- Возможно, когда обзаведусь подходящим кадавром...
- Как скажешь, - залпом оглушив кипящий напиток, Веста грохнула бокал о пол.- Тогда пошли!
- Это, - она с гордостью похлопала по броне танка-амфибии на воздушной подушке, - "Пегас 3"! Мой, так сказать, рабочий ослик.
Я изучил ощетинившуюся всеми, казалось, доступными видами вооружения громадину. И остался доволен.
- Лучше переименуй его в "Рагнарек", - посоветовал я.
- Зачем? - искренне удивилась Вета.
- После узнаешь, - сухо пообещал я.
Девушка пожала плечами, но вроде как не обиделась. После стольких лет проведенных с неживыми, судить о нюансах в поведении мне все еще было трудно.
Веста высаживает меня у лесного массива, в недрах которого брала свое начало презренная гора Олимп. Я прохожу в теплом сумраке под деревьями, где редкие лучи солнечного света, запах перегноя и натянуты красные флажки. Я прохожу лесными озерцами и устилающая поверхность воды опавшая листва не шелохнется под моей неслышной поступью. Я иду на зов охотничьего рога.
Я нашел Артемиду.
Запрокинув белокурую головку и томно полуприкрыв глаза, стояла она на опушке, прислонившись к борту вездехода. Как обычно на ней были: армированная туника, обруч и сандалии; один Зевс знает, сколько смертоносных дивайсов пряталось внутри всего этого, непритязательного на первый взгляд, облачения. Метатель стрел выпал из безвольной руки девственной сестры Аполлона и незнающие промаха стрелы с тепловым наведением беспорядочно разбросаны подле. Над Артемидой склонилась одна из ее длинноногих спутниц и верных подруг, и я вижу, как напомаженные губы скользят, касаясь маленькой неразвитой груди, поднимаются по ключице и зарываются в ложбинку нежной шеи - которую так хочется сломать! - заставляя трепетать пушистые ресницы.
Зрелище, достойное богов!
Богов-извращенцев...
Я приближаюсь беззвучно, ничего не говоря, не производя шума, поэтому они замечают далеко не сразу. Взвизгнув, Артемида отталкивает подругу, ее щеки покрываются пунцовыми пятнами гнева, толи стыда. Ах, словно крестьянские дочки, застигнутые на копне свежескошенной ржи суровым папашей за первым лесбийским опытом! Было бы мило, если бы не было так противно. Меж тем, из леса выбегают другие охотницы, у них легкие копья, мечи и арбалеты с оптическими прицелами, но они боятся применять оружие, дабы не задеть богиню.
- Как смеешь, смертный! - истерично визжит Артемида, пытаясь полоснуть кинжалом, чье лезвие сочится контактным ядом. - Да я превращу тебя оленя, натяну... - продолжение фразы переходит в неожиданный хрип и застревает у нее в горле, ибо я поднимаю брыкающееся тело на вытянутую руку.
Выкрикивая проклятья мне в затылок, толпятся охотницы, тыча калеными лезвиями. Не обращая внимания, я продолжаю душить лицемерную девку, вот уже пал на землю кинжал, от клинка расползается зловонное ядовитое пятно, уничтожая растительность, следом не выдерживает мочевой пузырь, морщась, я, наконец, разжимаю хватку - с вываленным языком и съехавшим на физиономию обручем, Артемида безвольной поломанной куклой падает мне под ноги. Тогда я оборачиваюсь.
Хотите продолжения?
Выхватив из первых же рук меч, я методично, одну за другой пронзил всех прислужниц. Закончив дело я бросил сверху кучи испачканный меч, сим закрывая культ Артемиды в подлунном мире. Меня ждал Олимп.
* * *
Там же в лесу я повстречал многострадального Эдипа. Привлеченный витиеватой бранью, я отклонился от первоначального маршрута и увидел слепца, пробиравшегося сквозь заросли карликовых маслин, натыкаясь на коряги, падая и вновь целеустремленно поднимаясь на ноги, и при этом не переставая гнусно сквернословить.
- Эй, Эдип! - окликнул я его. - Говорят, незрячим ведомо многое, не знаешь ли случаем как пробраться на Олимп?
- Кто здесь? - насторожился старец. - И где я?
- Я - здесь.
- И что тебе надобно благородный Я на Олимпе?
- Хочу предстать перед лучезарными очами богов и....
- ...!!! - прервал меня Эдип. Что ж, его можно было понять. - Боги?! Да я их...!!! И еще...!!! А потом...!!! И так неоднократно!
- Здорово. Ну, так что, ты мне поможешь? - поинтересовался я, когда почтенный страдалец устало замолчал.
- ...! - тут же нашелся Эдип. - Сперва выведи меня отсюда!
И он простер костлявую длань.
Я отломил ветку и протянул ему.
- Это что, рука, да это... какая-то! - не унимался старец.
Мы пошли.
- Надобно двигаться вверх по течению ручья, - глубокомысленно пожевав губами, пояснил Эдип.
- Да какого ручья, их тут почитай десятки?
- ...! - продолжал гнуть свое мой попутчик. - Нет, второго такого ручья больше нигде нету.
И действительно, вскоре мне пришлось убедиться в правдивости слов старого провидца. Зловонные канализационные потоки обильно извергались из торчавшей из скалы под пещерой ржавой трубы.
- Вот, мы и на месте, дешевой гетерой буду! - провозгласил Эдип.
- Теперь спросим у мудрого Хирона, - предложил Эдип, как только наше обоняние пришло в относительную стабильность. - Он все знает. Эй, Хирон! - с видом легендарного патриарха старец воздел над сединами облаченные в рубище руки.
Немного погодя раздался унылый цокот копыт и из пещеры показался грустный лик:
- Ну, чего вам?
- Эй, ты чего, совсем позабыл правила гостеприимства? Моему другу нужно срочно на траханный - перетраханый Сциллой и Харибдой вместе взятыми Олимп. Ты слышишь, Хирон?
Кентавр полностью вышел из тени, в годах, но все еще сохранивший упругость в мышцах и ясность мышления, в руке он держал какой-то сверток.
- Не знаете, - спросил он печальным альтом, - никто ль в последнее время из знакомых вам не клялся ничем таким... ну... растаким... специфическим что ли, я имею в виду может ложная клятва и все такое...
- Ты что, Хирон, напился? - проникновенно поинтересовался Эдип. - А как же я? Про друзей, значит, забыл тварь ты лошадинозадая.
- Значит, не знаете? - еще более убитым голосом поинтересовался родоначальник лесного племени.
Я знал. Более чем кто-либо в этом поросшем бледными поганками и унавоженном сточными водами лесу. Знал также, что в скором времени у некоторых других полубогов тоже возникнут проблемы, но промолчал. Вздохнув, кентавр махнул свободной рукой на пещеру.
- Ход там.
- То есть, ты хочешь сказать, что...
- Вот именно, - бросил Хирон, скрываясь в подлеске. - Зевс частенько тайком выбирается с Олимпа побродить среди людей. Кого-то после этого находят беременным, кого-то вообще не находят. Что ж тут поделаешь - кто не без греха?
- Тогда идем! - нетерпеливо потянул меня Эдип.
Я сорвал занавеску с задней стены пещеры, и передо мной предстала обшарпанная и сильно загаженная кабинка лифта с разбитой лампочкой под закопченным потолком.
- Эй, сие что? - спросил Эдип, ощупывая разбросанный по пещере хлам.
Вернувшись на зов, я подобрал с пола потемневший от времени бронзовый короткоствольный автомат, и, проверив, сунул Эдипу.
- На, жми сюда, если что и будет тебе счастье.
- Но не сейчас, а если кого из злыдней повстречаешь, - едва успел добавить я.
Напрягшийся на курке палец ослаб, изборожденное невзгодами чело впервые за долгие лета разгладилось, и Эдип понимающе и даже как-то подловато улыбнулся.
- Уж нажму, попутчик, будь спок.
Да я и не волновался.
Поднимались мы долго. Кабинку раскачивало, скрипел канат, было темно и вонюче. Хотя, что ожидать от отхожего места огромного благородного кентавра? Эдип ворчал. Я строил планы.
Наконец мы оказались в заставленном метлами и лопатами чулане. Следя за тем, чтобы многострадальный старец не опрокинул громоздившиеся там стеллажи из ведер, тачек, ершиков, вантузов и тряпок, да прочего служебного инвентаря да сантехнического скарба, я осторожно толкнул входную дверь. По-счастью та оказалась не запертой. Мы оказались в галерее, тишину нарушал лишь доносившийся из закрытой двери напротив визгливый женский смех и монотонный мужской голос что-то невнятно бубнил. Старец негодующе сопел и царапался, поэтому я, вытащив обслюнявленный рукав хламиды из его попытавшегося извергнуть вселенскую хулу рта, строго-настрого наказал дожидаться моего возвращения и помалкивать. Затем я шагнул в комнату.
На шелковых подушках возлежал за род возлюбленный людской лихотерпимец Прометей. Был он небрит и сильно пьян, обрюзгшее тело в сальных пятнах и застарелых подсохших следах разврата громоздилось колышущимися горами жирной плоти. Лапища подобные двум варварским вареникам обнимали и тискали сразу троечку растрепанных андроидов женского пола, чаша с неразбавленным вином стояла на широкой груди, а встроенный в спинку ложа жидкокристаллический монитор передавал непристойные фрески самого низкого пошиба.
- Пошли вон! - приказал я, вкладывая в слова ультразвуковую команду перепрограммирования.
- Они не подчинятся... - вяло начал Прометей и запнулся, ибо андроиды синхронно поднялись и вышли.
- Похоже, наш богоборец, наконец, неплохо устроился, все таки Олимп, а не скала какая в горах Эллады, - сказал я, остановившись напротив раскованного героя.
Тот моментально насторожился.
- А собственно, какие проблемы, мужик, тебе чего?
- Зевс правит больше не как тиран, а, бунтарь, чьи братья и сестры сгноены в прискорбном Тартаре?
- Превыше всего теперь ценю я мир и спокойствие на земле, консенсус и взаимопонимание на Олимпе. Конец распрям, заговорам и перманентной революционной борьбе! Да здравствуют гармония и счастье! Вот так вот! А ты, что предпочел, чтобы я и дальше продолжал подставлять свой зад под ненасытный стальной клюв орла, претерпевая мучения, посланные мне отцом греческих народов Зевсом в одиночестве? Да фиг вам! Один, прикованный неподобающим титанам образом к скале? Совсем один... - Прометей запечалился. За все время нашего разговора необъятная туша так и не сделал попыток подняться или хотя бы изменить позу. Подозреваю, она вообще была беспомощна без постоянно дежуривших кибернетических служек. Прометей всхлипнул. - Зевс - мудрый и справедливый правитель, не такой, как раньше! - утерев предательскую слезу, продолжил он. - Но я все равно не смею винить его за прошлое - крутые времена требуют крутых мер.
Поскольку последние слова он произнес чересчур пафосно и громко, я более внимательно оглядел комнату, но предавая значение отнюдь не роскошному убранству. Отсутствие в протянутых проводах электрической активности, заросшие паутиной слуховоды: слежка существовала лишь только в остатках сломленного разума богоборца, напрочь давно отсутствуя на самом деле за ненадобностью.
- Ну да, конечно, - согласился я. - Теперь, утвердившись, Зевсу боятся больше некого. Те немногие до сих пор оставшиеся в живых с готовностью лижут пятки.
Но воззвание к чести так же не увенчалось успехом, как и к памяти.
- Да я всегда был сторонником обожаемого Зевса! - прокричал Прометей, дико озираясь по сторонам. - Слышишь? Так и знай, подлый заговорщик, кем ты не был!
- Не бойся, - мягко ответил я на его выпад, желая подбодрить, я пустился на откровенную ложь, все-таки Прометей действительно когда-то был героем, по крайней мере, так считали многие. И почти все они умерли. - Я блокировал все подслушивающие устройства, как только вошел. Тебе не зачем бояться.
- Мошенник! Предатель! Слышишь!? Караул! Я держу его! Да слышишь ты вообще меня, а?
Я терпеливо ждал. Коридор был пуст, и я чувствовал его безопасность затылком.
Видя, что все усилия выслужиться пропали впустую низвергнутый титан, наконец, заткнулся и уставился на меня, задумчиво кусая губы.
- Ха! - вдруг воскликнул он. - А я узнал тебя, хитрец! Ты - Крон! Только ему было под силу выделывать такие штучки. Видишь, - оживившись, он, приподнял складки подбородков, и коснулся грубого железного ошейника в подтеках ржавчины и засохшей сукровицы, - это оставлено как напоминание кем я был и что меня вновь ждет, надумай я вновь показать норов, сочувствие, и все такое, переметнуться... Нет, я не намерен, слышишь, не намерен, не хочу больше ни секунды, ни пол секунды туда! Опять страдать! Чувствовать свою беспомощность, как в твои кишки приникает неутомимое стальное острие! Нет! Больше только не со мной! Хватит уже, намучился! Натерпелся за всех, будь они прокляты! Теперь я люблю жизнь! Я ненавижу боль! Да мне и так хорошо! Я не жалуюсь на жизнь! Убирайся отсюда, пока я не донес, кому следуем!
Он орал, так что наверняка вопли те были слышны этажом выше. Но я просто стоял, ничего не предпринимая. После всего, когда его никто не поддержал, в конечном счете, он имел полное право. А мне было жаль. Жаль погибшего давно свободолюбца, несшего в мир правду и тепло. Вечно бунтующий дух его был потерян, не стоило вообще толкать столь запертые на вид, но легко отворяемые двери в прошлое. Наверное, я расстроился. Развернулся и покинул сотрясаемую воплями обитель, воздух в которой уже начал менять структуру, становясь пламенем.
Бедный, сломленный Прометей.
Но и я не мог позволить, чтобы мое присутствие в верхнем мире было обнаружено раньше времени. Отдавая должное Прометею как герою, я не мог не знать, что, в конечном счете, весь затеянный переполох не мог быть ассоциирован со мной. Не про таких, как говориться, вьется нить.
Плотно прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь, я постарался не слышать предсмертные вопли богоборца.
Вернувшись обратно, я, прежде всего, выяснил для себя, что неугомонный старец бесследно исчез. Второе радовало куда больше: признаков тревоги по-прежнему не наблюдалось. Незамеченный я направился дальше, исследуя нашпигованные оборудованием, словно кролик базиликом, коридоры поднебесных чертогов. Но ни системы слежения, ни контрольные лучи, или детекторы движения какие, словом, все просто не было создано, чтобы реагировать на субстанцию, подобно мне.
Ее просто не могло существовать в природе, полагали ослепленные гордыней создатели Олимпа, и с момента последнего передела мироздания подобным явлениям действительно не было места. Как же они ошиблись, самоуверенные развращенные юнцы! Один маньяк Крон хранил знание в пучине своего извращенного окончательно прогнившего мозга, но они его быстренько обрекли на погибель, не особенно-то и расспрашивая. Ну, как же кстати!
Вскоре я нашел Геру.
Богиню.
Высокая, стройная, с неизменной горделивой осанкой, она сидела на кушетке перед окном, не горбясь, выпрямившись словно статуя, и такая же холодная. Подчиняясь ее мысленным приказам, когти-имплантаты росли, постоянно меняя форму и окраску. Вот, удовлетворившись достигнутым, она встала и прошествовала к зеркалу, где стала проделывать то же самое с прической, тут в отражении она и увидела меня.
Молчание.
- Поприветствуй папочку, - нарочито хрипло сказал я.
Она едва заметно вздрогнула, но надо отдать должное богине сохранила поистине нечеловеческое самообладание.
- Ты?!
- Ага. И при последней нашей встрече, помнится, вы со мной не вполне хорошо обошлись. Не по-отцовски как-то. Теперь я вернулся, чтоб покарать нераскаявшихся.
- Да? - щеки Геры вспыхнули румянцем. - А поглощать своих детей раз за разом - это по-отцовски? - Словно невзначай ее рука скользнула по обтянутым изысканной тканью худосочным чреслам.
- О! - подивился я. - Какой, однако, изысканный эвфемизм! Ну-ну, теперь это так называется?
- Прекрати! Ты отлично знаешь, папа, о чем я!
Мда. Гадко. Однако надо делать вид, что я в курсе.
Однако Гера расценила мое молчание превратно.
Она задумалась, кривя губы.
- И что, теперь ты явился, жаждя отмщения, и ожидаешь, что я предам Зевса, мужа моего разлюбезного, да и всех остальных братьев и сестер?
- Отчего же должно пойти по-другому? - Подержал я ее, продолжая играть столь чужую мне роль.
Опять глубокомысленная пауза, которые так любил наш глубоконенавидимый тормознутый сынуля-извращенец.
В Гере боролись зависть и ненависть, эгоизм со страхом, и я готов был поклясться, что сейчас ее просто разорвет от внезапно нахлынувших сильных противоборствующих эмоций. Но ничего не произошло. Она выдержала, как истинная дщерь Крона. Должно быть, это у нас в роду, хотя бы по женской линии, да ладно, полно, что себя обманывать.