Когда Влад и Киря пошли отдохнуть в домик ко мне подошла красивая девушка. Светло-русая, солнце золотило её волосы. Я ни у кого не видел таких красивых волос. А ещё она была голубоглазая.
--Вы спасатель? -- сказала девушка протяжно, так у нас не говорят.
-- Спасатель.
-- Точно? - она измерила меня подозрительным взглядом.--Тут другие всё лето были. Такие подкаченные мальчики.
-- Я за них.
-- Честно?
-- Да честно, -- улыбнулся. Девушка мне понравилась.
-- Пожалуйста, если вы действительно спасатель, -- девушка явно подозревала, что я её дурю, -- скажите тому мальчишке, чтоб кувшинки не рвал?
Около пляжа какой-то поцак действительно копошился в зарослях, выбирая самые крупные цветы. Его вихрастая голова на поверхности напоминала голову выдры, которые стали попадаться в нашем озере - ещё один знак того, что водоём заболачивался.
-- Почему? - удивился я.--Пусть рвёт. Тут все рвут.
--Как? - возмутилась девушка. - Эти кувшинки занесены в "Красную книгу"!
-- Это может и хорошо, -- ответил я, - что занесены. А у нас озеро понимаете вы, а не болото. Нам кувшинки не нужны. Они в запруде растут, там был временный слив. А постоянный так за пятьдесят лет и не построили. Вот озеро и зарастает. Кувшинки - беда для нас.
Девушка процедила:
-- Понятно.
И ушла.
Я ещё подумал: сразу видно дачница, избалованная горожанка.
Но на следующий день она опять подошла.
Мы сидели у домика с Евой, Ростиком, Михой, Снежаной (подругой Евы и девушкой Кири), Кирей и Владом.
-- Извините. Там тарзанка опасная. Канат может оборваться. Перетёрся за лето.
-- Да скорей бы уж оборвался, -- сказал Киря.
Это он подрезал канат на тарзанке, всё равно канат свое лето отработал. А на осень Киря хотел повесить новый канат для нас, местных. Для того, чтобы нам выделили новый, надо было "добить" старый канат.
-- Но ведь может случиться несчастный случай! - нервничала девушка.
Я подумал: ой достала как.
-- Пойду отвяжу канат что ли, -- сказал я.
-- Не вздумай! - сказала Ева.
-- Но ведь опасно! - доказывала девушка. - Понимаете? Опасно!
Она так это всё говорила, эти немногие слова, что все вдруг поняли: очень опасно.
Киря нехотя встал и сказал:
-- Ладно. Пойду отвяжу.
-- Вали отсюда, дура! - наехала Ева на девушку.
У девушки на глазах выступили слёзы и она свалила.
-- Ну чего ты, Ев! - сказал я. - Зачем?
Я знал, что Ева добрая. Я не мог понять, зачем она прогнала девушку.
-- Да достала она. Всё лето картиночки малюет, -- сказала Ева.
-- Кто малюет картиночки? Какие картиночки?
-- Это художница, -- сказал Влад. - Всё лето рисует тут и в других местах. Всех достала. Всем замечания делает.
-- Эколог что ли?
-- Да не знаю. Но всех достала.
-- Пойду извинюсь.
-- Василь! Не ходи! - стала умолять Ева.
Ростик довольно ухмылялся.
Я пошёл искать художницу. "Художница" - для меня это было как "небожитель".
И я нашёл её. Она стояла за мольбертом и спокойно рисовала.
-- Извините, -- сказал я. - Наши ребята иногда грубят.
-- Ничего. Я понимаю. Тяжелое детство -- скользкий подоконник. Но я вижу: вы не такой. Вы очень волевой, судя по лицу... -- она запнулась. --Хотите: нарисую завтра ваш портрет?
-- Конечно хочу! - сказал я. - Но понимаете. Неудобно перед друзьями...
Она заворожила меня. Я был очарован ею. Я проводил её почти до дома. Мы познакомились. Её звали Маша Чугунова. Если идти вдоль Дмитровской улицы, мимо дяди Бориного дома, дальше по дороге, то асфальт заканчивается как раз на въезде на наши Заречные улицы. А дальше - плохая дорога и лес. А там - дачи. Много-много старых и новых дач. Садовые товарищества и просто индивидуальные застройщики. Там у мамы нашей дача чёрти с каких времён. А живёт там летом мамина сестра и мой племяшка.
-- Чугуновы? - спросил за ужином папа. - Знаю. Это с улицы Бардина, первый дом у леса. Жадные.
Но мне было всё равно. Жадные они или нет. Маша Чугунова была просто чудо. Стройная, с золотыми волосами, милая и вежливая. Ей было четырнадцать. Через неделю мама выдала информацию:
-- Живут с шестидесятых годов. Всем заправляла прабабушка, сейчас при смерти. Бабушка - педагог. Дедушка - скандалист, всё дорогу охраняет от грузовиков.
А папа вдруг добавил:
- Мама Маши в молодости с нами гуляла, тогда дяди Ваня её к нам в компанию пригласил. Он был первым парнем на деревне.
Я не удивился, я знал, что дядя Ваня был лидером в школе. И сейчас дядя Ваня не упускал возможности поговорить за жизнь с каждым встречным-поперечным, пропустить по бутылочке пивка за столиком у магазина - дядя Ваня не мог без общения и везде "рекламировал" нашу секцию, такое сарафанное радио. Папа ещё сказал:
-- Мама Маши приезжала только летом. Была алисоманкой, ярко красила губы, носила поверх чёрной футболки шнур с крестом. У неё всегда были мальчики. Замуж вышла беременной. Справляли свадьбу здесь, в Семенном. Запускали в Дубках змея. На участке отстроили второй дом. - У каждого свои критерии, папа все участки классифицирует по домам, делит на те, где он работал и где не работал.
-- Никаким чудом там даже и не пахнет, -- сказала мне мама. - Ну девочка. Ну симпатичная. Ну рисует. Ты лучше скажи: ты Еве когда субпродукты отнесёшь? Они в морозилке уже месяц лежат.
-- Никогда, -- буркнул я.
Я был зол на Еву. Мне было стыдно за её грубость на пляже. И на кого она стала гнать? Ладно бы на наших. А то на Машу!
Тридцать первого августа пляж был пуст. Но Маша опять рисовала. Я закинул вещи в домик и хотел уже идти на пробежку, заодно и с Машей поговорить, но тут в домик заглянула Ева:
-- Василь!
-- Чё?
-- Ну Василь! Ты меня больше не любишь?
-- Да иди ты, -- сказал я и выбежал из домика.
И зачем только когда-то давно я говорил ей разные глупые слова? Разве можно сравнить Еву с Машей?
Закончив разминку, я нашёл на противоположном берегу Машу.
-- Я когда в лагере на море был, у нас поцак был, Демьян, он всё скульптуры из песка лепил. И мне одну подарил.
-- Из песка? -- переспросила Маша. Она держала в зубах спичку, которой периодически что-то процарапывала на картине (Она называла это холстом.) и объясняла что это фактура - спичкой царапать.
-- Нет. Не из песка, -- я засмеялся. - Керамика. Дёма из песка на море лепил, а дома - из глины. Ты же видела Ростика? Так вот у него брат Демьян, поступил на художника в Питере.
-- Ростик - тот, который с грубой девушкой?
-- Она не грубая, она просто меня приревновала, -- лучше б я этого не говорил.
Маша поджала губы и продолжила усиленно что-то прокорябывать. Фактуру, не иначе.
Я развернулся и побежал. Кроме бега, мне надо было ещё успеть поплавать, а потом, попозже, в последний нешкольный день, много будет народу на катамараны - сегодня все будут отрываться, чтобы на весь год хватило.
Я плавал больше чем обычно, чтобы успокоиться. В конце концов, я ничего такого Маше не говорил. Я вообще не особо люблю разговаривать, но Маше зачем-то сказал очень много лишнего и личного.
День пролетел быстро, много было как обычно хлопот. Но я ни на минуту не забывал о том, что Маша обиделась и что она напротив, на пляже.
-- Пойдём, Кирь, мусор убирать. Сезон окончен.
Мы надели перчатки и пошли собирать мусор в огромные чёрные мешки.
-- Вот спасибо вам! - услышал я голос. Маша стояла, а на плече у неё, на ремне, висела доска. ("Этюдник" -- поправила меня Маша.)
-- Ничего мы не молодцы. Нам за это деньги платят. Мы же спасатели, -- пробурчал Киря. Маша ему совсем не нравилась. Он не преминул об этом сказать. Маша подошла к дереву, к которому был специальным шнуром с кодовым замочком, привязан вел. Допотопный вел "Десна". У моей мамы такой ржавеет в гараже.
Она уложила доску (этюдник то есть) на багажник, сверху привязала картину. И уехала.
-- Ты на ободах, подруга! - крикнул вдогон Киря.
Маша не сразу, но остановилась: наверное, почувствовала, что прыгает на корнях.
-- Вы что ли постарались? - строго спросил я.
-- Да ты чё? - возмутился Киря.
-- А Ева?
-- Да нет. Никто и не знал, что это её вел.
-- Вы мне не накачаете? - обратилась Маша ко мне.
-- Да как тебе подкачать, подруга? Камеры небось - тю-тю.
-- Что? - не поняла Маша. - Какие камеры?
-- Если камеры не того это, - попытался объяснить Киря.
-- Что "это"?
Киря только махнул рукой. Как сказал бы сейчас Михайло Иваныч: "Баба она баба и есть. Глупое создание".
-- Накачаю, если не проткнули, -- сказал я. -- Но не сейчас.
-- Мы сейчас мусор собираем, -- важно отозвался и Киря.
И Маша терпеливо сидела и ждала меня больше часа. Действительно: никто не прокалывал камеры, просто давно не подкачивали колёса.
-- У ниппеля микродырочка, -- вот и спускается помаленьку. - сказал я. - До свидания. До следующего года
-- Почему до следующего? - удивилась Маша. - Ты кто вконтакте?
-- Я? Василь Рочев...
-- Василь Рочев -- повторила она запоминая. - Рочев, рок, рачок. Я тебя найду.
-- Не Василий, а Василь! - предупредил я.
Мы помахали друг другу. Киря пробурчал что-то себе под нос. Но мне было всё равно. Пусть Киря рассказывает всем. Пусть! Мне наплевать!
-- Она тебя окучивает, -- зло сказал Киря. - Ей в школу завтра, а она тут до ночи с нами.
-- Дурень ты, Киря. - сказал я. - Все дачники теперь выезжают под ночь. Пробки-то зверские.
-- А-аа, ну тада ладно, -- кивнул Киря примирительно.
Вечером я заминался абсолютно счастливый.
Меня всегда удивляли и восхищали люди, которые что-то умеют делать руками. Я восхищаюсь папой и дядей Василём- они ставят дома. Мне нравится смотреть как в руках Беллы Эдуардовны, когда она сидит у "героического" холодильника, мелькают спицы. И раз в полгода дядя Боря приходит на урок в новом свитере, очень красивом, с какими-то узорами, крестиками, косичками и чёрти ещё знает чем; ещё какими-то шишечками. Мне нравилось, как лепил из песка Демьян. Я никак не мог понять: как так? Ходит, весь вечер думает, а на следующий день на пляже - рыбина или дракон, и такой гладенький. И охота Дёме так надрываться - море смоет скульптуру, солнце подсушит песок, а ветер разбросает песчинки на метры друг от друга -- ничего не останется. А Дёма тратит столько времени и сил. Другое дело - глина. Я любовался его подарком - фигуркой велосипедиста. Она стояла у меня на столе. Я не начинал делать уроки, пока не потрогаю фигурку, не налюбуюсь ей. Так мама, пока на месте её цветника не появились мои турники, каждое утро выходила любоваться цветами: постоит-постоит, вздохнёт и идёт готовить завтрак... Теперь мама ходит к цветам на дачи, к своей сестре - моей тёте. А на нашем участке земля под турниками и брусьями вытоптана так, что трава и та чахлая. Я смотрел на фигурку и представлял, что это я, только из глины, качу на веле, кручу педали как кот Леопольд из мультика. Педалей не было, от колёс - половинки, уходят в подставку, но я видел колёса целиком, и педали, и дорожку, даже выбоину на асфальте видел! Вот чудеса! Маша... Картины, которые она называет этюдами... Обещанный мне потрет, от которого я отказался. Нет, определённо я был счастлив.
2 Вера в себя
Ростик только учился в Мирошеве, а ночевал в хозблоке на новом участке: его родители строились у нас в посёлке. Ростик много времени проводил в школьном подвале, помогал дяде Боре: чинил и налаживал велы, точил коньки и ножницы. Он тренировался конечно, но уже без фанатизма, больше по привычке. Мы с Колей теперь нормально общались, даже стали почти друзьями. Я стал часто заходить к нему в подвал. Ростик наконец признался, почему его выгнали из группы - он серьёзно подрался со Стёпой.
-- Хорошо что вы с Михой сразу ушли. А я вот, дурень, остался. И что? Как только стал Стёпу обгонять, так он меня стал травить. А отпор никто не даёт. Все ж боятся. Тем более после того случая с вами. Ты мне скажи, Василь, честно, -- мучился Ростик. - Неужели я хуже Мишани? Почему он смог выполнить кмса, а я -- нет?
-- Но Коль, -- сказал я. - У Мишани - пока первый разряд. Мишаня боец. А ты? Ты вспомни, каким ты пришёл к нам, как ты на велопробеге со мной боролся. А теперь?
-- А помнишь как я в тебя плевался в душевой? - расплылся в ностальгической глупой улыбке Ростик.
-- Ещё бы, Коль, -- я похлопал Ростика по плечу. - Наберёшь в рот воды и плюёшься, как дракон какой.
-- Да-а. Я дракон! - Ростик опомнился и горестно махнул рукой: -- Да когда это было-то, Василь. Да и вспоминать не хочется.
Я почувствовал, что Ростик вспомнил, как мы его били, когда он появился у нас в секции, и поспешил его ободрить:
-- За последний год ты сдал. Ты же ленишься.
-- Я не ленюсь Василь, -- запротестовал Ростик. - Я просто расстраиваюсь, если меня обходят.
-- Вот поэтому у тебя результаты не растут, - убеждал я. - Тренируйся в полную для себя силу, и всё будет оки. У тебя же данные.
Я понял, что Ростик потерял веру в себя. Такое случается иногда у любого.
-- Ты же не слабак, Ростикн? Начинай серьёзно тренироваться. Со мной-то бегать перестал, вот и сдох.
-- Тут ещё Ева... -- тихо сказал Ростик. -- Нравится она мне. Вот и летят вниз результаты.
-- Не вали на девушку, -- гнул я свою линию. - Старайся поменьше гулять. Вот Михайло Иваныч женщин презирает. И ты бери с него пример. Дядя Боря будет на следующий год заявлять опять на юниорские. Кроме тебя некого, понимаешь? Я тебе свой вел дам, попрошу Бегемота. Он тебе не откажет.
-- А ты разве не будешь выступать? - удивился Ростик.
-- Нет Коль. Я же январский. В юниоры не попадаю. А для взрослых соревнований весь год надо было пахать. А я уже полгода профелонил. Тоже из-за девушки...
-- Маша? - спросил Ростик.
Я кивнул и, побыстрее, чтоб слезть с опасной темы, сказал:
-- Но я во взрослых, если получится, участвовать через сезон хочу. А ты давай вместо меня. У нас же путёвка после моего призёрства. Да и Стёпа принёс ещё путёвку. Плюс одно место на регион. И Михайло Иваныч опять собирается. У него кмс-то неподтверждённый.
-- Но Михайло -- точно "да"? - с надеждой спросил Ростик.
-- Точно "да", Коль. Вы тренируйтесь. А я старый уже. Да и общественные нагрузки, будь они неладны. Я ж спасатель на ставке.
3 Приглашение
Маша приехала на зимние каникулы. На Тужиловом озере последние несколько лет понаехавшие устраивали каток. А на высоковольтной линии проходили лыжные соревнования, лыжни прокладывал буран. Последние года два приезжали дачники и на масляничную неделю. На озере, на берегу, стали жечь Масленицу, устраивали праздник, сарафаны, глашатаи, и Ростик--балалаечник.
Маша пришла вечером тридцать первого, встала под моим забором, как когда-то Ева. У нас было видеонаблюдение. И мама недовольно сказала:
-- Пришла к тебе эта... художница, которая "чудо".
Я вылетел как был в футболке за ворота. Маша взяла меня за руку и сказала:
-- Не замёрзнешь? Хочешь со мной Новый год встретить?
Она была в куртке, в белой куртке и в шапочке с ушками. А на шапке была ещё мордочка. Я сразу вспомнил уродских зверьков на мохровых полотенцах...
-- Я не могу, Маш. Я с родителями всегда встречаю. Потом мы к племяшке идём, к маминой сестре, потом - к дяде Боре, -- опять я растрещался как трещотка, и кто меня за язык только тянул?
-- Дядя Боря -- это твой тренер?
-- А кто тебе сказал?
-- Да я в интернете всё про тебя прочитала. Ты оказывается чемпион.