Сразу же обида впечаталась ей в лицо.
Ей следовало бы это ожидать, но всё же ей едва хватило времени, чтобы оправиться, как пришло следующее. Выплеснулся страх, затем боль, а потом ещё одна обида... Эту Кайла ловко блокировала. Ей не нужно было переживать убийство Ноа целиком.
Она двигалась вокруг и отыскала... ничего. Обычно её психометрия работала крайне хорошо на прошлом, копаясь во всём от недавних событий до каких-нибудь серьёзных далёких происшествий. Но Ноа настолько разложился, что его прошлое почти пропало. Всё, что осталось, было нитевидной паутиной воспоминаний. Там было ещё больше поцелуев... Как мог кончиться день Кайлы, если он включал в себя выживание после стольких Сарджент с таким количеством языков во рту? Там был Ронан, показывающим куда больше доброты через воспоминания Ноа. Там был Гэнси, мужественный и твёрдый таким образом, которому Ноа явно завидовал. И Адам... Ноа боялся его или за него. Этот страх спутывал его изображения во всё более тёмную паутину. Затем там было будущее, развёрнутое через картинки, что становились всё прозрачнее и прозрачнее, и...
Кайла убрала руку от Ноа и уставилась на него. На этот раз у неё не нашлось умных слов.
— Ладно, паренёк, — наконец, произнесла она. — Добро пожаловать в дом. Можешь оставаться здесь столько, сколько сможешь.
Глава 17
Хотя Генри Ченг и нравился Гэнси, согласие пойти на его вечеринку ощущалось как странная смена власти. Не то чтобы он ощущал какую-либо угрозу со стороны Генри — оба, и Генри, и Гэнси, были королями на своих соответствующих территориях — но встретить Генри на его местности казалось более весомым, чем на нейтральной земле Академии Аглионбай. Четвёрка ванкуверских парней жила вне кампуса в особняке Литчфилд, и вечеринки там были неслыханными. Это был элитарный клуб. Несомненно, клуб Генри. Обед в сказочной стране вынудит тебя остаться там навсегда или жаждать его с того момента, как уйдёшь, и всё.
Гэнси не был уверен, что он способен заводить новых друзей.
Особняк Литчфилд в старом викторианском стиле располагался на противоположном конце города от Монмаут. В сырой, прохладной ночи он поднимался из завитков тумана: башенки, черепица и крыльцо, в каждом окне горел слабый свет от электрических свечей. На подъездной дорожке в два ряда были припаркованы четыре роскошных автомобиля, а серебряный Фискер[19] Генри стоял элегантным призраком на обочине впереди, прямо за почтительно выглядящим старым седаном.
Блу была в ужасном настроении. Что-то явно случилось, пока у неё была смена, но попытки Гэнси вытащить из неё информацию помогли определить только, что дело было не в тога-вечеринке и не в нём. Сейчас же она вела Свинью, что являлось тройной привилегией. Во-первых, Гэнси не мог представить себе никого, чьё настроение хотя бы немного не поднялось бы от поездки за рулём Камаро. Во-вторых, Блу говорила, что не имела возможности практиковать вождение на машине общего пользования Фокс Вей 300. И третье, самое важное, Гэнси дико и бесконечно доводила до безумия картина, как она сидит за рулём его автомобиля. Ронана и Адама с ними не было, так что никто не мог поймать их за тем, что казалось невероятно неприличным занятием.
Он должен им рассказать.
Гэнси не был уверен, что способен влюбиться, но как-то так случилось. Он не совсем уловил механику этого процесса. Он понимал свою дружбу с Ронаном и Адамом: они оба олицетворяли собой качества, которых ему не хватало и которыми он восхищался, и им нравилась такая версия Гэнси, которую он тоже любил. По отношению к его дружбе с Блу, это тоже была правда, но там было нечто большее. Чем лучше он её узнавал, тем сильнее всё ощущалось так, как когда он плавал. Просто Гэнси сейчас, сейчас, только сейчас.
Блу затормозила у скромного знака остановки напротив особняка Литчфилд, оценивая ситуацию с парковкой.
— Мм... хмм, — недовольно произнесла она, оглядывая элитные машины.
— Что?
— Я просто забыла, насколько аглионбайским он был.
— Мы на самом деле не обязаны туда идти, — сказал Гэнси. — То есть мне только нужно просунуть голову в дверь, чтобы сказать спасибо, но это всё.
Вдвоём они присматривались к дому через дорогу. Гэнси думал о том, как странно, что он чувствует себя неуютно, совершая бесцельный поход в гости к компании, которую он почти наверняка полностью знал. Он уже собирался признаться в этом вслух, когда открылась парадная дверь. Это действие образовало жёлтый квадрат, словно портал в другое измерение, и оттуда на порог ступил обёрнутый во что-то Юлий Цезарь. Юлий махнул рукой в сторону Камаро и крикнул:
— Йоу, йоу, Дик Гэнси!
Потому что это не был Юлий Цезарь. Это был Генри в тоге.
Брови Блу исчезли под чёлкой.
— Ты собираешься одеть такую же?
Будет ужасно.
— Исключено, — ответил Гэнси. Сейчас, когда он смотрел на тогу, она выглядела куда более настоящей, чем ему бы хотелось. — Мы не останемся надолго.
— Парковка за углом, и не сбейте кошек! — проорал Генри.
Блу объехала квартал, успешно уклонилась от белой кошки и медленно, но убедительно выполнила параллельную парковку, даже под внимательным наблюдением Гэнси, даже при протестующем завывании гидроусилителя руля.
Хотя Генри и должен был знать, что парковка не займёт у них много времени, он всё же удалился в дом, чтобы иметь возможность величественно открыть им, когда они позвонят в звонок. Теперь же он захлопнул за ними дверь, запечатывая в слегка перегретом, пахнущем чесноком и розами воздухе. Гэнси ожидал обнаружить студентов, качающихся на люстрах и лакающих алкоголь, и хотя этого он как раз не очень-то и хотел, несоответствие ожиданий и реальности сбивало с толку. Интерьер был аляповато аккуратным; тёмный зал завешен резными зеркалами и стеснён хрупкой антикварной мебелью, мрачно простирающейся в глубину дома. Помещение и удалённо не напоминало место, где можно устраивать приёмы. Оно больше походило на комнату, куда старые дамы могли бы приходить умирать и оставаться необнаруженными, пока соседи не заметят странный запах. Это совершенно расходилось с тем, что Гэнси знал о Генри.
При этом было очень тихо.
Гэнси внезапно посетила жуткая мысль, что, возможно, вечеринка может состоять просто из Генри и их двоих в тогах в роскошной гостиной.
— Добро пожаловать, добро пожаловать, — сказал им Генри, будто не видел Гэнси минутой раньше. — Вы сбили кошку?
Он очень сильно позаботился о своём внешнем виде. Его тога была завязана с большей тщательностью, чем любой галстук, что Гэнси когда-либо завязывал, а Гэнси завязывал много галстуков. На нём были самые хромированные часы, которые Гэнси когда-либо видел, а Гэнси видел много хромированных вещей. Его чёрные, стоящие торчком волосы неистово стремились вверх, а Гэнси видел много чего, неистово стремящегося вверх.
— Мы разошлись, как в море корабли, — лаконично сообщила Блу.
— Птичка-невеличка прилетела! — воскликнул Генри, как будто только что её заметил. — Я погуглил женские тоги на случай, если ты придёшь. Хорошая работа с кошкой. Миссис Ву отравила бы нас во сне, если бы ты её расплющила. Скажи-ка снова, как тебя зовут?
— Блу, — вмешался Гэнси. — Блу Сарджент. Блу, помнишь Генри?
Они смотрели друг на друга. Во время их предыдущей краткой встречи Генри умудрился глубоко оскорбить Блу посредством непреднамеренного самоуничижения. Гэнси, по идее, понимал, что Генри возмутительно и обидно веселится сам над собой, потому что другим вариантом было мчаться в комнату и опрокидывать столы, чтобы добраться до автоматов для размена денег за ними. Блу же, очевидно, думала, что он всего лишь неоперившийся аглионбайский князёк. А в её нынешнем настроении...
— Помню, — холодно отозвалась она.
— Это был не самый лучший момент, — сказал Генри. — Мой автомобиль и я после того случая помирились.
— Его электрический автомобиль, — проницательно вставил Гэнси на тот случай, если Блу пропустила экологичность ситуации.
Блу сощурилась, глядя на Гэнси, а потом подметила:
— Вы могли бы ездить в Аглионбай отсюда на велосипеде.
Генри погрозил пальцем.
— Твоя правда. Но важно практиковать безопасную езду на велосипеде, а шлема, подходящего для моих волос, ещё не придумали. — И обратился к Гэнси: — Ты видел Ченга Второго снаружи?
На самом деле Гэнси не знал о Ченге2 ничего – вообще-то, Генри Бродвей получил такое прозвище, не потому что он был вторым Ченгом в Аглионбае, а потому что он был вторым Генри — кроме того, что о нём знали все: он быстро смешивал энергетические напитки, нагнетающие непрерывное напряжение в его конечностях.
— Нет, если только он не купил Камри, а я не заметил.
Это заставило Генри удовлетворённо рассмеяться, будто Гэнси затронул какую-то предыдущую беседу.
— Это машина миссис Ву. Нашей крохотной госпожи. Она где-то тут. Проверь карманы. Она может в них затеряться. Иногда она падает в щели между половицами – вот опасность таких старинных домов. А где Линч и Пэрриш?
— Что поделать, оба заняты.
— Невероятно. Я знал, что президент не всегда должен действовать совместно с Конгрессом и Верховным Судом, я просто никогда не думал, что доживу до этого момента.
Гэнси спросил:
— Кто ещё пришёл?
— Только обычные подозреваемые, — сказал Генри. — Никто не хочет видеть случайных знакомых в простынях.
— Меня вы не знаете, — заметила Блу. Невозможно было определить, что означало выражение её лица. Ничего хорошего.
— Ричард Гэнси Третий ручается за тебя, так что подходишь.
В конце коридора открылась дверь, и очень маленькая азиатка любого возраста протопала оттуда с охапкой сложенных бумаг.
— Привет, тётя, — сладко протянул Генри. Она глянула на него, прежде чем пройти в другую дверь. — Миссис Ву выгнали из Кореи за плохой характер, бедняжка. Ха, у неё имеется очарование химического оружия.
Гэнси смутно представлял себе, что кто-то старший живет в особняке Литчфилд, но особо над этим вопросом не размышлял. Вежливость диктовала, что он обязан вручить цветы или еду в случае небольшой встречи.
— Я должен был принести ей что-нибудь?
— Кому?
— Твоей тёте.
— Нет, она за Ряном, — сказал Генри. — Пошли, пошли, давай пройдём дальше. Кох наверху сортирует напитки. Вы не должны напиваться, а я наклюкаюсь. Говорят, я не становлюсь развязным, но иногда могу стать очень человеколюбивым. Честно предупреждаю.
Теперь Блу выглядела по-настоящему осуждающей, что было на две отметки хуже её обычного выражения лица и на одну от Ронана. Гэнси начинал подозревать, что эти два мира не смешиваются.
Раздался сильный грохот, когда Ченг2 и Логан Рутерфорд появились из-за другой двери с целофановыми пакетами в руках. Рутерфорду Бог подарил здравый смысл, чтобы удержать рот закрытым, но Ченг2 никогда этого не умел.
— Охренеть, — выдал он, — пришли девчонки?
Рядом с Гэнси Блу стала в четыре раза выше; все звуки в помещении поглотило в преддверии взрыва.
Будет ужасно.
Глава 18
Часы показывали 6:21.
Нет, было 8:31. Ронан неправильно считал время с автомобильных часов.
Небо было чёрным, деревья были чёрными, дорога была чёрной. Он остановился на обочине перед жилищем Адама. Адам жил в квартире, расположенной над офисом католической церкви Святой Агнесс и, благодаря стечению обстоятельств, сосредоточившей в себе большую часть объектов поклонения Ронана в центральном районе. Ронан, который, как обычно, пренебрегал телефоном, несколькими часами ранее пропустил звонок от Адама. Голосовое сообщение было кратким: «Если ты не собираешься с Гэнси к Ченгу сегодня вечером, может, поможешь мне с Энергетическим пузырём?»
Ронан ни при каких обстоятельствах не собирался идти к Генри Ченгу. Все эти улыбочки и активность вызывали у него сыпь.
Ронан однозначно собирался к Адаму.
Поэтому теперь, когда он выбрался из БМВ, наставляя Чейнсо, чтобы она перестала беспокоить ремень безопасности на пассажирском сидении, Ронан внимательно осмотрел парковку в поисках трёхцветной Хондайоты. Он её заметил. Фары всё еще работали, а двигатель нет. Адам сидел на корточках перед фарами, неустрашимо глядя прямо в их светящиеся лампы. Его пальцы упирались в асфальт, а ноги были подобраны, как у бегуна, в ожидании стартового выстрела. Перед ним лежали три карты таро. Он взял из машины коврик, чтобы присесть на нём и не испачкать брюки школьной формы. Если вам удалось совместить эти два понятия — непостижимость и практичность — значит, вы прошли большую часть пути в понимании Адама Пэрриша.
— Пэрриш, — позвал Ронан. Адам не откликнулся. Его зрачки были обращены в другой мир. — Пэрриш.
И тут же одна рука Адама оторвалась от асфальта и поднялась в направлении ноги Ронана. Пальцы его дрожали так, будто абсолютным минимумом движений просили: «Не приставай ко мне!»
Ронан скрестил руки на груди. Он просто стоял, ждал и смотрел. На изящные скулы Адама, его нахмуренные брови, красивые руки, на всё, что омывалось буйным светом. Он в деталях помнил форму руки Адама: как неловко, по-мальчишески, оттопыривался большой палец; выступающие прожилки вен; крупные суставы, которыми напичканы его длинные пальцы. В своих снах Ронан подносил их к своим губам.
Его чувства к Адаму были разлитой нефтью; он позволил им перелиться через край, и теперь не было чёртового места в океане, которое бы не загорелось, урони он спичку.
Чейнсо подлетела к картам таро, разложенным на асфальте, от любопытства раскрыв клюв, а когда Ронан молча указал в неё пальцем, птица сердито заползла под днище автомобиля. Ронан повернул голову к обочине, чтобы прочесть карты. Что-то с огнём, что-то с мечом. Дьявол. Тысяче образов дало начало одно единственное слово — дьявол. Красная кожа, белые солнцезащитные очки, полные ужаса глаза его брата Меттью, выглядывающие из багажника машины. Страх и стыд вместе в таком изобилии, что его рвало. Ронану тревожно напомнили о себе его недавние кошмары.
Пальцы Адама напряглись, а затем н устроился поудобнее. Он моргнул, а потом сразу же моргнул ещё раз, касаясь уголка глаза только кончиком безымянного пальца. Но этого оказалось недостаточно, поэтому он начал тереть глаза ладонями, пока те не заслезились. Наконец, он поднял подбородок в сторону Ронана.
— Фары? Пэрриш, это ж хардкор. — Ронан подал руку, Адам её принял. Ронан потянул его наверх, все его помыслы были о руке в руке, большом пальце против большого пальца, ладони обхватывающей запястье... А после того, как Адам оказался с ним лицом к лицу, он отпустил его руку.
Океан горел.
— Что за чертовщина случилась с твоими глазами? — спросил Ронан.
Зрачки Адама всё ещё были крошечными.
— Дай мне время прийти в себя.
— Жуткий ублюдок. Что за Дьявол?
Адам смерил взглядом тёмный витраж церкви. Он всё еще частично пребывал в царстве фар.
— Не могу понять, что они говорят мне. Такое чувство, будто меня держат на расстоянии вытянутой руки. Мне нужно найти способ копнуть глубже, но я не могу это сделать без человека, который бы приглядывал за мной на случай, если я слишком далеко уйду от самого себя.
Этим человеком в данном случае выступал Ронан.
— Что ты пытаешься выяснить?
Адам описал обстоятельства, окружавшие случившееся с его глазом и рукой, тем же ровным голосом, какой он бы использовал при ответе на уроке. Он позволил Ронану склониться, чтобы сравнить его глаза — достаточно низко, чтобы Ронан почувствовал его дыхание на своей щеке — и он позволил Ронану осмотреть его ладонь. В последнем не было такой уж необходимости, и они оба это знали, но Адам внимательно наблюдал за Ронаном, пока тот слегка касался линий на руке.
Это было всё равно что переходить грань между грёзой и сном. Неустойчивый баланс ночи, когда всё ещё видишь сон, а, проснувшись, уже помнишь, что в нём видел.
Он знал, что Адам понял его чувства. Но он не знал, можно ли сойти с этого острого лезвия, чтобы не разрушить то, что у него было.