Старшина посмотрел на него. Вид у Нефедова был - хоть сейчас в гроб, черная, обгоревшая кожа на лице висела клочьями. Но из-под нее уже проглядывала свежая, розовая. Степан дернул рукой, чтобы почесаться, но наткнулся на возмущенный взгляд санинструкторши и махнул рукой. Потом подобрал с бетонного пола что-то, тяжело и глухо звякнувшее.
- На, посмотри, - сказал он Казимиру. - В руки не даю, и так увидишь. Против тебя даже фамильная драгоценность не устояла. Силен, бродяга, а с виду и не скажешь...
Он повертел в пальцах оплавленный и прокушенный насквозь черенок серебряной ложки.
- Спасибо, - сказал Тхоржевский. - Спасибо. Мы здесь успели?
- Успели, - устало отозвался старшина.
- А Врата? Это же было...
- Болтай меньше, - спокойно оборвал его Нефедов. - Что было, того больше нет. С моря десант подошел, сейчас здесь все оцепят - и привет, выходи - не бойся, заходи - не плачь. Наше дело сделано.
- Десант? - удивился Казимир. - Быстро они.
- Это не они быстро, а ты медленно. Шестой час лежишь, как король на именинах. Вставай уже. Хотя, какой толк тебе вставать-то? Белый день на дворе, а тебя сейчас куренок затопчет, богатыря такого...
- Ничего... - виновато пробормотал Тхоржевский, и сам себе удивился: перед кем оправдывается-то? Настя Левандовская смотрела на него серыми огромными глазами и наматывала на палец прядь волос.
- Вы извините, - жалобно сказала она.
- Нет вам прощения... - он попытался улыбнуться и почувствовал, как трещит сухая кожа на губах. - Если не скажете, как вас потом можно найти.
- Вот молодежь пошла - на ходу подметки режут, - хмыкнул Степан Нефедов, поднялся и, хромая, зашагал к выходу из бункера. Двое проводили его взглядом и снова посмотрели друг на друга.
- Настя, да? - спросил он. Губы у девушки задрожали, но она быстро справилась с собой и улыбнулась - легко, почти незаметно.
- А я вас почему-то не боюсь... Казимир, да? Вы поляк?
- Так точно, - ответил Тхоржевский, смахивая с лица пепел и еще какую-то шелуху, похожую на старую паутину. - Знаете, есть такой старый и глупый анекдот, там еще слова такие: "А чего нас бояться?"
Настя рассмеялась, и тут же посерьезнела.
- Ой! - вдруг вскрикнула она, вскакивая и подхватывая свою сумку. - У меня же приказ!
- У всех приказ, - мрачно сказал Казимир, - а также война и другие скверные штуки. Надо идти, да. Идемте, Настя.
Завал уже разобрали - может быть, не без помощи того же Никифорова. Они шагнули наружу, в пасмурный утренний свет, и сразу стала слышна дальняя артиллерийская перекличка, свист ветра и разговоры десанта - все как обычно, когда передовая где-то вдалеке, а тут, вроде бы, почти совсем и нет никакой войны.
Настя Левандовская споткнулась, ойкнула и выронила сумку.
- Я помогу, - Казимир наклонился, поднял тяжелую брезентовую сумку, поглядел на красный крест и протянул Насте.
- Спасибо.
Она сделала несколько шагов, потом повернулась и посмотрела на Тхоржевского.
- Вы не подумайте, Настя, - - усмехнулся он. - Обычно я симпатичный, не то, что сегодня. Тяжелая ночь, понимаете...
- Я понимаю, - Настя держала сумку обеими руками, прижимая к груди, и улыбалась ему. - Я хотела сказать, что...
"Та-дахх!"
Упругий раскат выстрела, и за ним, сразу же, почти слившись - еще один. Огромные глаза. Сумка с пробитым красным крестом, валящаяся из рук. И медленное, в застывшей, вязкой тишине, падение.
- Настя! - Казимир подхватил ее на руки. Такая легкая... Он, который мог бы руками вырвать танковый люк, не понимал - почему такая легкая?
- Где?! - крик Нефедова, стегнувший, как плеть.
- Сволочь... - это сержант Конюхов. - Не уследили. Тихо сидел, гад, как суслик, схрон себе вырыл на склоне. Снайпер, паскуда, да еще и не простой. Тут кусудама у него, толково сделана. Тэссер - и тот не учуял, похоже, морок навели. Уже распороли падлюгу, охнуть не успел...
- Успел! Проворонили! - снова старшина.
Он не понимал. Вокруг говорили какие-то слова, но он чувствовал только тяжелый, острый, медный запах крови, текущей по рукам. И глаза... Они еще глядели на него, но взгляд уже потерял глубину, становился тусклым, стеклянным. Неживым.
- Не дам!
Нефедов не успел подойти. Серое облако непроницаемой мглы окутало высокую фигуру, замершую с той, другой, бессильно обвисшей, на руках. Степан понял, что сейчас случится, рявкнул:
- Казимир! Отставить! Ты что творишь!?
Но уже понимал, что не успел. Махнул рукой и сел прямо на землю, морщась от боли. Поймал вопросительный взгляд Никифорова, покачал головой.
- Поздняк метаться, пол покрашен...
Через несколько бесконечно долгих минут облако задрожало, распалось на мелкие иглы тумана и обрушилось в жухлую истоптанную траву.
Казимир Тхоржевский стоял неподвижно, уронив руки вдоль тела, пустыми глазами глядя в землю. Его лицо, исхудавшее за эти несколько минут так, что под кожей почти просвечивали кости черепа, стало похожим на белую бумажную маску. Крепко держась за него, уткнувшись головой в плечо, рядом стояла Настя. Санинструктор Анастасия Левандовская. Очень медленно она повернулась и отыскала глазами старшину Степана Нефедова.
- Товарищ старшина, - спокойным, сильным голосом сказала Настя. - Не ругайте его, пожалуйста. Он мне все рассказал. Я его простила.
Нефедов поморщился и устало пожал плечами.
- Когда только успел? А, я все забываю, что в этом чертовом тумане вашем время шутки шутит. Здесь минута, там - часы... Наказать его - и как? Он сам себя наказал, похоже.
Старшина встал, хрустнул плечами, зачем-то похлопал ладонью по безнадежно перемазанному кровью комбинезону, стряхивая цементную пыль со знака Охотника на плече. Казимир не произнес ни слова - стоял все так же, не поднимая глаз.
- Хорошо, что здесь больше командиров нет. - Нефедов криво усмехнулся. - Значит, так. Казимир Тхоржевский! Слушай мою команду!
- Так точно, - просипел вампир в ответ. Его руки дрожали мелкой дрожью. Настя дотронулась ладонью до его локтя.
- Хорошо, что слушаешь, - в голосе командира Особого взвода будто заскрипело ржавое железо. - Значит, уши есть, хоть для чего-то твоя голова пригодилась. Принимай напарника. Теперь вы оба - мои люди. Пока я живой, это так. И даже если я не живой - ничего не изменится. Согласия твоего не спрашиваю, мне наплевать и растереть. Как я скажу, так и будет. Ты поклялся, и она поклянется. Клятву эту не разорвать, ты сам знаешь.
- Знаю...
- Слово сказано.
Степан Нефедов повернулся к Насте Левандовской. Посмотрел ей в глаза - мрачно, долго и неотрывно. Взгляд она выдержала, не моргая.
- Ну, милости прошу в отряд... Умбра-Два.
* * *
- А море там было совсем другое, да, - седая женщина, улыбаясь, смотрела вдаль, между кипарисами, и глаза ее блестели, как в молодости.
- Мне Черное больше нравится, - отозвался ее спутник. Он тоже улыбнулся и во рту, под лунным светом, заблестели две серебряные коронки. Жена лукаво взглянула на него и прищурилась.
- Странные мы с тобой, - сказала она. - Совсем не как в книжках.
- Не вспоминай даже, Настя, - поморщился старик и даже передернул плечами, словно от внезапного холода. - Кто меня недавно уговорил купить это чтиво? "Влюбленный вампир", ну надо же! И ведь печатают такую муть.
- Не бурчи, - его спутница ткнула старика кулачком в бок. - Зато романтично. Ты же мне вслух читал...
- Могу даже по памяти, - Казимир Тхоржевский театрально поднял седые брови, откашлялся и завывающим голосом, фальшивя, как плохой актер на сцене, начал:
- "Диана почувствовала, как холод обжег ее роскошную грудь, с которой серебряным потоком стекала вода. Но не холод от дождя был тому виной. Прекрасный мужчина ласково прикоснулся к ее лицу своими длинными, точеными пальцами..."
- Точеными. На токарном станке! - хихикнула Настя. - А потом он страстно и томно обнял ее, небось?
- А как же. Всю, - согласился ее муж.
Они рассмеялись и снова замолчали.
Потом старая седая женщина с молодыми глазами спросила тихо:
- Ты помнишь, где нам надо искать?
Старик встал и подал ей руку.
- Пойдем. Нужно немного пройтись.
* * *
Заброшенная еще с русско-японской войны батарея стояла в густом лесу - успел вырасти за полвека. Кусты пробивались через трещины в каменных стенах, стволы деревьев проросли сквозь потолки взорванных потерн и казематные амбразуры.
Ночь, заволокшая тучами небо, накрыла батарею непроглядным мраком. Но три пары глаз, внимательно оглядывавшие окрестности, ни в каком освещении не нуждались.
Казимир, конечно, оказался прав - Настя была здесь. Точнее, неподалеку, в окрестностях деревеньки с незапоминающимся названием. Они тут все были такие - Яндятунь, Юдятунь, Ляндатунь, Куандятунь... и еще целая куча разных "туней", "фаней" и "гоу". Рядом с одной такой "гоу" - десять домиков, половина снесена бомбежкой до фундамента - Взвод добивал уцелевших японских колдунов-онмеджи, которые наплодили всяческой нечисти. На это задание ушли восемь человек. А с ними - Умбра-Два.
Нефедов, всю дорогу злой и раздосадованный "полным провалом секретности", как он выразился, только хмыкнул непонятно, увидев, как Настя и Казимир обнялись, стоя на краю опаленной котловины, в которую превратилась бывшая сопка, отмеченная на карте как "высота 210".
- Намиловались? - спросил он потом. - Голубочки вы наши зубастые.
- А вы, товарищ старшина, не смейтесь, - обиженно сказала Настя Левандовская, сверкнув белыми остренькими клыками. - Я эти зубы себе не выбирала, если что.
- Я вообще редко смеюсь, - буднично сообщил Степан Нефедов, глядя в небо. - Вот если анекдот удачный... но на это Конюхов мастер, больше некому. Ты, кстати, своему суженому-ряженому давно в рот заглядывала? Нет, я все понимаю, дареный конь, конечно...
- Тьфу на вас, товарищ старшина, - фыркнула Настя. Потом внимательно посмотрела на Казимира. - Казик, это сейчас Степан Матвеевич о чем говорит?
Тхоржевский замялся. Потом очень натурально изобразил тяжелый вздох - если бы Нефедов точно не знал, что вампиру дышать незачем, поверил бы сразу.
- Открой рот,- строго сказала Настя. Осеклась и прошептала:
- Это как?
Казимир потрогал пальцами два серебряных клыка и поморщился.
- Побаливают, конечно. Но уже почти привык...
- Да зачем? - вырвалось у Насти отчаянно.
- Полгода назад, когда мы с тобой... в первый раз встретились, та ложка мне дорого обошлась. В бункере и так творилось черт-те что, а тут еще и ты... Рана никак заживать не хотела. Я думал - даже говорить не смогу толком. А потом разозлился. Да как так-то? Я такое прошел уже, о чем люди даже подумать не могу, чтобы не поседеть сразу. А тут - ложка... В общем, я пошел к деду своему. Он у меня - кремень, такой человек...
- Не человек, конечно. Но кремень, эт-то точно, - ехидно вставил Нефедов. Казимир отмахнулся и продолжал:
- Он мне дал средство одно, старинный рецепт нашей семьи. А потом обмолвился: "Знаешь, Казик, солнечного света ты не боишься. Так может сам поймешь, что бояться какого-то металла тебе попросту глупо?" Вот так я и понял, что все дело во мне, а вовсе даже не в серебре. Долго объяснять, как сам себя переламывал... Теперь привыкаю. Раны сразу прошли, шрамов нет, но вот с зубами получилось не очень - новые после бункера так не выросли. И я подумал - значит, так тому и быть.
- Ишь ты! Сначала тащишь в рот всякую гадость из Врат Л"Йенг, а потом хочешь, чтобы с клыками все было чика-в-чику? - непритворно изумился Нефедов, который изо всех сил делал вид, что не слушает и вообще - просто любуется природой, глядя на обгоревшие проплешины сопок.
Тхоржевский попытался было испепелить старшину взглядом, но тут Настя рассмеялась - звонко и весело.
- Мужики, мужики... Смешные вы. Да, товарищ старшина, вы тоже смешной, и не хмурьтесь, не испугаюсь все равно!
- А я чего? - пожал плечами Степан. - Я не страшный.
Умбра-Два пошла с ними - не спрашивая, зачем. Просто поглядела на старшину, который молча и серьезно кивнул в ответ.
Ночь заволокла тучами небо. Нефедов рассматривал развалины, и, кривясь от отвращения, катал во рту желатиновую капсулу - холодную, растекающуюся жидким и горьким льдом во рту. Губы немели, зато все ярче расцветал яркий оранжевый рисунок на земле - круги, сложные завитки и ломаные начертания букв, окружавшие старую батарею.
- Здесь так просто не пройти, - шепнул он во тьму. И тьма послушно донесла обратно ответ:
- Значит, постараемся.
- Надо постараться. Времени у нас нет.
Степан знал, что это правда. Где-то внизу, в оставшихся целыми коридорах и подвалах казематов, готовился убийственной силы ритуал, который должен был намертво закрыть целый район, замкнуть его в кольцо почти непробиваемого заклятья. Но как раз это было, в общем-то, неважно. Японцев ведь почти добили, и что толку от того, что какие-то онмеджи будут огрызаться еще неделю или две? Наступать они не смогут все равно - нечем им наступать, здесь не дивизия, и даже не батальон. Кололи и не такие орехи. Нефедов вспомнил Кенигсберг и дернул головой, отгоняя непрошеные мысли. Взвод делал это десятки раз - почти привычка, очищенная от всего лишнего.
Но если бы только это... Плохо было другое - для такого ритуала всегда нужны жертвы. Чем больше - тем крепче охранное Слово, тем тяжелее потом пробить защиту. А совсем худо было вот что: старшина хорошо знал, кого принесут в жертву. Альвы. Попавшие в плен к врагу - раненые, ослабевшие, измученные. Сами они не выберутся, об этом не зря предупреждал родич. Значит, выбора нет никакого. Где же Ласс? Нет. Сейчас не время гадать.
- Сильная штука. Зубы ноют от этих рисунков, - шепот Казимира раздался словно бы прямо в голове у Нефедова.
- Хорошо, что не жмут, - буркнул он в ответ.
- Шуточки у тебя, Степан Матвеевич...
- Все, оставить трёп. Надо идти.
И они пошли.
* * *
Ночью в парке было тихо и совсем хорошо - как будто и не было рядом никакого большого города. Только ворочалось и негромко шумело внизу море, качавшее на волнах огоньки какого-то судна вдалеке от берега.
- Ничего себе - "немножко пройтись"!
- А что? Для нас с тобой - пара пустяков.
- Как же тут славно, - тихо проговорила жена Казимира, трогая рукой ствол. - Это ведь магнолия?
- Да. Постарался садовник Кебах, оставил по себе память...
За листвой, на фоне темного крымского неба, чернели башенки и резные минареты Воронцовского дворца.
- Где она? - спросила Настя.
- Иди за мной, - усмехнулся ее муж, - свет мой ясный.
- Только при луне ты мне всякие нежности и говоришь! - притворно нахмурилась его спутница, опираясь на руку старика.
Они подошли к широкой лестнице. Казимир Тхоржевский остановился и показал на одного из мраморных львов - самого нижнего слева, спящего с грустной мордой.
- Здесь.
- Ты с ума сошел? - удивленно спросила жена. - Прямо здесь, на Львиной террасе? На виду у всех туристов?
- Знаешь, милая, как говорил Эдгар По? Лучше всего прятать лист в лесу...
- Ну да... Тогда, если следовать логике мистера По, тебе нужно было спрятать это в подвалах Массандры.
- Вот черт, - пораженно почесал затылок Казимир. - Точно. А ведь я не догадался!
- И слава богу. Там бы мы целый год искали.
Они подошли к постаменту, и Настя похлопала спящего льва по лапе.