опять. И так снова и снова, держа огромную массу пленниц в плотной группе. Само собой, женщины в разных колоннах стояли лицом в разные стороны.
— Знаешь, меня возмущает, — сказал один мужчина поблизости от меня другому, — что эти женщины плачут и жалуются! Учитывая всю вину Ара, и всеобщее соучастие в безнравственных схемах Гнея Лелиуса, это такая ничтожная обязанность и достаточно достойный акт, для женщины гражданки, предложить себя из соображений компенсации.
— Да, тем более что выбирают достаточно немногих, — поддержал его сосед.
— Правильно, — сердито сказал первый.
— Не все же трудности, должны нести не себе одни мужчины, — возмутился третий.
— Ты про трудовую повинность? — уточнил второй.
— Вот именно, — проворчал третий.
— А ещё налогообложение и специальные отчисления, — напомнил им первый.
— Верно, — согласился второй.
— Они — такие же граждане Ара, — заметил третий. — Это только справедливо, что они тоже, внесут свою лепту в оплату наших общих преступлений.
— В конце концов, они и их тоже, — поддержал его первый.
— Само собой, — кивнул второй.
— Они тоже поддерживали членов Совета, и участников коллегии выборщиков, что их избирали, — добавил третий.
— Да! — согласился первый.
— Взгляните на благородную Талену, — призвал второй. — Как смело она выполняет эту обязанность.
— Насколько обременительно это должно быть для неё, — заметил первый.
— Бедная Талена, — вздохнул третий.
— И мы все отлично помним, — сказал второй, — как она сама вышла на всеобщее обозрение босой и в одежде кающейся, готовая отдать себя, ради спасения Ара.
— Конечно, — кивнул первый.
— Благородная женщина, — заявил третий.
Служащим их вспомогательной стражи не положены шлемы. Соответственно, а прикрыл свою голову и нижнюю часть лица с шарфом на манер того, как это делают в Тахари. Это неплохо сочеталось с разношерстными одеждами стражников из вспомогательных отрядов, которые, в целом, имели мало общего друг с другом, за исключением разве что того, что все они не имели никакого отношения к Ару. Среди кадровых стражников Ара, насколько я знал, были либо уроженцы Ара под командой косианского офицера, либо, что чаще, просто косианцы в униформе Ара. Также следует упомянуть, что на улицах города можно было встретить солдат регулярных полков Коса и различных наёмниках. Причём, следует отметить, что некоторые отряды наёмники были автоматически включены во вспомогательную стражу. Кое-кто из других наёмников, чьи контракты закончились, тоже недолго думая завербовались в эти отряды. Наиболее деликатные задания, которые могли бы вызвать возмущение граждан Ара, или даже инициировать сопротивление, обычно поручались стражникам из таких вот вспомогательных отрядов. От их действий, в случае необходимости, всегда можно откреститься или сожалеть. А при особой нужде и просто расформировать в качестве символа примирения. Кроме того, этими отрядами было трудно управлять. В этом я увидел новые доказательства того, Мирон или его советники со своей стороны уделяют немало внимания к принципам и методам Дитриха из Тарнбурга. Впрочем, подобные схемы, использовал не один Дитрих, по крайней мере, насколько я знаю. Многие принимали на службу в такие силы представителей отбросов городского общества, используя их зависть и ненависть к их более успешным согражданам, чтобы превратить их в тщеславное, подозрительное и беспощадное орудие в своих руках. Такая сила всегда может быть расформирована или даже уничтожена к восхищению других горожан, которые после этого будут смотреть на завоевателя, как своего защитника. Они так и не поймут того, что он использовал, а потом принёс в жертву, такие инструменты как обманутые отбросы их собственного сообщества.