Приняв деньги, селянин взглянул на меня так сурово, что я, исключительно для важности пошевелив губами, отсчитал еще пару купюр.
- Хочешь узнать, что тут произошло? - спросил я.
Игорек пожал плечищами:
- Не хочу. Твои проблемы.
- У меня к тебе дело, Игорь Михайлович.
- Кто бы сомневался!
Гад. Глупец. Мерзкий вонючий деревенский кретин. Ироничный пустоголовый кабан понятия не имеет, какая в моей голове творится неразбериха, как дьявольски быстро кружатся графики, как молниеносно выскакивают бесы - цифры, калейдоскопом мелькают цены покупок и продаж. Мне вдруг сделалось так противно, что я не смог скрыть ненависти к селянину и зло, страшно, как кровожадный тигр осклабился.
Двинув меня по плечу, Игорек рассмеялся:
- Ты, натурально, как щенок, Витька! Полай! Просто полай, легче станет!
Склонив голову, я коротко тоскливо залаял, а потом повыл, чем привел деревенщину в неописуемый восторг. Упав на соседнюю табуретку, кабан треснул себя по коленкам и громко захохотал, стуча пятками по полу. Улыбаясь селянину, я не отрывал взгляда от огромных кулаков, которыми можно сваи заколачивать. Мысли Игорька движутся в очень неприятную, опасную сторону, их нужно срочно развернуть. Любопытно, кто в доме так аккуратно чистенькие занавески вешал? Не сам ведь, лодырь деревенский?
- Красота у тебя. Как говорят в советских фильмах, лепота, Игорь Михайлович. Ремонт по-взрослому сделал. Век бы у тебя гостил, и домой не захочется.
- Младшая дочь больше остальных помогала. Рукодельница она у меня, знатная.
Гордится, свинья - переросток. Младшая дочь. Хоть седьмая сестра пятого брата цирюльника. Какая мне разница? Пластилин стал мягче, пора его мять, пока не застыл.
- Можем по-взрослому заработать, Игорь Михайлович.
- Нет. Дом не сдаю, - отмахнулся селянин. - Хватит одного раза. Насдавался. Просто вся Осиновка потешается. Бизнесменом обзывают. Опять же, семья против. Старший сын подрастает. Уже спрашивал насчет дедовского дома. Кто его знает? Может девочку хорошую приметил. Пусть поживет отдельно. Пусть, так сказать...
- У тебя, Игорь Михайлович, в сарае камень без дела валяется.
- Камень? Какой камень?
- Реально заработать. Купишь молодцу - сыну мотоцикл, дочери - рукодельнице швейную машинку, красавице - жене золотую цепочку и сережки, а себе лично здоровенный вездеход с антресолями. Как станешь на четырехколесном чудище огород пахать, соседи сдохнут от зависти. Так штабелями и повалятся.
- Просто не понимаю. Что за камень, Витька?
- Бриллиантовый, - машинально пошутил я, но, видя полнейшее непонимание на тупом кабаньем лице, решил не уходить в сторону от проблемы. Только хуже сделаю.
Сарай поддался ремонту не настолько сильно, как дом, хотя изменения я заметил сразу от входа. Полностью исчезла пыль, грязь, хлам, в котором я спрятал камень с рисунком. Крыша, конечно же, тоже была залатана, а может и перекрыта свежим рубероидом по анекдотичной деревенской моде. Игорек с очевидной гордостью продемонстрировал новенький выключатель. Когда селянин нажимал на кнопку, то светился куда ярче, чем вспыхнувшая вслед за щелчком жалкая электрическая лампочка. Если деревенщина сейчас с дурацкой миной начнет рассказывать о младшем сыне, который, путаясь в загаженных пеленках провел несчастный провод в пристройку, я не удержусь от смеха. Принесу себе соболезнования за критику, мои возможности в самоконтроле тоже не безграничны.
- Там, в углу лежал, Игорь Михайлович. Собирался у тебя однажды порядок навести, чтобы машину в сарай загнать. Тронул какую-то доску, тут камень прямо на ладони мне и свалился. Плоский такой. Исцарапан весь. Обычная дрянь на вид, размером с две ладони, или чуть крупнее.
Игорек бессмысленно таращился на меня, будто настоящий кабан на новые ворота. Понятно, плитку с выбитой на ней пилой дети вынесли, делая уборку в сарае. Не такое уж это событие, выудить камень из горы мусора, чтобы рассказывать отцу о находке.
Потискав телефон, я развернул фотографии, сунул экран к лицу тупоумного селянина.
- А, вот какой, - разочарованно развел лапищи деревенщина. - Такой видел. Просто теперь давно выбросили. Лет тридцать назад.
- Морщи лоб, вспоминай тщательней. Фотографии несколько недель назад сделаны. Какие тридцать лет? В твоем сарае камень хранился, завернутый в тряпки.
Селянин действительно наморщил лоб.
- Пойти у детей спросить? - предложил кабан.
- Послушай, выбросили или на Луну отправили, мне не суть важно. Откуда камень взялся в твоем сарае, объяснить можешь?
- Могу. Камень не один. Батя мой много лет назад нашел на Чертовом Лбу. Штук десять в дом принес. Там много. В старину люди на них линии выбили. Просто богам молились. У нас камни без дела лежали. Самым здоровым мать однажды капусту прижала. Капуста красной стала. Розовой. Пузырилась. Вроде как кипела, представляешь? Есть не стали. Даже не попробовали. Причем, правильно сделали. Потом бочка из-под капусты просто в пыль рассыпалась.
Задыхаясь от большого волнения, я с нетерпением ждал, пока селянин выговорится. Значит, камень не один. Значит, камней много. Если камни собрать, не станут ли они похожи на целостный график? Что такое этот Чертов Лоб? Спрашивать мерзкого кабана в лоб о Чертовом Лбу никак невозможно. Вообще, хватит задавать вопросы. Пока вода щедро льется, не стоит расширять русло ручья. Собираясь перебить неожиданно длинный монолог Игорька еще в самом начале, я прикусил язык.
Тема, по сути, оказалась исчерпанной. Кабан еще долго вспоминал подробности, в своей отрывистой манере повествовал о том, как в месте, где полежала безнадежно испорченная квашеная капуста, через несколько лет встретили громадную змею с двумя головами, как родители потом оставляли плитки в разных укромных местах, относя подальше от Осиновки, как сильно ругалась мать и до крайности расстроился отец.
- Дорого стоили наши камни? - завершая воспоминания, спросил селянин.
- Пока не знаю. Петроглифы, слышал о таких?
- Это как в Египте? В пирамидах?
- Типа того. Петроглифы, вещь редкая, упрямая и очень крутая. Весь Интернет перерыл, нет информации о петроглифах в Осиновке. Эксклюзивная находка. Древний артефакт, равного которому нет в мировой археологической практике.
- Когда старшему брату было меньше десяти лет, мы выпытали у отца... Брат нашел место...
Он запнулся, затормозил, очень странно глядя на меня, и я, феноменальный знаток меркантильных человеческих душ, мгновенно догадался, что Игорек сейчас размышляет, нельзя ли скрыть от меня секрет. Правильно, правильно рассуждаешь, деревенщина! Когда целое делится надвое, этого самого целого становится ровно в два раза меньше. Как говорится в дурацких святых книгах, не делись с ближним своим, козленочком станешь.
- Если бы ты рассказал, где твой отец обнаружил камни, мы бы с тобой, Игорь Михайлович, вызвали академиков из Новосибирска. Важных бородатых умников с дипломами и разными диссертациями. Обставим все по-взрослому. Чувствую, дело стоящее. Понимаешь, слава и деньги вечно фланируют вместе, а славы на нас тобой навалят немеряно.
- Ладно, не проблема. Чертов Лоб хоть сейчас покажу.
От удивления у меня дыхание перехватило. Неужели победа? Кабану было бы проще промолчать и, даже не особенно понимая сути происходящего, попытаться заграбастать весь приз целиком, без остатка. Неужели врет? Тогда зачем?
- Отец нас водил, - пояснил селянин. - Потом мы много раз ходили. Просто от нечего делать. Пацаны! Отец, правда, не разрешал. Так мы тайком. Соберем, бывало, грибов целый мешок. На обратной дороге. Утес Чертов Лоб, место странное. У нас Осиновка вообще на ненормальном месте стоит. У всех соседей уже картошка зацвела, у нас голая земля на полях. Репа иной раз родится чуть ли не квадратная. Молоко у коров нафталином отдает.
Неужели все-таки победа? Неужели так легко? Неужели так просто? Мне захотелось врезать болтливому кабану по глупой рябой физиономии, выкрутить уши, расквасить нос, повалить селянина на землю и упоительно долго бить ногами до тех пор, пока он не затихнет навсегда.
- Отлично, отлично Игорь Михайлович. Так и знал, с тобой не пропадем, - как сумел спокойно произнес я. - Проблемка все же имеется. Академики из Новосибирска за свой счет не приедут. Ученых нужно уважительно приглашать, покланяться, обеспечить жильем, питанием, обмундированием, заранее обрисовать фронт работ, положить щедрую зарплату, нанять прислугу. Ученые, тем более академики, пальцем о палец не ударят, пока у них в карманах зелень не зашуршит, а в животах армянский коньяк не забулькает.
- Понятное дело. На то они и академики. Не мы - дурни!
- Вот именно, дурни. Вся канитель, экспертиза и научные симпозиумы в круглую сумму обойдутся. А у меня, Игорь Михайлович, признаться, случилась беда. Представляешь, заказал жене на день рождения стенку в гостиную. Хорошая такая стенка, из пяти шкафов со стеклянными дверцами. Аванс выплатил, договор с солидной фирмой подписал, подождал сколько сказано. Подходит срок, гостиная и жена остались на месте, стенки и аванса нет. Солидную фирму бесы с квасом съели, поминай как звали. Сужусь сейчас с мошенниками. Жулики профессиональные попались. Чуть ли не сто человек по всему Кемерово облапошили. Полиция их ищет, на днях во всероссийский розыск объявили. Разбирательства мои карманы полностью выпотрошили. Адвокаты, прокуроры, судьи, все со времен перестройки на сдельщину переведены, с государственного обеспечения их давно сняли. Всем принеси, каждому заплати. А тут еще первое сентября вдарило! Любимых детей в школу собрать, большая нагрузка на семейные финансы. Но, сам знаешь, Игорь Михайлович, мы только ради милых деток наших и живем на свете.
Обычно, когда я говорю, то стараюсь смотреть в лицо собеседнику. Глаза у меня не бегают, и косить в ближайшие годы не собираются. Любому растяпе известно, что кристально честный человек может себе это позволить. Странная вещь, еще при слове "симпозиум" селянин почему-то сдулся, напрягся, воодушевление его моментально спало, явно стремясь к отметке замерзания. Хотя, пожалуй, дальше я увлекся и нагородил лишнего. Не такой уж Игорек простофиля.
Неужели не поверит?
Выудив знакомую тощенькую пачку купюр, селянин с безмятежным видом потомственного идиота передал мне деньги.
- Хватит? - неожиданно сухо произнес кабан. Потом, не дожидаясь ответа, вытащил свой бумажник.
Глядя, с каким внимательным сожалением от отсчитывает бумажки, я сжал зубы. Выражение лица селянина вызвало бы смех даже у знаменитой плаксивой царевны из дурацкой детской сказки. Плати, дворняжка. Плати, несчастный идиот. Игорек выглядит мощно, как настоящий кабан, а внутри самый обыкновеннейший растяпа. Накрылись, дворняжка, сережки и швейная машинка. Семейный бюджет пошел в гости к "Титанику". Однако, побольше почтительности нельзя? Растяпа, мог бы и с глубоким поклоном деньги Виктору Олеговичу вручить, на коленях приползти. Впрочем, я не гордый. Как говорится в государственной рекламе, плати налог на глупость, и топай дальше с пустым кошельком.
Игорек очень рвался показать Чертов Лоб тем же вечером, но мне мало улыбалось бродить по темноте, неизвестно по каким диким лесам, в компании со здоровенным кабаном. То, что селянин меня избил я, естественно, не забыл. Не сумел бы, даже если бы вдруг, странно, захотел забыть. Такое моральное унижение тиграми не забывается, не искупается, не оплачивается. К тому же грудь болела до сих пор, левое ухо горело адским огнем.
Сон не приходил долго, но потом крепко схватил меня и, принесу себе соболезнования за энтузиазм, унес в неведомые дали. Проведенная в знакомом доме ночь почти полностью избавила меня от мучительного головокружения, безудержного мелькания цен и вообще от графиков. Утро выдалось теплым, почти по-летнему солнечным и безветренным. Сегодняшнее утро буквально до отвращения переполнялось безмятежностью и спокойствием, хотя для меня оно началось с дьявольски-громкого стука во входную дверь. Чувствовал я себя вполне бодро, несмотря на чудовищно раннее возвращение Игорька с объемистым узелком, собранным его женой.
Стоит признать, готовит ленивая толстая дура кабана не очень плохо.
Довольно сносно позавтракав, мы зашагали за околицу Осиновки. Обогнули добротную кирпичную ограду, защищающую от завистливых безденежных селян новенький коттедж. Наткнулись на сварливо ворчащий ручей, через который перебрались по стволу поваленного дерева. Поднимаясь на спину очередного взгорка, пересекли широкое асфальтированное шоссе. Спустились в каменистый, совершенно лишенный растительности лог, едва не влетев в лужу топкой грязи, снова взобрались по склону на противоположном берегу ложбины. Прошли под линией электропередачи, для строительства которой когда-то, наверное, еще в советские годы была сделана широкая просека. Дважды мы шагали по крепко наезженным проселкам, пока мой провожатый не нырял между обглоданными осенью кустами. Насколько мог судить я, мы так или иначе продвигались в сторону Томи.
Углубившись в серьезный лес, Игорек неуверенно постоял, определяясь с направлением. Затем селянин твердым шагом двинулся в узкую лощину, постепенно спускающуюся все ниже к поблескивающему далеко впереди зеркалу крошечного озерца. Путь, так или иначе, пошел вверх. Уже больше часа нам не попадались ни просеки, ни дома, ни ограды, ни сколько-нибудь нормальные дороги. Вокруг стоял только лес, неторопливо готовящийся залечь в зимнюю спячку. Здесь все чаще стали слышаться мерзкие визгливые голоса птиц, под ногами шуршала мелкая невидимая лесная нечисть. На всякий случай я держался позади кабана на почтительном расстоянии. Мало ли какие идеи бродят в пустой черепушке селянина.
Едва приметная, окруженная хвойными деревьями тропинка внезапно распалась надвое, наткнувшись на огромный безобразный кедр с черным замшелым стволом. Примерно на высоте человеческого роста толстенный ствол обезображивала глубокая, явно сделанная топором застарелая рана.
Здесь селянин застрял надолго. Кружа у подножия дерева, Игорек кланялся, мычал нараспев, кивал головой в ответ на свои мысли, бережно приглаживал свисающие лохмотья мха, однажды даже собрал в стороне горсть высохших прошлогодних игл, присыпав мусором оголившиеся узловатые корни кедра. Вытащив из кармана цветастую ленточку, селянин взобрался на старую, наполовину заросшую рану дерева, привязав свою жалкую тряпку на самую нижнюю из ветвей. Губы Игорька при этих манипуляциях что-то шептали, рот открывался, но мне кабан не сказал ни единого слова, и даже ни разу не обернулся.
Признаться, передышка случилась очень кстати. Сидя на плоском валуне, я отдыхал после перехода, иронично и внимательно посматривая на идиотские шаманские действия селянина. Суеверие и неразвитость разума всегда ближайшие родственники. Меня сильно занимало, с чем придется столкнуться в конце дороги. Суета вокруг кедра выглядела подозрительно. Неужели деревенщина не поверил в историю с бесценными петроглифами и академиками из Новосибирска? Неужели опомнился? Неужели задумал отобрать у меня все деньги, задумал бросить в лесном лабиринте? Если честно, опомнившемуся кабану нетрудно было бы вытрясти мой бумажник, не покидая Осиновку. А обратную дорогу в поселок Виктор Олегович все равно найдет, профессорский ум и инстинкты тигра помогут.
По-летнему доброе солнце нагрело поверхность валуна, но внутри камень оставался холоден, как сибирский январь. Сидеть на валуне было вполне комфортно только несколько первых минут, потом, поерзав, мне пришлось подняться. Невысокий трухлявый пень, удобный сначала, тоже не оказался императорским троном, но хотя бы не прогнал меня слишком быстро.
На обращенном к солнцу боку неприветливого валуна виднелась четкая горизонтальная линия. Тонкая нить, рассекающая камень нашлась на обратной стороне, проходя по всей боковой поверхности округлого валуна. Природа умеет шутить лучше всех на свете. Темная, почти черная прожилка какого-то минерала имела такой удивительный вид, будто валун однажды хватили легендарным богатырским мечом, с единственного удара разрубая надвое.