Минут десять со скрипом и визгом тормозов в поворотах, микроавтобус летел по улицам и вот мы остановились у красивого здания, без всяких вывесок и табличек.
Никогда бы не подумал, что в нашем городе могут быть такие строения. Два этажа, подъезд с колоннами, и роскошный парк вокруг. Чисто выметенные дорожки и старинная чугунная ограда в рост человека, отсекающая, прилегающую к крыльцу, территорию от шумной улицы.
Ну, прямо частный дом олигарха, не особенно желающего светить свои богатства.
Опер Мартонов (или Артов?) пошел вперед, а меня, опять же мягко, но так, что и не посопротивляешься, извлекли из микроавтобуса и направили следом. И направляли так, что сразу стало ясно - у сопровождающих большой опыт в таких делах.
Холл, поворот, несколько шагов по коридору и дверь в кабинет. Меня ввели внутрь.
Это был не кабинет. Кабинетище. Я даже и не мог предположить, что в этих неказистых хоромах может быть такая роскошь.
Стол для совещаний буквой 'Т', как любят все большие начальники, куча телефонов на пристольной тумбе, какие-то шкафы по стенам. Наверняка кабинет начальника этого заведения.
Мне указали на свободный стул около торцевого стола, рядом с руководящим креслом, дождались когда я сяду и сделали шаг назад.
В руководящем кресле сидел представительный мужик лет пятидесяти. Тот кивнул моей охране? конвою? сопровождающим? и когда она вышла, стал смотреть на меня, ничего не говоря. И взгляд был такой... как смотрят на жука, которого насадили на булавку, а теперь думают - в какую коробочку поместить. А приведших меня оперов сменили двое, которые расселись на свои места так, как будто этот кабинет был им очень хорошо знаком.
Мужик за столом, так и не представившись, продолжил смотреть на меня, оценивая и размышляя, что со мной делать? И в его глазах, я читал вопрос, который он не мог решить - убить сразу или достать ножи и начать потихоньку сдирать кожу, чтобы клиент сам вспомнил нужное и начал рассказывать.
Но, с другой стороны... Есть такой психологический момент: начавший разговор, всегда в проигрыше. И вынужден непроизвольно - открыться. А молчащий, может оценить его манеру говорить и выстроить систему защиты. Психологической, конечно.
Вот и посмотрим: кто кого!
А потом мне стало смешно. И я улыбнулся.
Прессуют как матерого уголовника. Ну-ну. Посмотрим, что вы сможете мне, как это там... а, инкриминировать. Вот!
Через минуты три, мужик проговорил:
- Вот значит как. Ну, хорошо...
Снова немного помолчав, заговорил:
- Я начальник отдела дознания ФСБ России, полковник Сердюков, Александр Иванович. Роман Сергеевич, вы доставлены сюда для того, чтобы дать пояснения по вашей работе в институте. И чтобы не терять времени, мне бы хотелось, чтобы вы максимально подробно рассказали нам о своей работе за последние два года. И ответили на возможные вопросы.
Я перевел взгляд на руки следака. Тот крутил ручку, самую обычную шариковую ручку, и ждал ответа.
- Вы, может быть, не в курсе, но специфика моей работы в нашем институте... накладывает на меня некоторые обязательства. И, без разрешения первого отдела, знакомить посторонних (специально уколол этого сноба) с подробностями моей работы, не имею права.
Полковник открыл папку, которая лежала у него на столе, извлек оттуда листок и положил его передо мной.
- Вот официальное согласие Вашего руководства на раскрытие сведений по работам, в которых Вы принимали участие.
Прочитал листок, отпечатанный на бланке нашего института, и обратил внимания на дату. Три дня назад.
Подготовились, значит.
А сам документ был достаточно банален. В нем руководство нашего института давало разрешение на проведения опроса меня по тематике работ нашей лаборатории.
Правда была и хитрая оговорка: в части меня касающейся.
Подпись директора и начальника службы безопасности, в ведении которого и был первый отдел.
- Хорошая бумага, - положил на стол, перед полковником, - Даже на бланке. Только вот я никаких указаний не получал. И этот документ нужен вам и руководству института. А мне будет достаточно указания начальника первого отдела.
Полковник усмехнулся. Повернулся к селектору, нажал кнопку и бросил:
- Пригласите.
Открылась дверь, и вошел институтский начальник первого отдел.
- Николай Матвеевич, вот ваш сотрудник выражает сомнение в подлинности полученного нами от вас документа и хочет лично удостовериться, что ваше руководство дало разрешение на открытие информации.
На меня укоризненно посмотрел вошедший. Я знал его. Это действительно был наш начальник первого отдела.
- Роман! Не валяй дурака. Мы дали согласие на твой опрос. И документ настоящий.
- Угу. А потом, без такой бумажки, вы меня со свету сживете: зачем рассказывал, да зачем показывал. Нет, уж увольте.
Следак посмотрел на меня и спросил:
- Затруднения сняты? Спасибо, Николай Матвеевич.
Солидно. На мой непроизвольный фортель, заранее готовое решение. И думаю, что меня теперь не отпустят. Будут 'доить' до последнего. И могли уже предварительно с кем-то поговорить и кое-что узнать.
- На Вашем опросе будут присутствовать два наших сотрудника.
- Ваше право. Хоть пятьдесят. Но вопросы только по тематике моей работы.
Следак опять ухмыльнулся. Ох, не нравится мне всё это, ох не нравится.
- Это, - указал он на одного из присутствующих (седенького дедка, затрапезной внешности), - профессор Преображенский, Михаил Наумович. Это, - рука показала на моложавого господина, в котором угадывался младший брат полковника (в смысле занимаемой должности), - капитан Ермолаев, Николай Георгиевич. Он будет вести Ваше дело.
О, как! Уже дело шьют!
Классика.
Ну что ж. Придется играть в эти игры.
И вдруг до меня дошло, что было написано в бумаге: раскрытие сведений по работам, в которых я принимал участие. Бумага официальная, а значит и работы, по которым могут опрашивать, тоже должны быть официальные. А всё что делалось в инициативном порядке, никого касаться не должно. По крайней мере, доказать, что я в них участвовал, у них не получится.
Или я слишком оптимистичен?
В этой конторе официальные работы никого интересовать не должны. В том смысле, чтобы выпытывать подробности проведенных исследований у лиц, их проводящих. По ним и так можно получить любую информацию. Официальным порядком. И для этого не нужно никого дополнительно опрашивать. Ведь опрашивают тогда, когда возникают нестыковки в этих самых работах... или результатах.
А это означает, что в папочке полковника, лежит еще один сюрприз для меня, в виде официальной справки из института, с подробным перечнем работ, в которых я принимал участие. С точным описание тематики и полученных результатах. Так что скрывать очевидное - бесполезно.
- Итак, расскажите нам о своей работе за последние два года.
Вы когда-нибудь пытались вспомнить, что делали последний год? И так, чтобы всё было разложено по датам, темам, времени отпуска, больничным, срокам командировок и тому подобное. Да еще без ваших черновых записей и возможности свериться с официальной и личной бухгалтерией.
Причем, 'вспомнить' всё нужно было так, чтобы у сидящих в этом кабинете не возникли лишние вопросы. Ответы на которые, породят новые вопросы. Потом уточняющие вопросы. Потом уточнения на уточнения. И вот... вы попались.
Не бьются даты. Или последовательность событий не соответствует реальным. Или еще какая-то мелочь.
Будет время, попробуйте.
Я почесал голову и сказал:
- Календарь есть?
- Зачем?
- А вы что, считаете меня Вольфгангом Мессингом? Он там мог запомнить несколько тысяч цифр, а потом выдать их по любому запросу. Я вот не могу все вспомнить так сразу. Мне нужно подумать и восстановить события.
- Хорошо. Тогда назовите нам работы, в которых Вы участвовали.
Ну вот. Так и думал. Первая проверка на вшивость.
- Ну, это просто, - и я перечислил всё, к чему удалось прикоснуться.
- Вот тут, пожалуйста, подробно поясните, для чего Вам потребовались консультации с Шихманом.
Ай! Прокол. Не мой, а полковника.
Или сверхтонкая игра: заметит или не заметит клиент подставу.
- Кроме обсуждения развлечений на вечер, я с Шихманом ни о чем не консультировался. Не его тематика. А вводить чужих в тему, у нас не положено.
- То есть, Вы хотите сказать, что ничего со своими коллегами не обсуждали?
- Не ничего, а конкретно относящегося к теме работ. Общие принципы и математические модели - безусловно, обсуждались.
И вот так три часа. Скажи как? А так? А видел? А если не знал, то тогда как?
Гора вопросов, чтобы притупить мое внимание. И вдруг:
- А где сейчас Шихман?
- В отпуске.
- То есть, проверить ваши слова у нас не получится?
- Ну почему? Выйдет из отпуска - проверите. Или отзывайте.
- А где он отдыхает?
- Я не настолько близко знаком с Алексеем Арнольдовичем, чтобы он посвящал меня в столь интимные подробности.
- То есть, знать, где он отдыхает, может только руководство института?
- Мне казалось, что наше обсуждение затрагивает несколько иные темы. А вопросы мест отдыха сотрудников, стоит обсуждать с их родными или начальством.
- Хорошо. Тогда продолжим...
И опять - что, где, когда?
Через час полковник решил, что я дозрел и задал вопрос, который поставил меня в тупик:
- Какие конкретно функции выполняет установка, которую Вы собрали в операционном зале?
Что-то в груди ёкнуло - началось.
- Что значит функции? Это установка служит для получения новых покрытий. И в этом её основная функция.
- А не основная?
- А нет у нее не основных. Всё остальное обеспечивает её функционал.
Полковник помолчал и задал следующий вопрос:
- А для чего вы начали снимать блоки с установки?
- Что значит для чего? Для её модернизации. И эти работы проводятся с установкой постоянно.
Следак посмотрел на меня долгим изучающим взглядом и спросил так, как будто уже нашел вредителя и теперь просто поясняет ему всю меру его заблуждения.
- Это Ваша личная инициатива?
- Что значит личная? Я на работе и подчиняюсь распоряжениям руководителя.
- И по чьему же указанию вы проводите эту работу?
- Алексея Арнольдовича. За время его отпуска я должен полностью очистить площадку. И подготовиться к монтажу нового оборудования.
- Значит, у Вас есть план размещения этого нового оборудования?
- Откуда? Все планы в голове у шефа... Алексея Арнольдовича. А я просто выполняю его распоряжения.
И вот тут в разговор вступил этот непонятный профессор.
И начал подробный допрос. И его вопросы были не такими простыми, а были составлены так, чтобы выяснить все нюансы работы нашего аппарата. И для того, чтобы не упустить что-то важное, он регулярно заглядывал в свой конспект и шпарил по нему.
Для чего нужны эти и эти узлы? Как работает этот блок? Что делает эта схема? Откуда берется питание на эти элементы?
Мне сразу стало понятно, что установку пытались изучить. Втихаря, с привлечением сторонних специалистов. Но полностью понять все тонкости её работы не удалось. И вот сейчас под видом опроса из меня пытались достать информацию об особенностях конструкции.
И большой бедой было то, что я знал, для чего предназначены все узлы этой установки и как они работают. Ведь я ее и собирал. По существу я был ее Главным конструктором. Да, вместе с Максом и Лехой, но делал всё я. Они только говорили, что должно получиться на выходе, как нужно ориентировать магнитное поле, где поставить ловушки, активаторы, каких характеристик поля нужно достичь...
А я всё это считал, собирал или заказывал готовое.
И самое страшное было то, что прокол гипера придумал я. Точнее, как сделать этот самый прокол. И реализовать в железе.
Правда, сейчас часть модулей установки отсутствовала. А часть была заменена на другие.
Но остались... как бы это сказать, определенные элементы, которые изначально не предназначались для трансмутации. И их использование было несколько нелогичным. Можно было бы использовать совсем иные технические решения, более оптимальные именно для задачи нанесения покрытий.
Но тут было самое банальное объяснение.
Научная мысль не линейна. И то, что вчера казалось полезным, сегодня может быть признано вредным. То, что использовалось вчера и выглядело верхом совершенства, сегодня может быть сделано совершенно иным образом.
И тогда, многие элементы снимаются, или заменяются. А часть блоков, в которых много лишних функций, остаются памятником бесхозяйственности. Кажущейся бесхозяйственности. Потому, что в ряде случаев переделывать макет гораздо дороже, чем временно, на 'соплях', изменить конструкцию и проверить полученный результат. А ради достижения эфемерной эффективности и промышленного дизайна курочить работающее железо и добиваться оптимальности, чтобы завтра бросить в корзину и переделать все заново - нонсенс.
Вот на это я и упирал.
Где-то врал.
Где-то импровизировал.
Иногда говорил правду.
- И как же всё это у вас работало? - вопрос профессора не поставил меня в тупик, а согрел внутреннее эго.
- Устойчиво.
- И вы сможете все это продемонстрировать?
- Нет.
- Почему?
- Потому, что перед отпуском шефа... в смысле, Алексея Арнольдовича, у нас пробило высоковольтный кабель. Выбило внутренние автоматы и по питающим проводам сожгло управляющие компы. Их нужно менять, ставить новую прогу и только тогда можно запустить установку. Да и часть блоков я уже снял.
- То есть, если заменить управляющие машины и вернуть блоки на место, то установка заработает?
- Нет. Вы меня не слушаете. Нужно восстановить выгоревшую проводку, установить новые программы, провести юстировку и только тогда можно будет запускать установку.
- Я так понимаю, что проводку Вы уже восстановили?
- Нет. Только в пункте управления. А есть еще часть проводки в операционном зале. Да и смысла восстанавливать её там - никакого. Всё равно нужно будет перекладывать.
- А управляющие программы?
- У шефа в сейфе. И это тоже, когда он вернется. Да и всё равно ставить некуда. Компов-то нет.
- А если мы найдем машины?
- И вскроете сейф шефа? Нет, без него ничего не получится. Программы писали Макс и шеф. В смысле, Гирневич и Шихман. А без них я не смогу их установить.
- То есть, помочь нам, Вы отказываетесь?
- Не понял? Я-то здесь при чем? Я занимался только установкой силового оборудования. А ответственный за все шеф. И он дает допуск.
Я помолчал и затем сказал, стараясь выказать свое пренебрежение этим торопыгам:
- И потом, зачем вам так срочно нужна эта установка? Ну, да! Она дает уникальное покрытие и может сделать то, что не делает никто в мире. Но это не означает, что нужно срочно её запускать ради каких-то непонятных ваших целей. Приедет шеф, и получите возможность на ней поработать. Чего так спешить-то?
Полковник и профессор как-то быстро переглянулись.
Следак, каким-то уж слишком изучающим взглядом оглядел меня и произнес:
- Роман Сергеевич! Боюсь, что в ближайшее время увидеть Алексея Арнольдовича Шихмана у Вас не получится. Впрочем, как и Максима Гирневича.
И сказано это было таким тоном, что я непроизвольно вздрогнул.
- Они что... погибли?
- Нам это неизвестно. Но никуда из города они не выезжали. И это совершенно точно установленный факт.
- И вы подозреваете меня в их смерти? - уж если меня пытаются привязать к этому делу, то надо, хотя бы, выяснить на что они рассчитывают.
- Отчасти. Пока вы проходите по делу об их исчезновении - как свидетель.
Помолчал и добавил с нажимом в голосе:
- Самый важный свидетель. И поэтому мы не можем отпустить Вас домой. И сегодняшнюю ночь Вы проведете в изоляторе.
- Не понял? - это вызвалось у меня совершенно непроизвольно, - Я что - арестован?
- Пока задержаны. До выяснения. А дальнейшую Вашу судьбу определит следствие.