Даже после того, как чернота была смыта, Адам позволил воде, которая пропитывала его обувь, литься из раковины ещё одну долгую минуту. Затем соскользнул с края раковины. Он зачерпнул воду в ладони и плеснул пахнущую землёй жидкость себе в лицо, на левый глаз. Снова и снова, снова и снова, снова и снова, пока глаз не перестал чувствовать усталость. Пока он вообще не перестал что-либо ощущать. Когда он посмотрел в зеркало, то снова увидел свой глаз, не более. Только своё лицо. Больше не было никаких признаков солнца или нерадивой радужки. За ресницы Адама цеплялись капли рек Энергетического пузыря. Энергетический пузырь бормотал и стонал, его плети проникали через Адама, свет то вспыхивал, то гас у него под веками, камни давили на ладони.
У Энергетического пузыря ушло много времени, чтобы прийти ему на помощь. Всего несколько недель назад, когда на него рухнула кровля, Энергетический пузырь спас его в мгновение ока. Если бы это случилось сегодня, Адам был бы мёртв.
Лес нашёптывал ему на своём языке, в равной степени состоявшем из слов и картинок, и заставил понять, почему он так долго шёл на выручку.
Что-то напало на них обоих.
Глава 14
Так как Мора уже указала на то, что отстранение не являлось каникулами, Блу, как обычно, отправилась в Нино на свою послешкольную смену. Несмотря на то, что солнце слепило, стоило выйти на улицу, ресторан был странно тусклым внутри — фокус предгрозового потемнения западного неба. Тени под металлическими ножками столов казались серыми и размытыми. Сложно было сказать, достаточно ли уже темно, чтобы зажечь лампы, которые висели над каждым столиком, или нет. Это решение могло подождать — в ресторане никого не было.
Ей нечем было занять свой ум, разве что уборкой сыра пармезан из углов помещения, и Блу задумалась о приглашении Гэнси на тога-вечеринку сегодня вечером. К её удивлению, мама очень хотела, чтобы она туда пошла. Блу высказалась, что Аглионбайская тога-вечеринка противоречит всему, что она отстаивала. На что Мора ей ответила:
— Мальчики из частной школы? Куски ткани в качестве одежды? Да, кажется, последние дни именно это ты и отстаивала.
Шуф, шуф. Блу агрессивно мела пол. Она чувствовала, как на всех порах мчится к самоанализу, и не была уверена, что ей это нравится.
В кухне хохотал начальник смены. Наверху диссонирующе, неуклюже раздавалась воинствующая музыка электрогитары; он смотрел видео на своём сотовом с поварами. С громким «динь» распахнулась дверь ресторана. К её удивлению, внутрь вошёл Адам и осторожным взглядом оглядел пустые столики. Его школьная форма была странно испачкана: брюки мятые и забрызганы грязью, белая рубашка в пятнах и местами мокрая.
— А разве я не должна была позже тебе позвонить? — поинтересовалась Блу. Она уставилась на его форму. Обычно та была безупречна. — Ты в порядке?
Адам соскользнул на стул и осторожно коснулся левого века.
— Я вспомнил, что после школы у меня «гири» и «открытия» и не хотел, чтобы ты меня не застала. Эээ, физра и внеклассный по научному методу.
Блу прошлась метлой по его столику.
— Ты так и не ответил, в порядке ли ты.
Он раздражённо щёлкнул пальцами возле одного из самых влажных мест на рукаве.
— Пузырь. С ним что-то случилось. Я не знаю что. Придется хорошенько потрудиться. Думаю, мне нужен кто-то для подстраховаки. Что ты делаешь сегодня вечером?
— Мама говорит, что я иду на тога-вечеринку. А ты?
— Я не собираюсь на вечеринку Генри Ченга, нет. — В голосе Адама сочилось презрение.
Генри Ченг. Смысла незначительно прибавилось. В диаграмме Венна[18], где один круг содержал слова тога-вечеринка, а другой — Генри Ченг, Гэнси, возможно, в конечном итоге, был той самой точкой, в которой они пересекались. Смешанные чувства Блу нахлынули на неё с новой силой.
— В чём собственно дело у тебя с Генри Ченгом? И хочешь пиццы? Кто-то сделал неправильный заказ, и у нас есть оплаченная пицца.
— Ты его видела. У меня нет на это времени. И да, пожалуйста.
Она сходила за пиццей и села напротив Адама, когда он вежливо, насколько это возможно, вдохнул запах пиццы. Правда была такова: пока он не вошёл в дверь, она забыла, что они условились созвониться, чтобы поговорить о Гэнси и Гледовере. Она чувствовала себя после обсуждений этих тем с членами своей семьи в ванной довольно обделённой идеями на сей счёт.
— Должна сказать, у меня нет никаких других мыслей по поводу Гэнси, кроме как найти Глендовера, и я не знаю, каким должен быть следующий шаг, — призналась она.
На что Адам ответил:
— У меня сегодня не хватило времени, чтобы подумать об этом, потому что... — Он снова показал на свою помятую школьную форму. Однако она не поняла, что он подразумевал под этим жестом: Энергетический пузырь или школу. — И у меня нет идей, только вопрос. Как думаешь, Гэнси может приказать Глендоверу явиться?
От меткости этого вопроса у Блу засосало под ложечкой. Не то чтобы она не думала о силе Гэнси отдавать приказы; просто его уникальный авторитетный голос был так тесно связан с его обычным властным голосом, что порой было трудно убедить себя, будто ей просто всё привиделось. А потом, когда она таки признавала, что ей ничего не померещилось — например, когда он явно магическим образом растворил ложных Блу в их последнее посещение Энергетического пузыря – всё равно было трудно думать о нём в магическом смысле. Осознание скользило где-то сбоку, притворяясь нормальным. Теперь, когда она думала об этом феномене более чётко, держась за всю картину изо всех сил, она понимала, что оно было отчасти таким же, как появления и исчезновения Ноа, как логика грёз, когда Аврора проходила сквозь камень. Её разум был бы только рад позволить ей полагать, что не было никакой магической подоплёки, или обрывками отредактировать записи, где Гэнси был просто Гэнси.
— Не знаю, — ответила Блу. — Если бы мог, то почему ещё ни разу не попытался?
— Если честно... — заговорил Адам, а потом умолк. Выражение его лица изменилось. — Ты собираешься на вечеринку сегодня вечером?
— Наверное, да. — Слишком поздно она почувствовала, что этот вопрос значил больше, чем слова, которые она услышала. — Как я и сказала, мама попросила, чтобы я пошла, так что...
— С Гэнси.
— Ну да, наверное. И с Ронаном, если он собирается.
— Ронан не пойдёт к Генри.
На что Блу осторожно произнесла:
— Тогда да, полагаю, с Гэнси.
Адам хмуро уставился на край стола, глядя на свою руку. Ему потребовалось время, чтобы взвесить слова, пробуя их, прежде чем произнести.
— Знаешь, когда я впервые встретил Гэнси, я никак не мог понять, почему он дружит с таким, как Ронан. Гэнси всегда посещал уроки, всегда был чем-то занят, ходил в любимчиках у учителей. А вот Ронан, словно сердечный приступ, который никогда не прекращается. Я знал, что не имею права жаловаться, потому что был не первым. Первым был Ронан. Но однажды Ронан облажался, я даже не помню, как это было, но я просто не мог с этим мириться. И спросил Гэнси, почему же он с ним по-прежнему дружит, ведь тот постоянно ведёт себя как мудак. И я помню, как Гэнси ответил, что Ронан всегда говорит правду, а правда — это самое важное.
Было совсем не трудно представить, как Гэнси сказал эти слова.
Потом Адам поднял глаза на Блу и пригвоздил её своим взглядом. Ветер снаружи прижал листья к стеклу.
— Именно поэтому я хочу знать, почему ты не сказала мне правду о вас двоих.
Теперь её желудок сделал кульбит в другую сторону. О вас двоих. О Гэнси и о ней. О ней и о Гэнси. Блу представляла этот разговор десятки раз. Бесконечные вариации, как она всё преподнесёт, как он отреагирует, как разговор закончится. Она могла это сделать. Она была готова.
Нет, не была.
— О нас? — переспросила она. С запинкой.
Его выражение лица, если это возможно, стало ещё презрительнее, чем после упоминания Генри Ченга.
— Знаешь, что больнее всего? Значит, вот кем ты меня считаешь. Ты даже не дала мне шанса примириться с этим. Ты была так уверена, что меня поглотит ревность. Так ты обо мне думаешь?
Он не ошибся. Но он был скорее хрупкой версией себя, когда они поначалу приняли решение молчать. Говорить об этом вслух было довольно непорядочно, и всё же она попыталась:
— Ты... обстоятельства... были тогда другими.
— «Тогда»? И как долго это уже продолжается?
— «Продолжается» не совсем точно отражает то, что происходит, — ответила Блу. Отношения, которые втиснуты во взгляды украдкой и тайные звонки, были настолько существенно меньше того, что она хотела, что она отказалась считать это свиданиями. — И это не похоже на получение новой работы. «День начала такой-то!». Я не могу сказать тебе точно, как долго это продолжается.
— Ты только что сказала «продолжается», — заметил Адам.
Психика Блу катилось по гребню волны, который разделял сочувствие и разочарование.
— Не будь таким невозможным. Прости. Это не должно было стать чем-то, а затем стало, а потом я не знала, как подобрать слова. Я не хотела рисковать и портить нашу дружбу.
— Таким образом, при том, что я мог бы повести себя достойно, какая-то часть тебя считала, что я буду таким говном в постоянной конкуренции с Гэнси, что ты решила, лучше просто солгать?
— Я не лгала.
— Несомненно, Ронан. Ложь недомолвок — всё равно ложь, — сказал Адам. Он даже вроде как полуулыбался, но люди обычно так делают скорее от раздражения, а не от веселья.
Снаружи у двери приостановилась пара, чтобы ознакомиться с меню; Блу и Адам прождали в неловкой тишине, пока они не пошли дальше, оставив ресторан пустовать. Адам развернул руки ладонями вверх, словно ожидал, что она высыпет на них удовлетворительное объяснение.
Часть Блу, отвечающая за справедливость, тоже считала, что та была не права и что это её обязанность — избавить его от законной боли, но гордая её часть предпочла бы подчеркнуть, каким непростым он был тогда, когда они с Гэнси впервые осознали свои чувства друг к другу. Приложив некоторые усилия, она нашла золотую середину:
— Здесь не было никакого расчета, как ты пытаешься доказать.
Адам отверг золотую середину.
— Но я видел, как вы пытались это скрыть. Самое смешное... что я прямо здесь. Я вижусь с вами каждый день. Думаешь, я ничего не заметил? Он мой лучший друг. Думаешь, я его не знаю?
— Тогда почему ты не затеял этот разговор с ним? Знаешь, вообще-то, половина этой беседы его.
Он развёл руки во всё ещё пустом ресторане, как будто также, был поражён тем, куда свернул разговор.
— Потому что я пришёл сюда, чтобы поговорить с тобой о том, как спасти его от смерти. А потом я узнал, что вы вместе собираетесь на вечеринку, и я не мог поверить, насколько безответственной ты оказалась.
Теперь уже Блу развела руками. Это жест был не таким изящным как у Адама, она, скорее, просто разжала кулаки.
— Безответственной? Не поняла?
— Он знает о твоём проклятье?
Её щекам стало жарко.
— Ой, не надо.
— А тебе не кажется, что это несколько актуально, ведь парень, который должен умереть в следующем году, встречается с девушкой, которая должна убить свою настоящую любовь поцелуем?
Она была слишком зла, чтобы что-нибудь возразить, но мотнула головой. Он лишь приподнял в ответ бровь, и это действие подогрело температуру крови Блу ещё на градус.
— Я умею себя контролировать. Спасибо, — огрызнулась она.
— В любых обстоятельствах? Ты же не собираешься влюбляться в него или морочить ему голову, или магия собьётся с пути в Энергетическом пузыре... ты можешь это гарантировать? Я так не думаю.
Теперь она точно опрокинулась с гребня волны в кипящий гнев.
— Знаешь что, я живу с этим гораздо дольше, чем ты, и не думаю, что ты можешь приходить сюда и говорить мне, как с этим бороться...
— Могу, он мой лучший друг.
— И мой тоже!
— Если бы это было действительно так, ты бы не вела себя так чертовски эгоистично.
— А если бы он был, и правда, твоим лучшим другом, ты был бы рад, что у него есть кто-то.
— И как же я мог бы этому радоваться, если предполагалось, что я ничего не узнаю?
Блу встала.
— Потрясающе, правда, потому что речь, похоже, идёт о тебе, а не о нём.
Адам тоже поднялся.
— Забавно, потому что я собирался сказать то же самое.
Они стояли друг против друга, оба в ярости. Блу чувствовала, как ядовитые слова пузырились, выстраиваясь в тёмный поток, словно сок из того дерева. Она не собиралась их произносить. Не собиралась. Рот Адама превратился в тонкую линию, будто он думал ответить что-то, но, в конце концов, он просто смёл свои ключи со стола и вышел из ресторана.
Снаружи загромыхал гром. Не было никаких признаков солнца; ветер растащил тучи по всему небу. Грядёт та ещё ночка.
Глава 15
За много лет до этого дня экстрасенс сказала Море Сарджент, что она была «категоричной, но одарённой ясновидящей с талантом принимать плохие решения». Они вдвоём стояли возле съезда с автомагистрали I-64, где-то в двадцати милях от Чарльстона, Западная Вирджиния. У обеих висели за плечами мешки, и они ловили попутку, держа большие пальцы вверх. Мора путешествовала автостопом из далёкого запада. Другая экстрасенс держала путь с юга. Они не знали друг друга. Пока ещё.
— Я приму это как комплимент, — согласилась Мора.
— Дурёха, — огрызнулась другая экстрасенс, произнеся это как ещё один своего рода комплимент. Она была более неумолимым оружием, чем Мора, менее прощающим, уже закалённым кровью. Море она сразу понравилась.
— Куда направляешься? — поинтересовалась Мора. Машина приблизилась; они обе задрали большие пальцы. Машина растворилась на границе штатов; они опустили пальцы. Они пока не унывали; на дворе стояло зелёное и трепещущее лето, вроде тех, когда всё кажется возможным.
— На восток, наверное. А ты?
— Туда же. Меня ведут туда ноги.
— А мои бегут, — ответила, морщась, другая экстрасенс. — Как далеко на восток?
— Думаю, пойму, как окажусь на месте, — задумчиво сказала Мора. — Мы могли бы путешествовать вместе. Открыть лавчонку, как только туда доберёмся.
Другая экстрасенс понимающе вздернула бровь.
— Проституция?
— Переподготовка кадров.
Они обе рассмеялись, так как поняли, что поладят. Подоспела ещё одна машина; они выставили пальцы; машина проехала.
День продолжался.
— Что это? — спросила другая экстрасенс.
В конце съезда материализовался мираж, только теперь, когда они пригляделись получше, то поняли, что это настоящий человек, который ведёт себя как ненастоящий. Она шла прямо по центру асфальтной дороги к ним, одной рукой сжимая набитую до отказа сумку в форме бабочки. На ногах у неё были высокие старомодные зашнурованные ботинки, как минимум до того самого места, где заканчивалось её своеобразное платье. Её волосы представляли собой белые вспененные облака, а кожа была белой, как мел. Кроме тёмных глаз, у неё всё было бледным, в то время как в экстрасенсе рядом с Морой всё было тёмным.
Что Мора, что другая экстрасенс наблюдали за третьей женщиной, которая, прилагая усилия, шагала вверх по дороге и, казалось бы, была равнодушна к возможностям транспортных средств с мотором.
Стоило только бледной молодой женщине поравняться с ними, как из-за поворота выехал подержанный Кадиллак. У женщины было достаточно времени, чтобы отскочить в сторону, но она так не сделала. Вместо этого, она остановилась и потянула молнию на сумке-бабочке, в то время как тормоза Кадиллака оглушительно завизжали. Машина остановилась всего в нескольких дюймах от её ног.
Персефона пристально посмотрела на Мору и Кайлу.
— Думаю, вы обнаружите, — сказала она им, — что эта женщина готова нас подвезти.
Двадцать лет прошло с той памятной встречи в Западной Вирджинии, а Мора была всё ещё категоричной, но одарённой ясновидящей с талантом принимать плохие решения. За все эти годы, она привыкла быть неотъемлемой частью триумвирата, в котором решения принимались совместно. И они думали, что так будет всегда.