Но у меня не было выбора, кроме как обратиться к Лили.
Лили — самый могущественный человек во всей школе. Она может получить все, что хочет, и может узнать что угодно о ком угодно. Так что очевидно, она идеальный кандидат, чтобы узнать, действительно ли Мария беременна. Я бы сам ее спросил, но я перепуган до усрачки. Я могу расплакаться или типа того. Если бы Роуз была здесь, я бы попросил ее, потому что она тоже могла бы это узнать, но ее здесь нет. Так что Лили — мой единственный вариант. Она не скажет, по крайней мере, я так думаю. Может, она больше не мой лучший друг, но, я думаю, она еще соблюдает хоть какую-то верность. В конце концов, я не сдавал ее за то, что она делала в последние годы, и, поверьте мне, если бы я захотел, Лили была бы наказана лет до сорока. Я никогда не говорил ее родителям, что на самом деле случилось с Амандой, хотя если честно, должен был бы, учитывая, что Аманда намного добрее ко мне, чем Лили… Но все равно, мы с Лили семья, а это ведь хоть как-то считается, верно?
Просто не знаю, что я буду делать, если это окажется правдой, и она действительно беременна. Уверен, пресса найдет, чем поживиться, что расстроит мою мать без меры. Она больше всего старается, чтобы семейные скандалы не попадали в заголовки, но иногда это легче сказать, чем сделать. У нас было не так много скандалов в последнее время, так что все становилось лучше. Иногда газеты все еще пишут о Роуз, и время от времени там появляются истории о них со Скорпиусом. Но их становится все меньше и меньше, возможно потому, что Роуз и Скорпиус совершенно не делают секрета из своих отношений, и они открыты и публичны в отношении этого. Я думаю, это становится старыми новостями, потому что очевидно, что они не просто трахаются из-за подросткового бунта. Они любят друг друга, и каждый (мой отец), кто думает иначе — сам себя дурачит. Они ссорятся пару раз в год и «расстаются» на несколько дней, но, думаю, они просто делают так все интереснее для себя. Роуз рядом с ним не такая, как с другими — рядом с ним она добрее, заботливее и вообще спокойнее, чем, когда его нет. И он на ней помешан и боготворит уже годы. Я думал, что Роуз не понравится такая привязанность, но, как оказалось, я не прав, потому что она что угодно на свете сделает для него. Так что это уже скучные новости.
И не так уж много других скандалов, о которых могут писать газеты. Время от времени они выдумывают какие-то драмы в отношениях моих родителей, но это всегда неправда. А если и правда, то не серьезно. И из этого тоже не получится хороших новостей. Мои родители на самом деле очень стабильны, что разочаровывает всех журналистов. Уверен. Да, они ругаются все время обо всем, но, я уверен, они делали это с первого же дня своей встречи. Это ничего не значит. На самом деле, будет странно, если они не будут спорить. Я никогда не видел, чтобы они делали что-нибудь другое, так что я не знаю, насколько приятным будет, если они станут тошнотворно милыми друг с другом. Это точно будет ненормально. Я не думаю, что мои родители вообще умеют говорить друг с другом, не перебраниваясь и не найдя повода поспорить. Я думаю, это потому, что они воплощение фразы «противоположности притягиваются». Я даже сам этого не понимаю, но, как оказалось, есть что-то, что связало их вместе когда-то и связывает до сих пор. Но, полагаю, стабильный брак делает заголовки скучными.
Так что, из-за недостатка драм вокруг моей семьи в настоящее время, уверен, малейший намек на подростковую беременность приведет газеты в неистовство. Я уже могу представить заголовки, и в них ничего хорошего. Реакция моих родителей тоже не будет хорошей. Папа, вероятно, попытается меня убить, и, наверное, его не за что будет винить. Мама, скорее всего, просто будет плакать, что еще хуже, чем убийство. Они оба будут в шоке, конечно, потому что я не из тех, кто должен устраивать семье драмы. Это для Роуз. И когда-нибудь для Лэндона, уверен. А я тот, кто всегда на заднем плане и не делает ничего заметного. Я не делаю ничего потрясающего, но, в то же время, не делаю ничего разочаровывающего. Так что то, что я сделал их дедом и бабкой до сорока пяти, определенно повергнет их в шок. Просто подумайте… У моего ребенка будет дядя, которому шесть.
Я просто хочу, чтобы я уже знал.
Лили очень долго копается с тем, чтобы это узнать, и начинает действовать мне на нервы. Она говорит, что это трудно, потому что она не может просто подойти к Марии и спросить. И ведь не то чтобы — напомнила она многозначительно — что у нее есть друзья, связанные с Марией. Она говорит, эти вещи требуют времени, и она узнает довольно скоро. Мне нужно хоть раз в жизни потерпеть. Так она сказала.
Не похоже, чтобы Аманда так думала.
— Она собирается тебя наебать, ты ведь это понимаешь? — говорит она утром, пока мы ждем начала Защиты. Аманда даже не удосуживается поднять голову от каракулей, что малюет в книге.
— Она не будет меня наебывать, — отвечаю я, сохраняя тихий тон, чтобы не привлечь нежеланного внимания. Никто не замечает, так как все заняты подготовкой к уроку и болтовней с приятелями.
Аманда закатывает глаза, уверен, она считает меня наивным.
— Она слишком занята распространением слухов о своих бывших парнях, чтобы заняться чем-то хорошим.
Свежие новости о гомосексуальной ориентации Имона Фитцпатрика — все еще самая жаркая сплетня школы, хотя я и еще несколько человек подозреваем, что Лили все это выдумала, чтобы ему отомстить. И все же, никто не может доказать обратного. Все слепо этому верят, игнорируя тот факт, что нет ни одного человека в школе, который мог бы это подтвердить.
— Она говорит, что это займет время, потому что она пытается сообразить, как бы это узнать, не спрашивая ее.
— Ну, может, она и должна просто спросить ее.
— Я не хочу ставить ее в неловкое положение. Лили не из самых тактичных, она может спросить ее прямо посреди заполненного класса или вроде того.
Наконец Аманда поднимает голову и смотрит на меня так, будто я спятил.
— Лили — не что иное, как сука. Я не знаю, почему ты думаешь, что можешь ей доверять.
— Она моя кузина.
— Она — кузина, которая не говорит с тобой, пока ей что-нибудь не понадобится, и которая относится к тебе, как к собачонке, которой может командовать.
Я чувствую, как мои щеки начинают гореть, и смотрю на парту перед собой. Я думаю, Аманда не понимает, что, говоря такое, вовсе не помогает мне с моей самооценкой.
— Она это сделает, — тихо говорю я.
— Ага, а потом, возможно, расскажет твоим родителям и устроит тебе проблемы.
Она этого не сделает. Я лучше знаю.
— Я могу ей доверять.
Аманда ухмыляется мне, прежде чем снова вернуться к своим каракулям.
Помяни черта… Заявляется Лили со своей новой жертвой, Чарльзом Хановером. Он с Рейвенкло, и определенно это не его урок, но ему, как оказалось, наплевать, что он опоздает на свой. Лили устраивает спектакль с поцелуями, прежде чем он исчезает. Ему лучше бы поберечься, потому что иначе вся школа узнает, что у него три соска, или кривой пенис, или что-то в этом роде. Я клянусь, не понимаю, почему парни даже пытаются с ней пытаться…. В итоге они оказываются измученными и брошенными, а когда один из них имеет достаточно яиц, чтобы бросить ее, он тут же превращается в местного гея. Когда уходит Чарльз, Лили бесцеремонно падает на стул рядом с Лидией. Они тут же склоняют друг к другу головы и начинают о чем-то шептаться.
— Она довела Лидию до пищевого расстройства, ты это знаешь? — шипит мне Аманда несколько секунд спустя. Я понятия не имею, о чем она говорит, поэтому просто тупо смотрю на нее. — Она сказала ей, что та стала толстой, и теперь Лидия ничего не ест. Вчера она сорвалась и съела ужин, а потом провела всю ночь, вызывая рвоту в туалете. Там все это утро воняло полупереваренными сосисками и картошкой.
Мысль об этом вызвала тошноту у меня, и я не смог сдержать выражения отвращения на своем лице. Не хочу этому верить, но я слишком хорошо знаю, что это, скорее всего, правда. Лили всех обвиняет в полноте, а Лидия как раз из тех девчонок, кто может воспринять это близко к сердцу и начать морить себя голодом. Хуже всего то, что в Лидии вообще нет ничего толстого; на самом деле она довольно тощая, особенно для своего высокого роста. Но Лили именно настолько злобная. Так что я не удивляюсь новостям Аманды.
Я начинаю что-то говорить в ответ, но именно в этот момент появляется профессор Пандер. Он новенький в этом году, и пока что дерьмо полное. Он, похоже, не понимает, что мы семикурсники и уже изучили все эти дерьмовые заклятья и теории, которые он преподает малышам. Даже когда мы пытаемся напомнить ему, что мы все это знаем, он продолжает скармливать нам это. Говорит, никогда не вредно повторить. Проблема в том, что это не ему придется сдавать ПАУК через несколько месяцев, так что все эти «повторения» на него не повлияют. Тогда как нам пиздец. Обычно я не жалуюсь на персонал, но на этот раз я написал маме и рассказал об этом. Она сказала, что рассмотрит эту проблему, но пока ничего не было сделано.
— Все возьмите свои учебники, и мы начнем учить боггартов.
— Профессор, боггартов мы проходили на третьем курсе, — с громким вздохом сказал Эван. — Их даже нет в наших учебниках.
— Ох, фу ты, ну ты, — отклоняет это Пандерс. Он легонько машет рукой, заставляя нас всех внутренне стонать про себя. — Они на странице 216.
Я открываю книгу на этой странице и смотрю, говорит ли он правду. Там, посреди длинного, детального параграфа единственное предложение: «Теория была проверена на боггартах, но результаты немногое смогли показать». Так вот почему мы должны переучивать материал за третий курс? Этот человек — полный идиот.
Я сдаюсь и перестаю слушать, начиная разглядывать каракули Аманды на полях. Она все время рисует, но редко заканчивает. Обычно она просто что-то чертит в своих книгах, когда ей наскучивают лекции. Время от времени она рисует что-то более подробное на пергаменте, но это очень редко. Она довольно талантливая, и, я думаю, ей следует попытаться побольше поработать над рисованием. Я уверен, она могла бы быть довольно успешной в этой области. Она не любит говорить об этом, всегда краснеет и пожимает плечами, словно такое предположение ее смущает или типа того.
Пандерс продолжает бубнить и бубнить про то, что делают боггарты, где прячутся и вся такая херня. Никто его не слушает. Половина класса совершенно на него наплевала и разговаривает о своем. Лили спит и даже не пытается это скрыть. Рядом с ней Лидия открыла учебник по зельям и делает домашнюю. Весь этот урок — просто потеря времени.
Аманда все еще рисует, а я продолжаю смотреть. Она набрасывает что-то похожее на морское чудовище поверх страницы учебника. Явно уже бросила стараться уложиться в поля. Не виню ее, так как нам явно ничего не понадобится из этой книги. Мы все завалим ПАУК по Защите сами по себе, без помощи учебника.
— Хватит на меня смотреть, — наконец шипит она, и ее щеки немного розовеют.
— Извини, — бормочу я в ответ.
Я становлюсь все более беспокойным, и мне нечем отвлечься. Я такой уже давно, в основном потому, что не могу ничего поделать, только беспокоиться о том, действительно ли беременна Мария. Мне нужно это узнать, чтобы решить, что делать. Я не знаю, сколько у меня вариантов, если она беременна, но, по крайней мере, я могу начать соображать. Может, я напишу Роуз и попрошу придумать какое-нибудь вранье, которое сможет спасти мою жизнь — Империус или что-то вроде… Не знаю. Что-то. Мне просто нужен ответ.
Я снова смотрю туда, где Лили упала на свою парту с закрытыми глазами. Она точно не кажется озабоченной. И явно не торопится мне помогать. Может, Аманда права. Может, она собирается меня наебать.
Может, я должен спросить Марию сам.
Или, может, мне стоит самоубиться и избавить родителей от неприятностей.
========== Глава 11. Лили. 16 ноября ==========
Хьюго быстро погружается в саморазвивающуюся манию.
Он совершенно сводит меня с ума, и я клянусь, он уже на грани самоубийства. Если бы Хьюго не был таким супертипичнейшим тоскующим подростком, может быть, я и нашла бы время и действительно разузнала бы что-нибудь важное. Но все-таки я уже слишком затянула, и, если я не разузнаю правду как можно скорее, он опозорится тем, что пойдет прямиком к мамочке своего потенциального ребенка и спросит, не залетела ли она. И я не могу этого позволить. Пусть у Хьюго плохой вкус в выборе людей для общения (и перепиха, как оказалось), я не собираюсь позволять ему так унижаться.
Поэтому сегодня я внимательно слежу за этой шлюхой, пока завтрак идет своим чередом.
Нелегко оставаться сконцентрированной, конечно, потому что кто-нибудь может быстро заметить, что я занята разглядыванием хаффлпаффского стола вместо нормальных утренних сплетен. Я специально сказала Чарльзу, что мы не будем сидеть вместе этим утром, потому что мне не нужно отвлекаться. Я слишком занята тем, как Мария Мартинес мрачно копается в своем беконе. Ее щеки выглядят несколько землистыми, и она бледнее, чем обычно. Очевидно, она плохо себя чувствует.
Если Хьюго знает, о чем говорит, то, определенно, она выбежит отсюда в любую секунду и отправится в туалет. Мне просто нужно дождаться этого. Я оглядываю стол и вижу, что Хьюго с Амандой тоже разглядывают ее. Они словно чувствуют мой взгляд, потому что тут же оглядываются на меня. Аманда закатывает глаза и делает раздраженную гримасу. Хьюго игнорирует ее и нервно смотрит мне в глаза. Мы коротко переговариваемся взглядами, но прерываемся, потому что Аманда довольно больно тычет его в ребра. И когда она это делает, мы оба переключаем наше внимание на хаффлпаффский стол, где Мария отталкивает свою тарелку и хватает сумку. Осталось еще полчаса до конца завтрака, так что сомневаюсь, что она торопится на чары. Я хватаю свою сумку и иду за ней.
— Куда ты идешь? — спрашивает Люси, привлекая тем самым всеобщее внимание ко мне.
— В башню, — легко вру я. — Забыла домашнее.
— Хочешь, пойду с тобой? — покорно спрашивает Лидия, и я вижу, что все остальные тоже готовы вызваться.
Но я качаю головой:
— Нет. Сейчас вернусь.
Я спешу из Большого Зала, лишь разок скрытно глянув в сторону Хьюго, который нервно следит за мной. Он выглядит так, будто его сейчас стошнит. Бедный малыш.
Я почти упускаю Марию, когда она исчезает за углом, но, к счастью, я успеваю и иду за ней на коротком расстоянии. Как и ожидалось, она вбегает в туалет на первом этаже и захлопывает за собой дверь. Я осторожно смотрю по сторонам, чтобы убедиться, что никто за мной не идет, прежде чем приоткрываю дверь и проскальзываю внутрь так тихо, как могу.