Я отталкиваю его руку и хмуро смотрю на него, хотя у меня просто нет слов от шока. Я понятия не имею, что сказать и с чего начать. Я лишь качаю головой в полном неверии.
Наконец Хьюго видит, что я ничего не собираюсь говорить, поэтому он снова возвращается к предыдущему перепуганному тону и говорит:
— Родители меня убьют.
Вот оно. Вот мое вступление.
— Ты охрененно прав, что они тебя нахер убьют, — рычу я на него. — Боже, как ты мог быть таким тупым?
Он мрачно смотрит на меня, и на секунду в его глазах появляется злобный огонек.
— Избавь меня от лекций, Лили, — ухмыляется он. — Ты и сама не чиста, как горный снег.
— Ну, так ведь я не залетела, верно? — определенно, моя утренняя идея сказать Имону, что я беременна не такая уж и веселая.
— Это было не специально, — отвечает он. — Само собой, это несчастный случай.
— Так ты случайно ее трахнул? — недоверчиво спрашиваю я. — Боже, Хьюго, Мария Мартинес? Фу!
— Это было один раз, и не в этом дело. Дело в том, что я не знаю, что мне теперь делать!
Я не представляю, как такое случилось. Хьюго не из тех, кто трахает всех подряд. Он для этого слишком хороший. Еще три минуты назад я думала, что он вообще был в своей жизни только с одной девчонкой и что это кончилось в прошлом году. Так что этот новый Хьюго, который «случайно» брюхатит кого попало мне совершенно незнаком. Не то чтобы мы об этом говорили, конечно, так что нельзя сказать твердо. Мы на самом деле не говорим, кроме тех случаев, когда вынуждены. Он ходит с Амандой и этими завистливыми, так что мы вращаемся в разных кругах
Я обдумываю ситуацию и, наконец, привожу мысли в порядок и решаю действовать логично:
— Откуда ты знаешь, что она беременна? Она тебе сказала?
Он качает головой:
— Нет, но она постоянно сбегала с завтрака последние три недели. И сегодня Аманда пошла за ней и видела, что ее тошнило в туалете на первом этаже.
Точно. Убегает с завтрака и блюет. Утренняя тошнота. Или…
— Может у нее булимия? — Хьюго просто смотрит на меня с тупым видом, и я качаю головой. — Нет, ты прав. Она слишком жирная для булимички.
— Она не жирная, — Хьюго действительно выглядит так, будто в любую секунду расплачется, и я должна признаться, мне действительно его жаль. — Лили, пожалуйста, — отчаянно говорит он, — Мама и папа будут в ярости…
Он прав, конечно же. Его родители с катушек слетят, и не надо убеждать его в обратном — он знает, что это ложь. Хьюго из «хороших», и он никогда не делал ничего, чтобы попасть в неприятности. Это Роуз из тех, кто всю свою жизнь проживает в неприятностях, Хьюго никогда таким не был. Его родители никогда не волновались, что он сделает что-то глупое или бунтарское, так что это… От этого у них обоих будет инфаркт. А потом его отец попытается его убить, а мать запрется в своей комнате, будет там всхлипывать целыми днями и задаваться вопросом, что она сделала не так, а потом сделает что-нибудь театральное, вроде того, что подаст в отставку и отдаст Лэндона на усыновление, чтобы у нее не было шансов испортить еще одного ребенка.
О, я так ясно это вижу…
— И что мне делать? — спрашиваю я, задаваясь вопросом, чего он может от меня ожидать.
— Узнай для меня, — немедленно спрашивает он. — Узнай, правда ли это и действительно ли она беременна.
Я хмурюсь и скрещиваю руки на груди.
— Я не хочу говорить с Марией Мартинес. Ты не можешь послать Аманду?
Но Хьюго лишь качает головой:
— У Аманды нет такой власти, как у тебя.
— Преуменьшение века…
— Лили.
— Ладно, хорошо, — я закатываю глаза. — Я узнаю для тебя, но ты мне будешь должен, Хьюго.
— Хорошо. Что ты хочешь?
— Пока не знаю, но, когда я придумаю, тебе лучше бы это сделать, — я сужаю глаза, давая ему понять, что настроена по-деловому. Он не кажется напуганным.
— Точно. Будто я не делал все, что ты велишь, последние, ну, лет семнадцать…
Я улыбаюсь:
— И посмотри, какой ты образец великолепного гражданина, — я придвигаюсь и глажу его по плечу. — Не считая траха с Марией Мартинес, конечно.
Хьюго смотрит так, словно хочет меня ударить, но конечно, не делает этого, ведь это может повлиять на его судьбу, когда я начну свою изыскательскую работу и узнаю, действительно ли он ожидает ребенка. О боже, у него может быть ребенок…
— Нам нужно вернуться в класс, — говорю я, внезапно распсиховавшись.
Хьюго кивает:
— Никому не говори, ладно?
Я качаю головой. Само собой, я не собираюсь говорить. Может мы и не ладим, и у нас явно разный вкус в людях, которых мы выбираем в друзья… Но мы все еще семья. И это важно.
Позже на ланче я присоединяюсь к своим подругам на старом месте, а Хьюго идет к своим друзьям. Мы больше не говорим о его маленьком кризисе, и никто ни о чем не догадывается. На самом деле я бы и сама об этом забыла, если бы Мария Мартинес без конца не попадалась мне на глаза. Не знаю, как именно мне предполагается узнать, что там у нее в матке, но я что-нибудь придумаю. Я хороша в составлении планов. Это что-то вроде моего дара.
— О боже мой, вы слышали, что Имон Фитцпатрик делал минет вчера Эмерсону Марсдену в квиддичной раздевалке?
Я слышу это, когда прохожу мимо, и не могу не позволить легкой улыбке скользнуть по моему лицу.
Видели? Лучше не связывайтесь с Лили Поттер.
========== Глава 8. Джеймс. 6 ноября ==========
Тедди и Виктуар поругались на воскресном ужине.
Мама сама приготовила еду и собрала семью, что означало, что она заставила прийти меня и Ала, и настояла, чтобы я привел Шарлотт и Ал — кого-нибудь (ага, конечно). И она заставила прийти Тедди и Виктуар, что означало, что нам пришлось разделить стол с детишками, и это — уверен, вы представляете себе — всегда полный кошмар (если вы понимаете под «кошмаром» громкие разговоры и сопливые носы).
И именно один из сопливых носов и вызвал Ссору.
Ссора началась с того, что Виктуар велела ему собирать свои вещи и проваливать из ее дома. Продолжилась тем, что Тедди сказал, что дом принадлежит ему и что, если кто и уберется, то она. А кончилось тем, что мама схватила ребенка и велела им обоим убираться из ее дома.
Так что да, ужин был что надо.
Все началось довольно нормально. Мы с Шарлотт опоздали, конечно, и мама послала мне несколько злобных взглядов, пока заканчивала накрывать на стол. Ал тоже был не в восторге от того, что находится здесь, и, если бы я его лучше не знал, я бы решил, что у него есть место, где он бы побывал с большим удовольствием. Тедди с Виктуар пришли с девочками, и оба были несколько не в духе. Дора как всегда сходила с ума — этот ребенок просто ненормальный. Она гоняла кошку сверху вниз и обратно и орала, чтобы та остановилась, и от восторга ее волосы быстро меняли цвет с розового на оранжевый и обратно. Мэделин была много спокойнее, потому что она намного стеснительнее в сравнении с ее старшей сестрой. Она сидела на коленях Вик и тихо теребила волосы своей матери. Шарлотт, которая никогда на самом деле не видела детей, провела пятнадцать раздражающих минут, охая и ахая над тем, какие они хорошенькие, и я в итоге пошел рыться в шкафчике со спиртным, надеясь найти что-то, что позволит мне пережить этот вечер.
Ужин начался довольно обычно. Это была жареная свинина с картофелем и фаршированными кабачками. Я люблю, как готовит моя мать, не вру. Это вкусно. Шарлотт, конечно же, ела только кабачок и немного порылась в мясе, чтобы всем показалось, что ей понравилось. Все остальные же наслаждались, и Дора (которая ест намного больше, чем любой другой трехлетний ребенок на планете) как раз нетерпеливо ожидала второй порции, когда внезапно что-то попало ей в нос, и она неожиданно и громко чихнула. Прямо на хлебницу перед ней.
— Дора Жоли! Прикрой свой рот и извинись! — строго посмотрел на нее Тедди, и, честно, он выглядел очень сердитым и раздраженным. Но все равно, взгляд, который бросила на него Вик был куда более злобным.
— Не ори на нее! — выкрикнула она, и ее глаза опасно засверкали.
— Я не орал, — огрызнулся он, и его зубы заскрежетали в явном раздражении. — Ей нужно научиться как следует вести себя за столом.
— Она чихнула, — сказала Вик, закатив глаза. — Она не могла сдержаться, ей три!
— Она могла прикрыть свой рот.
— А ты можешь заткнуть свой! Я не собираюсь с тобой об этом говорить, оставь ее в покое.
— Я миллион раз говорил тебе, не смей принижать меня перед детьми!
— Ну, а я миллион раз говорила тебе не торчать вечерами в пабе, так что, думаю, мы равны, — злобно ощерилась она.
Ого.
Все остальные в комнате совсем умолкли и просто неловко там сидели. Никто ничего не говорил, и мы избегали взглядов друг друга, просто разглядывая еду перед нами.
Наконец Тедди откашлялся и положил свою салфетку на тарелку.
— Я не собираюсь это продолжать, — тихо сказал он, и его голос звучал почти вызывающе. — Мы поговорим об этом позже, — он встал и собрался куда-то идти (не знаю, куда), но не дошел даже до двери столовой, когда Виктуар закричала на него:
— Я больше не буду об этом говорить! Я говорю, и говорю, и говорю до посинения, но тебе в одно ухо влетает, в другое вылетает!
— Ну, может, я бы послушал, если бы ты говорила нормальным тоном хоть раз в жизни, вместо того чтобы орать и ворчать! Ты с ума меня сводишь! — он обернулся с сумасшедшим, диким выражением лица, и Мэделин расплакалась. Но никто не обратил внимания. Тедди и Виктуар просто стояли и смотрели друг на друга, и я подумал, что Вик сейчас разрыдается. Но она не сделала этого. Она просто некоторое время стояла там с очень решительным выражением лица, а затем покачала головой.
— Меня от тебя тошнит, — она сказала это так спокойно, что это было почти страшно.
В этот момент я, наконец, решил взглянуть на Дору. Мэдди все еще плакала, а Дора просто глядела на родителей с каким-то растерянным видом. На нее действительно было жалко смотреть.
Тедди закатил глаза и поднял руки:
— Если тебя нахер тошнит от меня, то почему бы тебе что-нибудь с этим не сделать?
— Отлично! — с ненавистью выплюнула она, и из ее голоса пропало предыдущее зловещее спокойствие так же быстро, как и появилось. — Собирай вещи и проваливай из моего дома.
— Твоего дома? — он усмехнулся и выглядел почти развеселившимся. — Я купил этот дом. Это тебе следует убираться из него.
И тут Виктуар совсем сорвалась и издала полузадушенный вскрик, прежде чем схватить ту хлебницу, на которую чихнула Дора, и швырнуть ее прямо в голову своего мужа. Он пригнулся (к счастью для него), и она с грохотом разбилась о стену и разлетелась по всей комнате. Шарлотт подпрыгнула, Мэдди закричала, а мама вскочила и схватила Виктуар за руку, прежде чем та бросила что-нибудь еще.
— Виктуар! — крикнула мама, и выглядела она такой злой, что даже я занервничал. — Успокойся!
Вик определенно узнала этот мамин взгляд, потому что тут же успокоилась и застеснялась.
— Извините, — пробормотала она.
Мама отпустила ее и покачала головой:
— Вы оба, проваливайте из моего дома сейчас же. Мне плевать, куда вы пойдете, но вы не будете делать этого здесь!
Виктуар глубоко вздохнула, но, тем не менее, кивнула. Но, когда она шагнула к Мэделин, чтобы поднять ее со стульчика, мама встала перед ней и схватила ребенка первой.
— Нет! — резко сказала она, разворачивая Мэдди у себя на руках. — Вы не заберете с собой детей. Не с таким настроением и не с таким настроем.
— Но…
— Я сказала, уходите! — это было окончательно и бесповоротно, Виктуар и Тедди оба знали, когда спорить с ней совершенно бесполезно. Они ушли вместе, хотя я понятия не имею, куда они могли пойти.
После того, как они ушли, все посмотрели друг на друга с выражением шока на лицах, будто никто не мог понять, что это сейчас случилось. Но наконец Дора заговорила, впервые с тех пор как ее родители начали скандалить. Ее голосок был тихим и испуганным, и было невозможно хотя бы слегка ее не пожалеть.
— Тетя Джинни? — тихо спросила она, и ее глаза не поднимались от стола.
— Да, милая? — мама села рядом с ней на стул, который освободил Тедди, и усадила Мэдди себе на колени.
И тогда Дора нахмурилась, так очень грустно нахмурилась, и сказала:
— Извини, что я не прикрыла рот…
То, что Тедди и Виктуар до сих пор живы после этого, многое говорит о мамином самоконтроле.
Она вернула им детей на следующий день, когда успокоившийся Тедди нарисовался и извинился. Дора не захотела идти, так что она провела большую часть дня, свернувшись у отца на коленях и «читая» ему газету. Так что хорошие новости, если она решит остаться у них, может, папа с мамой научатся на своих прошлых ошибках с первой дочерью и больше их не повторят. Ну, а плохие новости в том, что я уверен — у Тедди и Виктуар все кончено. Короче, абсолютно кончено.
И это как бы хреново.
Когда мои родители решили развестись, мы были уже подростками и учились в школе. Мне было, в общем-то, плевать, и, думаю, Алу тоже. Лили, полагаю, было несколько тяжело, но ей было уже почти четырнадцать. Доре едва четыре. А Мэдди еще нет двух. Но, думаю, такое случается, если вы женитесь слишком молодыми…
И вот что я пытаюсь сказать Шарлотт, когда она начинает намекать, что нам следует заглянуть в ювелирный магазин, во время нашего визита в Косой Переулок. Ну, то есть, я не говорю все это, но постоянно стараюсь напомнить про Тедди и Виктуар, каждый раз, когда она об этом заговаривает. Может, наконец, до нее дойдет.
— Подумай, как ужасно будет для девочек пройти через это, они такие маленькие, — многозначительно сказал я Фреду, после того как Шарлотт снова упомянула о ее желании навестить Ювелирную Фэндли. Фред сидит за столом посреди своего кабинета просто для выпендрежа. Он не работает, потому что абсолютно ничего не знает о бухгалтерии и все такое. Он хорош в продажах, но, когда дело доходит до бизнеса, у него есть специальные люди, которые этим занимаются.