Вспоминаю, как однажды меня обвинили в покушении на преподавателя закона божьего — был такой предмет в дореволюционной школе. Я, как все начинающие химики, особенно увлекался взрывчатыми веществами. Однажды я принес в класс йодистый азот — вещество, которое легко взрывается, — и нечаянно обронил крошечный кусочек этого вещества на пол. Когда, по заведенному порядку, в конце урока читали молитву, мой товарищ наступил ногой на кусочек, оброненный мной. Раздался оглушительный треск, взрыв, и наш батюшка, поп Иван, как мы его называли, взбешенный, помчался к инспектору с жалобой, что на него совершено покушение. Мне пришлось натерпеться из-за своего проступка. Как видишь, и полезные занятия в часы досуга могут иметь неприятные последствия. Но я думаю, не стоит этого пугаться, и, если есть какое-нибудь любимое дело, надо отдаваться ему со всевозможной полнотой.
На пути к науке передо мной много раз вставал вопрос: как правильно оценить трудолюбие и талант, как подобрать наиболее подходящих людей для общей работы? Я убедился, что для успеха нужны разные люди. Нужны трудолюбивые, прилежные исполнители и нужны те, что называется, с искрой божьей, то есть талантливые, одаренные, пусть даже они будут с некоторой как будто ленцой.
Нужно, чтобы побольше было чудаков, которые идут неожиданными, новыми путями, а не стремятся точно выполнять только прописи из книжек и инструкций. Воображение, творческое мышление, любовь к познанию неизвестного — вот самые привлекательные для меня черты человека, решившего посвятить себя науке.
К сожалению, а может быть, наоборот, к счастью, нет простого и очевидного рецепта для распознавания одаренности, таланта или просто способности к труду. Во всяком случае, я такого рецепта не знаю. Но каждому человеку, даже самого юного возраста, уже со школьных лет очень важно постоянно присматриваться к самому себе, пытаться здраво и правильно определить свое призвание.
Если бы я вдруг захотел стать музыкантом, то, думаю, доставил бы немало огорчений своим слушателям, так как абсолютно лишен музыкального слуха. Я мог бы целую жизнь учиться музыке, и ничего бы из этого хорошего не получилось.
Важно правильно взвесить свои способности и свои наклонности. Из наиболее благоприятного их сочетания и рождается удовлетворяющая тебя трудовая деятельность.
С. Л. ЛЬВОВ
КИРА, ЗИНА И БОГАТЫЙ НИЩИЙ
У меня есть хорошая подруга. Когда мы с ней собирались вместе в кино, я всегда надевала свое самое красивое платье. Но теперь ей стали покупать вещи лучше, чем у меня. А моя мама мне таких покупать не может: кроме меня, у нее еще двое.
— Неужели у тебя нет платья получше?
Она произнесла эти слова с удивлением и даже с отвращением и с тех пор стала замечать во мне только плохое. Я не знала, как мне ей ответить. Но однажды, когда я высказала Кире все, что об этом думаю, она совсем перестала со мной разговаривать.
Я все-таки попробовала заговорить с ней. Я ее позвала: «Кира!» Она мне не ответила. Я подумала, что она не расслышала, и окликнула ее по фамилии.
Тут она отозвалась.
— Прошу не фамильярничать! — ответила она.
(Кира, видно, думает, что «фамильярничать» — значит называть человека по фамилии! — Редакция.)
— Я тебя звала по имени, ты не откликаешься, назвала по фамилии, ты обижаешься. Как же мне к тебе обращаться?
— По имени и отчеству! — ответила Кира и с тех пор не обращает на меня никакого внимания.
А мы так дружили...
Может быть, я в чем-нибудь виновата? Как мне поступить?
3ине отвечает писатель С. Л. ЛЬВОВ.
...Зина, конечно, ни в чем не виновата. Тут и говорить не о чем. А вот над тем, как ей быть, стоит подумать. Мне кажется, Зине нужно прежде всего спросить себя: стоит ли жалеть об утраченной дружбе с Кирой? Стоит ли стараться эту дружбу вернуть? Нет! И еще раз: НЕТ!!!
Разве настоящий друг станет судить о своем товарище по тому, насколько модно он одет? Разве упрекнет за то, что одет тот скромнее, чем он сам? Да никогда в жизни! Если он заметит эту разницу, то подумает, что́ можно сделать, чтобы разница эта не бросалась в глаза. Ради друга, ради дружбы можно отказаться от удовольствия покрасоваться в дорогой обновке. Невелика жертва!
Зине тоже хочется носить красивые новые платья. Это понятно. Но она не требует, чтобы ей покупали такие платья, как у Киры. А ведь другая девочка на ее месте могла бы, чего доброго, потребовать и причинила бы своей матери боль, еще горшую, чем та, которую Кира причинила Зине. Зина пишет спокойно и достойно: «Мама моя этого делать не может: кроме меня, у нее еще двое».
По-моему, письмо, которое мы с вами только что прочитали, заставляет беспокоиться не за Зину, а за Киру. С Зиной все будет в порядке. Я верю, что она вырастет скромным, добрым, гордым, надежным в дружбе — словом, хорошим человеком. Заметьте — это очень важно! — она не сказала в своем письме ни одного резкого слова о Кире, хотя та, право же, заслужила это своим чванством, эгоизмом, грубостью. Нет, Зина не спешит осудить подругу. Но портрет Киры все-таки сам собой вырисовывается из ее письма. По правде говоря, не очень-то привлекательный портрет.
...Тут я хочу рассказать маленькую историю. Ребята одной из московских школ позвали меня пойти с ними в поход. Знал я их совсем мало. Приходил к ним однажды главу из новой книги прочитать, послушать, что они скажут, — вот и все знакомство.
Был мартовский день. У многих ребят были яркие свитеры и куртки и новенькие, видно, только из магазина рюкзаки или авиационные сумки. На мартовском солнце все это выглядело очень нарядно. А на одном мальчике — его звали, помнится, Игорь — было такое снаряжение, какого я прежде никогда не видывал! На спине рюкзак из необыкновенного материала, похожего на синюю замшу, со множеством карманов, кармашков, карманчиков, карабинов, «молний» и кнопок. На левом боку у Игоря — ярко-синий плоский термос, на правом — походный топорик из нержавеющей стали в кожаном чехле со специальными прорезями, сквозь которые виден сверкающий синеватый металл топора без единой царапинки. На груди у Игоря два футляра — один с биноклем, другой с фотоаппаратом. Бинокль — полевой, фотоаппарат — новенькая «зеркалка» со встроенным экспонометром. Рукав пушистого свитера слегка вздернут, и на запястье поблескивает браслет с компасом. На ногах ярко-рыжие ботинки на толстенной подошве. Ну, не мальчик, а витрина образцов туристского снаряжения!
Совсем по-другому снарядился в поход Коля. За спиной даже не рюкзак, а простой солдатский мешок, горловина которого затягивается матерчатой лямкой (в военные годы мы называли такие мешки «сидорами»). На одном боку у Коли кирзовая полевая сумка, на другом — алюминиевая фляга, обшитая грубым войлоком. Одет он в телогрейку, подпоясанную широким солдатским ремнем. И все это старое, исцарапанное, выцветшее, чиненое. Как только сохранилось! Такие вещи и встретить теперь можно только в витрине какого-нибудь районного музея. Я глядел на них, как на друзей нашей давней военной юности, и не мог наглядеться. Нет, не подумайте, что я расскажу, как Игорь в его экипировке с иголочки оказался в походе размазней, а Коля со своим скромным снаряжением — героем. Ничего такого не случилось. И тот и другой оказались в походе не хуже и не лучше остальных. Класс этот — в пути это стало видно — был не слишком дружным и к походам непривычным. Но сейчас мне хочется сказать не об этом, хотя, как знать, может, все это одно с другим как-то и связано.
Некоторых ребят, особенно девочек, амуниция Игоря притягивала, как магнит. Когда фотографировались (фотоаппараты были у нескольких ребят), они старались стать рядом с Игорем. Сниматься рядом с Колей они не хотели, а у некоторых — об этом и вспоминать неприятно — его ватник, его кирзовая полевая сумка, его солдатский заплечный мешок вызывали такое отношение, как Зинино платье у Киры, — насмешливое и пренебрежительное: «Неужели не мог одеться получше?» И по пришла в голову этим уже взрослым ребятам мысль, как несравнима истинная цена походного снаряжения Коли, которое принес с войны и вместе с воспоминаниями о войне сохранил его отец, с ценой новехонькой — даже не из магазина, а с какой-нибудь выставки образцов! — амуниции Игоря!
Между прочим, когда несколько дней спустя напечатали походные снимки, стали ими обмениваться, надписывать и дарить, Игорь не захотел ни себе брать, ни дарить кому-нибудь карточек, на которых он был снят во всей своей красе. Мальчик довольно-таки круглолицый, он выглядел на снимках, увешанный всеми своими доспехами, как новогодняя елка украшениями, смешно. Мне он напомнил Тартарена из Тараскона. К чести Игоря, надо сказать, что он это понял и в другой раз так не вырядился.
Ну, а Кира? Да ей, верно, и в голову не может прийти, что новые, модные, дорогие, красивые вещи могут сделать их владельца смешным. Окажись она в этом походе, она бы исстрадалась от желания идти и фотографироваться не рядом с Колей, а рядом с Игорем. Изошла бы восторгом перед его сверкающими «молниями», замками, кнопками. Заболела бы жгучей завистью к Игорю и бесилась бы оттого, что у нее таких вещей нет. А вернувшись из похода, стала бы со злыми слезами в голосе требовать от родителей, чтобы к следующему походу и ей добыли что-нибудь такое... Необыкновенное. Чего ни у кого больше нет, а у нее есть!
Но было бы несправедливо упрекать за все это Киру и тех ее сверстников, которые ведут себя вроде нее, и не сказать, что нередко это встречается и среди взрослых. Есть люди, которые судят об окружающих не по тому, что человек знает, может, умеет, а по тому, что он имеет. Не по тому, чего он стоит как человек, а по тому, сколько стоит его телевизор или холодильник. Им-то Кира и подражает. А подражать не стоит! Жизнь у таких людей безрадостна. Когда у них нет чего-то, что есть у их знакомых или соседей, они изнывают от желания, чтобы добыть шкаф еще полированнее, холодильник еще новее, суперобложку на книге, которую они выставят в шкаф и за другими хлопотами так никогда и не прочтут, еще глянцевитее. Но, купив, достав, добыв то, чего они так страстно желали, они чувствуют себя счастливыми недолго. Новые соблазны тут же возникают у них перед глазами. У кого-то есть белая водолазка, а у меня нет! Как жить, не имея белой водолазки! У кого-то в прихожей звонит мелодичный колокольчик, а у меня простой звонок. Как жить без колокольчика? И они не замечают, что в погоне за вещами, нужными и ненужными, растрачивают душевные силы, лучшие дни, месяцы и годы жизни. Они не замечают, что теряют настоящих друзей, которые не хотят состязаться с ними в погоне за вещами и модой, как не хочет Зина состязаться с Кирой по части платьев. Но вот вещи куплены, ими заставлен дом, ими набиты шкафы, а счастья нет: настоящие богатства — богатства души, ума и сердца — растрачены неизвестно на что!
Кира, когда она отреклась от подруги из-за того, что у той нет такого же, как у нее, Киры, модного платья, сделала первый шаг на этом пути. Это опасный путь и опасный шаг. С Кирой может случиться то, что случилось с Каем из сказки Андерсена «Снежная королева». Помните? Ему в глаз попал осколок зеркала, которое искажает все окружающее. Сердце его заледенело, и все по-настоящему прекрасное, что окружало его, даже любовь и преданность Герды, стало казаться ему ничего не стоящим... Впрочем, зачем пересказывать сказку, которую вы, вероятно, читали. Так вот, Кире, требующей, чтобы подруга, у которой нет модного платья, величала ее по имени-отчеству, пожалуй, уже залетел в глаз осколок этого зеркала. Он, если его оставить в глазу, исказит ее зрение, заледенит ее сердце, бесплодным сделает ее ум. И от этого холода в сердце, от этой пустоты в уме будет трудно избавиться. Хорошо, если Кира сама вовремя спохватится! Я и написал это письмо, чтобы помочь ей спохватиться. Ну, а так как болезнь иногда приходится лечить горькими лекарствами, я хочу закончить стихотворением Леонида Мартынова. Оно короткое. Вот все его восемь строк:
Дело здесь, как вы понимаете, конечно, не в мороженом, а в том, что тот, кого поэт нарисовал с такой силой презрения, не успокоится, пока не съест все, что можно сжевать, пока не напялит на себя все самые модные и самые дорогие вещи. Но и тогда не успокоится. Никогда не успокоится! Жадность и зависть будут гореть в нем неугасимым злым огнем.
Мне хочется, чтобы вы, ребята, и ты, Кира, подумали: а почему поэт назвал человека в дорогом бостоновом костюме, в замшевых щегольских сапогах, во франтовских кожаных перчатках «богатым нищим»? Что это значит — «богатый нищий»? Что может превратить человека в «богатого нищего»?
Поэт — враг богатому нищему. Но ни Зина, приславшая нам письмо о своей размолвке с Кирой, ни я, кто пишет ответ на это письмо, ни редакция, которая его печатает, Кире, конечно, но враги. МЫ ПРОСТО ОЧЕНЬ ЗА НЕЕ ТРЕВОЖИМСЯ! А может быть, тревожиться не из-за чего? Что вы думаете об этом, ребята? Что ты думаешь об этом, девочка, которую мы назвали Кирой, хотя тебя зовут иначе?
В. С. РОЗОВ
НИКОГДА НИЧЕМ НЕ ЗАМЕНЯТЬ КНИГУ!
Я хочу с вами посоветоваться. Как мне полюбить литературу? Я не люблю литературу. Читаю книги и не дочитываю их, просто мне неинтересно. Когда я читаю, я думаю о другом. Когда принесут домой сказки, я читаю их и не могу оторваться, а литературу не люблю, и мне стыдно за себя. Притом у меня плохая память. Вот, например, положу вещь куда-нибудь и забуду, а потом, когда убираюсь, то не найду. Я перешла в седьмой класс. Помогите мне, очень прошу.
С пионерским приветом
Марине отвечает писатель В. С. РОЗОВ.
Прочитав письмо Марины, Виктор Сергеевич сказал, что хочет поговорить о Марининых «бедах» с ребятами. Сорок семь человек собрались в редакции.
В. С. РОЗОВ.
Девочка, которая прислала это письмо, славная, не хитрит, не старается обмануть. Если у вас, как у Марины, будут ко мне вопросы, вы мне их задайте так же откровенно, не стесняясь.
Я давно заметил, что читать теперь стали меньше, особенно молодежь. Почему? Не потому, конечно, что молодое поколение — ваше, в частности, и постарше вас, и помоложе — стало глупее. Нет никаких оснований так думать. Но слишком много информации сыплется теперь на человеческую голову. Радио — в каждом доме. Телевизор смотрят миллионы людей. Кинематограф — в любое село приезжает кинопередвижка, не говорю уж о городах.
А раньше главным источником информации была книга.
Что же происходит сейчас, когда на ваши головенки (да и на наши, не думайте, что нам легче) обрушивается столько информации?
Ученые говорят, что человеческий мозг может пропускать информацию, как труба пропускает воду, которая по ней течет, только в определенном количестве, а дальше мозг изнемогает, и начинается как бы засорение водопровода.
Вот я и думаю: может быть, потому отвергается книга, что организм протестует против принятия еще и еще какой-то информации? Может быть. Но я в этом полностью не уверен. Есть ведь люди, смотрящие телевизор и кино, и радио слушающие, и читающие книги.
Вот мы и пришли к самому существенному в нашем разговоре.
Отправился я в кино, купил билет за тридцать копеек, рот разинул и смотрю на экран. Восприятие информации пассивное. Телевизор еще проще. Билет покупать не надо, даже шапку надевать не надо и идти куда-то. Включил — и пошла информация. То же и радио. Ходишь по дому, слушаешь и пытаешься делать еще какое-то дело.
Книга требует усилия. Ты обязан действовать. Ты должен активно добывать из книги информацию.