- Врёшь, тварь! – рявкнул второй мужчина. Потом раздались звуки ударов, и Антошка понял, что эти ужасные гости избивают его мать. Мальчика затрясло. Он зажал уши ладонями, слёзы потекли сами собой. Страшные мужики избивали маму, а он ничем, совсем ничем не мог ей помочь. Рычащие голоса продолжали о чём-то спрашивать маму, её голос звучал всё слабее и слабее, потом Антошка расслышал слова:
- Тащи утюг, Клешня! Сейчас сиськи ей поджарим – запоёт, как соловей летом. Эй, шалава, не вспомнила ещё? А то, гляди, мы устроим – будут тебя звать Копчёная Сиська!
- Я не знаю, - всхлипнула мать, - не знаю, не зна…
Неожиданно голос её прервался, и раздался странный хрип.
- Эй ты чо? Ты подыхать, что ли вздумала, дура? Клешня, тащи воды, ой перестарались мы… Клешня!
Потом послышались звуки какой-то возни и второй голос произнёс:
- Всё, пиздец котёнку, отосрался. Сдохла баба-то… Давай, Енот, ходу, ходу отсюда…
Торопливые тяжёлые шаги затопали на выход, и всё стихло. Антошка наконец-то судорожно всхлипнул и осторожно стал выбираться из шкафа, прижимая к себе косорылого Степашку.
- Мама… - в перерывах между всхлипами шептал он, - мама…
Алевтина лежала на диване, как-то странно съёжившись. Левая половина лица у неё была красно-синей, на руках тоже наливались синяки. Женщина не шевелилась, и мальчик на четвереньках подполз к ней и стал дёргать за платье, надеясь разбудить.
- Мама, проснись! Мамочка, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Мне страшно!
Рука матери безвольно свесилась с дивана, женщина странно дёрнулась, из лёгких её вырвался вздох, но после этого она замерла уже окончательно. Антошка вдруг понял, что произошло что-то совсем ужасное и непоправимое, что мама не проснется, и он отчаянно заплакал-заскулил, словно брошенный щенок…
Когда через два часа соседка-пенсионерка, возвращавшаяся от дочери, увидела выбитую дверь, заглянула в квартиру и позвала милицию, Антошка всё ещё продолжал скулить…
***
Наши дни.
Я почти не помню его… Самое страшное, что моя память, идеальная во многом, словно отторгает воспоминания о нём. Словно моего маленького Арлекина никогда не было в этом мире – его глаз, его улыбки, его нежных губ. Я понимаю, что со мной происходит – потеряв его, я начал сходить с ума и пустота, которая поселилась внутри всё растёт и растёт, пытаясь забрать его совсем. Не получится. Я сумею договориться с пустотой и заполнить её.
Я ставлю пластинку на проигрыватель – в этом я старомоден, никаких современных штучек, только старый, ещё в прошлом веке сделанный проигрыватель, только старая виниловая пластинка. Но какой звук, Боже мой, какой звук… Хор ангелов… и в моей голове медленно начинают звучать строки. Это ты разговариваешь со мной, мой маленький Арлекин… Ты подаёшь мне знак…
Сумасшествие сжигает изнутри
То ли душу, то ли город, то ли жизнь…
На краю (опять ты крайний!) не держись –
Прыгни в пламя и со смехом догори.
Догони судьбу-нахалку,
Догони по бездорожью,
Мне опять себя не жалко,
Мы опять неосторожны.
Больно знать и глупо верить,
Наша сказка все страшнее.
Крестик «продано» на двери…
Обреченные сильнее.
Больше некуда и незачем бежать,
Я судьбу возненавидел, как врага.
Ничего уже не страшно, только жаль,
Что и мертвые мы по уши в долгах.
Догони судьбу-злодейку,
Догори свечою белой!
Жизнь не ценится в копейку,
Но совсем не в этом дело?
Догони судьбу-подлюку,
Догори – останься гордым…
Черный крест над Первым Кругом,
Научи меня быть мертвым!
Темным знанием отравленные сны…
Тошно боженьке и жарко небесам…
Kiss me, kill me…
Глупо верить…
Знаю сам…
В этом мире бесполезно ждать весны…*
А потом мы с тобой начинаем танцевать. Только ты и я…
*Стихи Сибиряка.
========== Глава 3.Первые неожиданности ==========
Макс открыл дверь своими ключами и прислушался. В квартире было тихо, значит, Малой уже спит. Из-под неплотно прикрытой двери Андрюхиной комнаты пробивалась узкая полоска слабого рассеянного света – ага, значит, Артём уже ушёл, и Андрей наверняка читает или бродит в Сети. А вот дверь в кухню была открыта, значит, Вадим, как обычно, дожидается его…
Макс вздохнул. Наверное, Вадиму больше подошёл бы кто-нибудь с куда более спокойной профессией, но за всё время, что они были вместе, он не услышал от любимого ни единого упрёка. М-да… Семьи полицейских часто разваливаются именно по этой причине – жена не выдерживает рабочего графика мужа «двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю» и отнюдь не шоколадной зарплаты. Макс вздохнул ещё раз. Учитывая все обстоятельства, ему просто сказочно повезло, что-что, а крепкий надёжный тыл Вадик обеспечить в состоянии. Только вот не давало покоя неприятное ощущение – что он больше берёт, чем отдаёт взамен…
Из кухни выглянул обеспокоенный Вадим:
- Макс, ты в порядке? Что-то… совсем нехорошее?
- Нехорошее, ага, - согласился Макс, - но не в этом дело. Просто на меня напал приступ тяжкой рефлексии.
Вадим усмехнулся:
- Опа… И до тебя добралась извечная болезнь российской интеллигенции. И что теперь? Пойдёшь в народ агитировать за революцию? А потом с тебя напишут картину «Арест пропагандиста-2»?
- Да упаси Боже, - выставил вперёд ладони Макс, - мне причислять себя к российской интеллигенции… Тем более, что наполовину немец.
- Яволь, майн партайгеноссе, как скажешь. Ступай руки мыть.
Макс отсалютовал правой рукой и отправился в ванную. Дурное настроение стало рассеиваться, словно его и не было. А когда он уселся за стол, развеялось окончательно.
- Примитивно всё-таки устроен мужчина, - хмыкнул Макс, разрезая отбивную, - самый простой способ поднять настроение – вкусный ужин.
- Ты ешь-ешь, - хмыкнул Вадим, - тебе ещё нужно будет мне объяснить, чем тебе российская интеллигенция не угодила…
Макс задумчиво слопал отбивную, подобрал с тарелки остатки жареной картошки и салата, сделал глоток чая и заявил:
- Видишь ли, была у российской интеллигенции одна дурная черта – чувство вины перед великим и мудрым российским народом. Отсюда все эти хождения в народ, работа врачами, учителями и землемерами…
- А что тут плохого-то? – удивился Вадим.
- Абсолютно ничего плохого, только хорошее, - кивнул Макс. – Только вот тёмный народишко никак не желал революционных изменений, о которых говорили юные бунтари. Ему, народишку, землицы бы поболее, да коровку прикупить, чтобы детишки зимой с голоду не дохли. Вот и возникла в некоторых умных головушках идея террора и государственного переворота. Типа – главное народу путь указать, а там само пойдёт. Поэтому истинные интеллигенты бунтарям сочувствовали, считая, что таким образом искупают вековую вину перед народом. Так и дошло дело… до революции, после которой и интеллигенции как таковой почти не осталось. Потому как можно человека хоть в трёх институтах выучить - а ведь большевики для просвещения немало сделали, как ни одно другое правительство – а он как был быдлом, так быдлом и останется. Правда, будет образованным быдлом, что ещё опаснее.
- Радикал ты, как я погляжу, - ухмыльнулся Вадим.
- Ради… кто? - отреагировал Макс. – Чтой-то не понимаю я таких словов и выражениев. Но накажу непременно… Нынче же…
И приобнял Вадима, уткнувшись лицом в мягкие вороные волосы с уже заметными седыми прядками. Макс и у себя уже замечал седину, но на его блондинистых волосах это было не так заметно.
- Ты что там разглядываешь? – подозрительно спросил Вадим.
- Смотрю, какой ты у меня красивый, - искренне ответил Макс, и Вадим расслабился и уютно устроил голову на Максовом плече, давая понять, что вопрос о роли интеллигенции в российской истории отпал сам собою. Но потом всё-таки спросил:
- Что ж у тебя случилось-то? Я же видел – сам не свой пришёл…
Макс вздохнул и в очередной раз начал нарушать тайну следствия.
Выслушав Максов рассказ, Вадим заметил:
- Да уж. Тёмное дело. Сплошные непонятки.
- Меня больше всего волнует, как наш злодей может быть связан с пропавшим Матвеем Цимлянским. Вот это самое непонятное. Поэтому завтра с утра на работу, а потом, возможно, отправлюсь в Соседний Город. Побеседую с тамошними коллегами, да и с самим Цимлянским поговорить не мешает. И с окружением Матвея. А Галя пусть пока убитой девушкой занимается.
- Цимлянский – серьёзная фигура, - заметил Вадим. – Причём – тоже тёмная лошадка. Он из Москвы, имел там налаженный бизнес, однако потом всё продал и переехал в Соседний Город. Да так удачно переехал, что вскоре потеснил местных и стал играть в тамошнем бизнесе роль первой скрипки. Конечно, по мировым масштабам олигархом его назвать сложно, но в Соседнем Городе он – царь и Бог. Удивительно, что ты с ним раньше не столкнулся, хотя… Из того, что я о нём знаю, его бизнес вполне легальный. Сеть магазинов, закусочные, заправки, аптеки, завод местный «Медтехника»… Завод до него на ладан дышал, а сейчас великолепную прибыль приносит и процветает. Да, ещё несколько мотелей ему принадлежит… И гостиница «Сосны» - самый лучший отель Соседнего Города.
- Ого! – присвистнул Макс. – Разносторонний товарищ! Похоже, что ему полгорода принадлежит!
- О нём шутят, что он прямо как царь Мидас* - к чему ни прикоснётся, всё в золото превращается, - серьёзно ответил Вадим. – Похоже, у Цимлянского и впрямь талант.
- Что ж он из Москвы-то убрался, талантливый такой? – удивился Макс. – Или там слишком высока конкуренция?
- Насколько мне известно, он уехал после смерти первой жены, матери Матвея. Сейчас у него второй брак, по слухам – вполне счастливый, и сынка ему вторая жена родила. Но толком я об этом ничего не знаю, - сказал Вадим. – Сам понимаешь, мы с Цимлянским общаемся редко и по делу, уровни разные. Так что, за что купил, за то и продаю.
- Спасибо, - улыбнулся Макс, - буду теперь знать от какой печки танцевать.
- Только не вздумай с ним шутить, - тихо сказал Вадим, и глаза его тревожно блеснули, - это субъект того сорта, что шуток не понимает от слова «совсем».
- Буду предельно корректен, любовь моя, - отозвался Макс, вовлекая Вадима в поцелуй.
***
На следующее утро Макс прибыл в родимый РОВД ни свет, ни заря, но Шаманка всё равно была уже на месте, и с ожесточением рылась в базе потеряшек. Макс бросил задумчивый взгляд на боевую подругу и достал из сумки банку кофе «Альмагро» - хоть и растворимого, но вполне приличного, и пакет с галетами.
- Ого! – заценила Шаманка. – Вижу я, что готов ты к труду и обороне. Сейчас чайник поставлю.
- Давай! – отозвался Макс и покосился на экран Шаманкиного компьютера:
- Что, Литвинов уже вскрытие произвёл? Есть какие-то данные?
- Да нет, Литвинов с Машей в лаборатории закрылись и шипят на всех – типа результаты вскрытия обещали как только, так сразу, экспресс-тест ДНК примерно тогда же, плюс Маша ещё и по кольцу данные обещала нарыть.
- Хмм, - задумчиво произнёс Макс. – Что нам это даст? Серийное же вроде бы производство.
- Вот как раз и нет, - ответила Шаманка, - Маша говорила про низкопробное золото и дешёвые камни, но сама работа явно не серийная. Так что, возможно, и с этой стороны удастся выйти на убитую.
- А отпечатки пальцев? – спросил Макс. – Кисти-то целы…
- Кисти-то целы, но вот самих отпечатков в базах данных нет. Похоже, что покойница была чиста перед законом. А ещё Маша сказала, что по некоторым внешним признакам девушке лет двадцать-двадцать пять. Вот я и пытаюсь вычленить потеряшек этого возраста – убитая явно не бомжиха и не проститутка – руки ухоженные, маникюр хороший, но лак неброский, кольцо недорогое, опять же, со вкусом сделано. Жаль, голова отсутствует - можно было прогнать через программу распознавания лиц…
- Увы, - хмыкнул Макс, - злодей нам работу не облегчил. Но с колечком идея хорошая – если работа штучная, то… Хороших ювелиров, работающих на заказ в Городе, не так уж много, работу коллег они знают. Установим ювелира, делавшего колечко – есть шанс установить личность убитой.
- Это да, - согласилась Шаманка, задумчиво потягивая кофе. – Я так поняла, ты Цимлянским займёшься?
- Да, - кивнул Макс, - но прежде нужно дождаться хоть каких-то результатов экспертизы.
- Да понятно, - кивнула Шаманка. – Тогда я отрабатываю ювелиров. И…
Что ещё хотела сказать Галина, осталось покрытым мраком неизвестности, потому как мобильник Макса подал голос.
- Да, Юра? – спросил Макс, увидев на дисплее высветившийся номер.
- Давайте с Галей ко мне, - быстро сказал Литвинов. – У меня тут такое вырисовывается…
В лаборатории Макс с Шаманкой оказались через три минуты. Литвинов вид имел… немного растерянный.
- Привет, Юр, - поздоровался Макс. – Чем порадуешь?
- Уж даже не знаю, - вздохнул Юра, - порадую или нет, но, похоже, что искать нужно не один труп, а целых три.
- Что? – поразилась Шаманка. – Откуда три?
- Сюрприз от злодея, - отозвался Литвинов. – Вскрыл я нашей снежной красавице брюшную полость - а у неё в желудке пальцы. Мизинцы. Три штуки. Причём проглотила их девушка непосредственно перед смертью и явно не добровольно. И фрагменты сердца и печени. Причём фрагменты принадлежат двум разным сердцам. За печень не поручусь.
- Человеческой печени? – спросил Макс.
- Уж ясно, что не коровьей, - отрезал Литвинов. – Маша анализ ДНК сделает, узнаем, какой мизинец какому фрагменту сердца соответствует. И соответствует ли.
- А у покойницы всё на месте? - спросила Шаманка.
- У покойницы – да. Полный комплект. И мизинцы, и сердце, и печень – всё на своих местах. Но это явно ненормальный творил.
- Понятно, - протянул Макс. – Где-то ещё гуляет голова твоей находки… и два тела без мизинцев, сердец и печени. Это в лучшем случае. Так?
- Похоже, что так, - согласился Юра.
- А по девушке что скажешь? – поинтересовалась Шаманка.
- Возраст – двадцать-двадцать два года, - ответил Юра, - время смерти точно установить не удалось, поскольку после убийства труп держали в каком-то мощном морозильнике… Может, два дня назад убита, а может, и две недели. Убитая вела активную половую жизнь, была беременна, срок три-четыре недели, жила в хороших условиях – тело ухоженное, питалась хорошо, ногти с маникюром, интимная стрижка…
- Дорогая проститутка? - спросила Шаманка.
- Да нет, не похоже. Возможно, любовница или жена неплохо обеспеченного человека. Причём она не всегда жила в достатке – в детстве явно перенесла рахит, на грудной клетке видны следы сросшихся переломов рёбер, сросшийся перелом лучевой кости…
- То есть в детстве её плохо кормили и лупили почём зря, - подытожила Шаманка.
- Именно так, - согласился Литвинов. – В общем, пока это всё. Будет готов экспресс-анализ ДНК – сообщу, как только, так сразу.
*Царь Мидас – согласно мифам древней Греции, правитель Лидии, попросивший у бога Аполлона дар превращать в золото всё, к чему он прикасался. Бог просьбу выполнил, но Мидас очень скоро понял, что был неправ, особенно после того, как его любимая дочь, прикоснувшись к отцу, обратилась в золотую статую. После этого Мидас попросил забрать дар, и, по приказу Аполлона, омылся в реке Пактол, которая с тех пор стала золотоносной.
Комментарий к Глава 3.Первые неожиданности
Дорогие мои читатели! Добрый гуманный автор на неделю отбывает в тёплые края, прошу простить, но такая тут возможность подвернулась, что грех не воспользоваться.