Кроме кусочка тряпки Игорька, на ветке старого кедра раскачивались и другие ленточки. Как не крути, это удаленное от цивилизации место пользовалось неплохим спросом. Истрепанные, совершенно вылинявшие, превратившиеся в ниточки, соседствовали со вполне свежими, сохранившими отдаленный цвет лоскутами. Суеверие живет в отчаявшихся робких душах. Наверняка в Осиновке имеется целый свод легенд относительно этого дурацкого кедра. Не удивлюсь, если окажется, что кабан специально сделал крюк, без толку гоняя меня по лесу. Бессовестная наглая дворняжка.
- Долго еще ждать? - не выдержав, спросил я.
- Уже все. Давай сюда, - махнул селянин.
Против моего ожидания, идти пришлось недолго. Выбрав правую тропинку, мы спустились метров на двадцать по крутому склону, оказавшись на небольшой ровной площадке, с трех сторон огражденной плотно стоящими березами. С четвертой стороны, словно лоб вечно спящего в горе великана, широким полукругом выдавалась более светлая скала, поблескивающая крошечными золотыми точками. За шеренгой высоких прямых берез, всего через несколько шагов, площадка внезапно обрывалась. На мой вкус, вид отсюда на тайгу, микроскопическое озерцо и излучину далекой Томи был не хуже, чем с крыши городской многоэтажки или с борта низколетящего самолета.
Через секунду я забыл о природных красотах. Забыл о пропасти, о странном поведении Игорька, о любой из угрожающих мне сейчас опасностей. В точности как валун наверху, скалу на высоте человеческого роста рассекала горизонтальная ровная полоска темного минерала. Под ней, до уровня земли опускался выпуклый, на манер гигантского рыцарского забрала, белесо-серый камень, на котором ясно вырисовывался прихотливо изгибающийся график. Начинаясь у одной кромки, рисунок продолжался по всему полукругу, исчезая незавершенной линией на другом краю.
Справедливости ради стоит отметить, что абсолютно всю поверхность светлой скалы покрывала беспорядочная частая сеть крупных выщерблин, длинных росчерков, как паутинка тонких царапин и коротких черточек, но по-взрослому осмысленной и в каком-то смысле завершенной мне показалась всего лишь одна, самая продолжительная, самая глубокая линия. Примерно в середине график на протяжении доброго метра был истерзан, затерт, сколот, полностью уничтожен, покрыт безобразными рытвинами. Вероятно, здесь активно поработали человеческие руки, и так заинтересовавший меня осколок в сарае Игорька когда-то красовался в центре петроглифа. Вандалы. Безмозглые варвары. Проклятые деревенские мародеры.
- Пришли. Чертов Лоб, - зачем-то сказал селянин.
Едва расслышав Игорька, я кивнул. Это и без лишних слов было очевидно. Воистину, молния безудержной фантазии поразила того, кто некогда назвал скалу Чертов Лоб. Полагаю, намного грамотней прозвучало бы, например, Лоб Черта. Вот мой провожатый настоящий чертов лоб, здоровенный и ограниченный, а скала больше походит на забрало великана. Лично мне сразу и откровенно четко увиделся покоящийся в недрах горы былинный богатырь в полных боевых доспехах. Скрытый в лесу утес стоило окрестить, допустим, Добрыней Никитичем. Впрочем, Чертов Лоб или Добрыня Никитич, разница не великая, на щепотку скудоумной безденежной романтики.
Вытянув руки, я ощупывал каждую линию рисунка, каждый отрезок, представляющийся мне не иначе, как отдельными свечками графика торгующейся на электронной бирже ценной бумаги. Все оказалось очень и очень просто! По пути к своей цели мне мерещилось, что финальные шаги преградят тысячелетние лианы, дымящие факелы, древние скелеты, паутина, полицейский наряд, мумии, суровые дружки Игорька с обрезами, алтари, на которые как можно скорее необходимо поставить груз, пока все сокровища не рухнули в огнедышащую преисподнюю и, разумеется, все бесконечное многообразие хитроумных ловушек. Лишний повод заметить, насколько бесполезная вещь, это воображение. Жизнь описывается единственной короткой формулой, пока мыслишь элементарными житейскими категориями и не поднимаешь, принесу себе соболезнования за увлеченность, подол горизонта.
- Чувствуешь? - спросил селянин.
Видя, что я не понял вопроса, он плотно приложил ладони к белесо-серому камню и закрыл глаза. Последовав примеру Игорька, я почувствовал, что истерзанная биржевым графиком скала несильно, но ощутимо тряслась, будто изнутри на камень в полном хаосе давили тысячи человеческих рук. Не знаю почему, скорее всего из-за ассоциаций с прочитанными в детстве любопытными историями сказочника Петра Петровича Бажова, мне пришло на ум именно такое сравнение. Иногда, примерно каждую третью минуту, давление на скалу усиливалось рывком, и тогда казалось, будто из глубин горы доносится шум стремительно падающей воды.
- Там река?
Селянин отрицательно мотнул головой.
- Мы почти на темечке горы. Откуда реке взяться? Просто у нас столько осадков не выпадает.
- Тогда что в горе?
- Заводы шумят. Фабрики. Просто отец говорил, под здешними местами построен целый город. Очень крупный, богатый, красивый. Кемерово в этом городе затеряется на окраине. Даже Москва утонет. Церкви из хрусталя. Золотые, умеющие двигаться статуи. Дороги из листового серебра. Дома со стенами из чистых изумрудов.
Неужели из изумрудов? Вот потеха! Оказывается, на пустом чердаке кабана одинокими безутешными фантомами бродят собственные ассоциации с таинственным местом, и они не слишком далеки от моих.
- А крыши тех изумрудных домов из малахита? А правит городом маленькая хозяйка большого Чертового Лба? - иронично спросил я.
- Кто правит, не скажу, не слышал. Отец рассказывал о собаках величиной с лошадь. На заводах, вроде как пропавшие люди со всей Сибири работают. Еще тем, на вершине горы неглубоко закопана громадная, из нержавейки, бочка...
- Бочка, разумеется, с квашеной капустой?
- В ту бочку капусту со всей области пришлось бы свозить, - досадливо поморщился Игорек.
- Ерунда какая-то. Кому, для чего понадобилось бочку тащить через лес?
- Подземному городу понадобилось. Просто место такое, странное. В детстве мы с братом пробовали у Чертового Лба костер развести. Просто не сумели. Бензин приносили. Бесполезно. Порох из патронов поджигали. Просто не горит. Спички только дымят. Иногда, очень редко, кажется, будто Луна спускается к лесу. Тогда из горы...
Навязчивый селянин начинал вызывать у меня раздражение. Нам у Чертового Лба что, целую неделю теперь топтаться? Работы много, работы громадье! О чем рассуждает ленивая деревенская бестолочь? У Чертового Лба нельзя развести огонь? Прекрасно. Вполне возможно, на площадку никогда не падают дождевые капли, метеориты, снег, леденцы. Допустимо, что ночами в это укромное место на шабаш прилетают инопланетяне или седьмого ноября собираются оголтелые американские шпионы, нарезая Луну ломтиками, на манер арбуза. Прилетайте, собирайтесь, нарезайте. Виктору Олеговичу дела нет!
Теперь Игорек стоял, обнимая близко растущие березы, смотрел куда-то вдаль.
- Витя, вертолет у ученых свой?
- Свой, - наобум ответил я. - Только дорого. По-взрослому дорого.
- Просто знаю, куда можно на тракторе доехать. До Безымянного озера. Отсюда недалеко. Еще по Томи можно. Если что... приборы там разгружать, или кашу варить. Просто мы бы с семьей справились.
Существует, существует у многомиллионных масс российских дворняжек живой искренний интерес к исследованию Чертового Лба и других замечательных окрестностей. Вот деревенщина, вот растяпа. Не пойдут дела с графиками, я еще вернусь, создам в Осиновке международный консорциум, симпозиум, депозитарий, конгломерат и даже немного антрацит. Так или иначе, на Чертовом Лбу можно наварить неплохие деньги! В конце концов, почему бы Виктору Олеговичу не провести первичное размещение, почему бы не пустить в оборот собственные акции? Интернациональная компания "Чертов Лоб", зарегистрированная в Осинниках. Звучит диковинно и загадочно. Вокруг биржи на законных основаниях кормится великое множество жуликов. Виктор Олегович их не хуже.
- Учту, - вслух сказал я. - Абсолютно оправданная стратегия, Игорь Михайлович. Грамотная, экономически выгодная идея.
Игорек как-то искоса, нехорошо на меня глянул.
- Зря не веришь про бочку из нержавейки. Бочка есть. Могу отвести, сам проверишь. В одном месте на горе, если топнуть, сильный звон.
Неужели опять? Неужели новый круг историй о Чертовом Лбу? Если треснуть деревенщину по чердаку как следует, факт, будет звон. Хорошо, что не ангельское пение. В пустой голове селянина это прозвучит неуместным богохульством. Нет, становится чистым наказаньем слушать деревенские побасенки этого чертового лба. Осиновка буквально клокочет от историй о Чертовом Лбу, и все рассказы сейчас скопом готовятся обрушиться на меня!
- Там еще движущийся гребень, вроде как частокол. Еще есть траншея с разными картинками. Когда проходишь по траншее, водя ладонями по стене, картинки начинают мигать...
Селянин разглагольствовал, не переставая. Решив не замечать болтливого кабана, я снова принялся разбирать график.
Вот здесь цена акции росла строго как в обещающей алмазные россыпи рекламе, здесь движение вверх замедлилось, произошла коррекция, снова сменившаяся впечатляющим ростом. Абсолютно все ясно и понятно. Вот здесь, когда-то давно, десятилетия назад потрудились сельские вандалы, совершенно уничтожив поразительное хрустальное чудо своими примитивными инструментами. Если найти все разбросанные недалекими предками Игорька камни, можно даже попытаться восстановить полный график. Вот здесь цена бумаги взлетела и, будто испугавшись набранной высоты, отчаянно резко скользнула вниз. Вот здесь участок быстрого падения перешел в затяжное отвесное обрушение и классическую паническую распродажу, опустившую линию чуть ли не на уровни начала рисунка.
Такой дикий зубец я видел лишь однажды. На биржевых графиках, относящихся к периоду две тысячи восьмого года!
Мне не улыбалось снова тащиться через лес к Чертовому Лбу. Тщательно, делая по десять снимков на каждом отдельном участке петроглифа, я обошел всю скальную выпуклость и вновь вернулся к линиям, стремительно несущимся вниз. Потрясающая и ужасная картина. Мошенничество государственных масштабов, выемку колоссальных денег из экономик разных стран в колоссальные же кошельки толстосумов, принято называть кризисом мировой банковской системы. Зубец, отражающий трагедию миллиарда дворняжек может стать ключом, которым я вскрою дверь за фальшивым камином старика Карло, или может полностью обмануть мои надежды. Мне не терпелось оказаться дома, перед экраном компьютера.
- Как считаешь, Витя, - продолжал говорить селянин. - Ученые этим заинтересуются?
Неохотно отойдя от графика, я посмотрел, куда показывал селянин. Шеренга стройных горделивых берез росла буквально из скальной породы, едва присыпанной обычным лесным мусором. Корней видно не было.
Обратный путь оказался намного длиннее стремительного, по-взрослому мощного рывка к Чертовому Лбу. Красивый осенний, наполовину заснувший лес казался мне, коренному горожанину, бесконечной картинной галереей, музеем с великим множеством удивительных, иногда до полного изумления эклектичных экспонатов. Не привычный к продолжительным путешествиям, я устал настолько, что даже мысленно не издевался над неутомимым, крепким от природы проводником. Игорь Михайлович шагал ровно, будто не человек, а великолепно отлаженный механизм. Мне стоило громадного труда не отстать от силача. Хотя я, вполне сознавая свою черную вину перед Игорем Михайловичем, ни разу не попросил сбавить шаг, он сам, по собственному почину время от времени делал короткие привалы.
В минуты отдыха от благодарности Игорю Михайловичу сердце мое теплело. Иногда хотелось повиниться в гнусном обмане, прямо теперь вернуть украденные деньги, стереть фотографии из памяти телефона, наотрез, навсегда отказавшись от идеи использовать петроглифы. График с Чертового Лба в моем утомившемся, запутавшемся уме принял форму топора кровавого палача. Собственная порочная лживость мучила меня. Зачем, для чего обманывать людей в принципе? Съемное жилье, вранье, постоянная конспирация, вранье, повестки, вранье, полицейские, вранье, суды, вранье, форменные измывательства над собственной семьей, вранье. Виктор Олегович как ужасающая пародия на благородного Штирлица. Надоело. Надоело все. Неужели не лучше буквально сегодня отправиться к семье? Признаться, я до чертиков на лбу соскучился по милому щебету жены. До нетерпения захотелось узнать, как продвигается у моих славных детей учеба в школе, появились ли у ребят закадычные друзья в классах, какие теперь проходятся предметы и что задают на дом. От обилия впечатлений, от навалившегося груза тяжелой усталости, я плавился, став совершенно мягким.
Однажды из-за дерева выскочил бурундук и, испугавшись неожиданной встречи со мной, замер. Через минуту взлохмаченная, нахохлившаяся зверушка исчезла позади. Чудесное творение природы, лесная скотинка со смешными полосками на спинке. Крошечный бесценный комочек жизни, которому буквально через считанные недели предстоит смертельное испытание. Выдержит ли пушистый зверек схватку с долгой сибирской зимой? Мне пришла в голову мысль закупить в зоомагазине тонну кошачьего корма и рассыпать повсюду по лесу. Как приятно было бы спасти жизнь хотя бы одному бурундуку, белкам, каким-нибудь землеройкам, птичкам, любым маленьким обитателям, детям сурового сибирского леса. Сегодняшним же вечером мне предстоит сделать приятную покупку, грузовик кошачьего корма. Прочь усталость, впереди масса полезной работы!
Сегодняшним же вечером я повторил фокус с редактором фотографий, получив весьма недурную пилу, разрывающуюся лишь однажды, примерно в середине. Белое пятно на графике абсолютно не беспокоило меня, поскольку, уверен в этом, скрывало прошлое. После нескольких неуклюжих попыток определиться с продолжительностью существования каждой свечи не составило труда. С этой проблемой было покончено по-взрослому, раз и навсегда. Учитывая, что теперь у меня в активе имелся твердый временной маркер, ориентироваться в бесконечном мире ценных бумаг стало намного проще. Декабрь две тысячи седьмого года стал для меня отправной точкой.
Все графики ценных бумаг чрезвычайно похожи один на другой, к счастью расходясь в деталях. Поиски подходящего эмитента затянулись на две недели с лишком, едва не сведя меня с ума, но в итоге увенчались успехом. Сложив на компьютере действительно существующий график относительно крупной частной компании "Нефть Росинского" и выбитые на скале Чертов Лоб линии, я увидел единственную пилу. Чудовищно странно было наблюдать продолжение линий, которые в реальности остановились после вчерашнего закрытия торгов.
На бирже эмитент "Нефть Росинского" обозначался как "Нефрос", имел неплохую репутацию, по мнению аналитиков, не хватая звезд с неба исключительно из-за постоянной сонной неохоты, с которой руководство компании платило государству налоги. Судя по фотографиям из Интернета, верхушке "Нефроса" светило уже завтра оказаться под следствием, чисто автоматически получив лет по сто двадцать пять каждому с полной конфискацией имущества. Рожи у руководства компании были подчеркнуто воровские. Если бы мне пришлось вести реальные дела с одним из этих, с позволения сказать, лиц, я предпочел бы как можно дольше держать свои деньги в собственных карманах. Чертов Лоб, однако, не предоставил Виктору Олеговичу право выбирать.
Тома информации о "Нефти Росинского", вербальные интервенции, сухие цифры, фантастические слухи, таблицы, достоверные факты, диаграммы валились на меня широким потоком, оставляя в сердитой растерянности и нервном напряжении. Разбираться с этим сомнительным богатством я не собирался принципиально.
Через несколько, проведенных в кошмарном нетерпеливом ожидании часов, биржа открылась. Торги пошли, вырвав меня из нормального течения нормальной человеческой жизни, чуть ли не совершенно отключив человеческую память, а может и сам человеческий разум. Помню, сильно тряслись руки, пальцы едва попадали на клавиши компьютерной мыши. Прилипнув носом к экрану, я следил, следил и следил за малейшим изменением цен, одинаково неготовый и к поражению, и к победе. Не знаю, вызвала ли невроз компания "Нефрос" у каждого своего инвестора, моя голова попросту отказала.