– Я тоже так думаю, – улыбнулся Эйнор.
– Если вам, конечно, это не запрещено, – походя заметил Берт и поставил перед ним бокал с колой.
– Не рекомендуется, – дипломатично поправил его Эйнор.
Угу, и легко можно представить, как многословно, с привлечением многочисленных аргументов, с взыванием к здравому разуму, благоразумию и скромности его отговаривают. Епископ Даг не производил впечатления человека, способного терпеть при своем дворе вопиющего юношеского безрассудства.
– Пусть будет так. – Отмахнулся Берт, отказываясь вдаваться в терминологические диспуты. – Между прочим, знаю я одного парня, Горрена Дага, и ты очень сильно мне его напоминаешь.
– Ну еще бы, -широко улыбнулся Эйнор. – Отчего я не должен напоминать вам своего дядю?
– Да ладно! – живо воскликнул Берт. – А преосвященству, который твой дядя, Горрен, который тоже твой дядя, кем приходится?
– Троюродным братом, кажется.
Берт уставился на него круглыми глазами. Схема не складывалась. Они должны быть родными, преосвященство и Горрен, чтобы Эйнор был им обоим племянником.
– Не понял? – процедил он.
Эйнор засмеялся.
– Что именно?
Берт попытался облечь в слова свой скепсис. Эйнор смеялся еще веселей, охотно участвовал в создании графика, на котором указывал ветвь Горрена, преосвященства и свою. Насчет простого «дядя» в отношении Горрена он погорячился, за что Берт в возмущении и пенял ему.
– Да какая разница, – отмахивался Эйнор, развлекаясь, – можно подумать, вам будет легче, если я каждый раз терминологически корректно буду называть его пятиюродным дядей.
– Четвероюродным, – сурово поправил его Берт. Ему самому было смешно.
– Но относится-то он ко мне вполне по-приятельски, куда лучше, чем к четвероюродному племяннику. Тьфу, язык можно сломать, а зачем?
– А вы часто видитесь?
– Не очень, у него куча дел.
– Кстати, а он с преосвященством так же близок, как с тобой?
Улыбка Эйнора немного померкла.
– Его преосвященство не так расположен к дяде Горрену, как хотелось бы. Они охотно общаются, когда без этого нельзя, обмениваются поздравлениями и подарками, не без этого, но их отношения слишком формальные.
– Вот как? И что такого натворил Горрен, что епископ Даг относится к нему с прохладцей?
Эйнор замолчал, допил колу и отставил бокал.
– Спросите у него, – посерьезнев, ответил он.
– Всенепременно, – задумчиво ответил Берт, кивая головой. Эйнор посмотрел на его предплечье еще раз, похмурился и встал.
– Благодарю вас за замечательно проведенное время, – официальным тоном, в котором угадывались искорки былого веселья, произнес он.
– Тебе спасибо, за заботу и все такое, – отмахнулся Берт, поднимаясь. Он хлопнул Эйнора по спине, спросил: – Звонить и спрашивать, хорошо ли доехал, надо, или ты достаточно благоразумный? А то я, знаешь ли, и волноваться могу начать.
– Да бросьте, подворье совсем недалеко, и путь спокойный.
– Ну тогда до встречи, малыш. Был рад с тобой познакомиться поближе.
Эйнор снова улыбался.
Берт все-таки прогулялся к окну в холле, выглянул из него, смотрел, как Эйнор усаживается в машину, отъезжает. Затем хмыкнул. Вернулся в номер.
Епископ Даг не преминул спросить Берта, что он думает о «молодом человеке, который вчера отвозил вас в гостиницу».
– Восхитительно романтичный молодой человек. В позитивном смысле, не в готическом, – охотно сообщил Берт.
– В девятнадцать лет можно позволить себе некоторую толику идеализма, – вроде как в сторону заметил епископ и рассказал немного о своей сестре, которая с огромной радостью установила, что ее единственный ребенок с удивительным интересом изучает все, что связано с церковью, с азатром учится в воскресной школе, участвует в служениях и прочее. Когда старший брат предложил забрать Эйнора под свое крыло в епископат, она обрадовалась, но, что куда более отрадно, счастлив был и мальчик. С тех пор он прислуживает при церкви, помогает в архиве, разумеется, епископу. Взрослеет. Почти не меняется.
– Это ведь неплохо, Ваше Преосвященство.
Епископ долго смотрел на него.
– Не знаю, – наконец сказал он. – Возможно. Впрочем, поживем – увидим, тем более недолго осталось. Эйнору девятнадцать, еще года четыре, и он закончит семинарию, будет принимать решение о своем дальнейшем пути, а я буду совсем старым и немощным опекуном, только и способным брюзжать и хаять любой выбор.
Берт позволил себе недоверчиво хмыкнуть: епископу Дагу было хорошо если шестьдесят лет. Добавляем к этому профилактику долголетия, услуги лучших мединцинских центров, относительно защищенную жизнь, и можно рассчитывать, что епископ Даг будет брюзжать не менее сорока лет. А там, глядишь, и другие рецепты долголетия подоспеют.
– Мы все находимся во власти высших сил, – напомнил епископ Даг. – Как бы мы ни заботились о нашем здоровье, а я, в противовес некоторым консерваторам, считаю, что мы, являющие собой храм искры Высшего Существа, обязаны усердно и последовательно заботиться о нем, ибо и в этом проявляется наша верность Деусу, так вот, господин Франк, мы можем заботиться о нашем теле с применением самых лучших средств и терапий, но транспортное средство может разбиться, вы можете отправиться в неблагополучное место и быть убиты, здание, в котором вы живете, может обрушиться, и это не считая землетрясений, наводнений, пожаров, оползней и чего угодно. Поэтому я предпочитаю ограничиваться краткосрочными планами, когда речь идет обо мне и Эйноре.
– Но ведь если рассуждать подобным образом, то и о церкви не следует говорить в долгосрочной перспективе. Насколько я знаю, Синод утвердил столетний план унификации. Не то чтобы он был представлен мирской публике, не то чтобы о нем говорят откровенно и в самой церкви, но он существует. И при этом последние абзацы внушают мысль, что отцы, составлявшие эту программу, рассчитывают, что план будет исполнен и подготовит почву для другого, тысячелетнего.
– Церковь существует здесь как раз для того, чтобы подготовить почву для тысячелетнего плана. Он значит кое-что другое, господин Франк, не только цикл в тысячу лет. – На поднятые брови Берта епископ пояснил: – Тысячелетнее царство. Библейский термин. Впрочем, не время для катехизиса, что я позволю себе заметить, дражайший. Я говорил о мне–личности и Эйноре–личности. Вы внезапно заговорили о церкви. Мы – личности – подвержены случайностям. Как бы мне ни хотелось считать иначе, но от того, как и когда я умру, мало что зависит, и это может случиться в любой момент. Церковь – несравненно более устойчивое создание и находится под особой божественной благодатью. Поэтому ваш аргумент несколько неуместен. Впрочем, я рад, что вы посвятили столько времени знакомству с нашей доктриной. Это делает наше знакомство куда более интересным. Я позволю себе предположить, что наша жизнь заинтересовала вас.
Берт засмеялся.
– Бесконечно, Ваше Преосвященство, просто невероятно, – охотно подтвердил он. – Вы наверняка знаете, что я имел удовольствие получить путевку в жизнь от одного экуменического фонда. Совсем крохотного, должен сказать, существовавшего только в границах нашей провинции, – легко говорил Берт, внимательно следя за епископом; насчет «наверняка знаете» он перегнул палку, как раз наоборот, Берт – мелкий человечек, никак не епископского внимания заслуживавший, и было просто интересно, насколько хороша служба безопасности в этом отдельном епископате и насколько любопытен сам епископ Даг. И после его кивка стало ясно: служба безопасности наверняка узнала куда больше о фонде и связях с ним Берта, чем он сам помнил. Однако ничего не упускают, блаженные. – Но я никогда не имел возможности столь тесно познакомиться с концентрированной, так сказать жизнью. Тот фонд… как же его, уже не помню… – Он с надеждой посмотрел на епископа. – В Вюрттемберге…
– «Жизнь», наверное. Там таких насчитывается что-то около восьми на не самую большую провинцию.
– Возможно, – пожал плечами Берт. – Там вообще народец упрямый, к чему бы их ни принуждали, они отказываются помирать.
Епископ Даг беззвучно засмеялся.
– Вы не очень любезны с землей вашего юношества, – заметил он без единой нотки осуждения в голосе.
Берт снова восхитился: точно ведь, рожден был не там, семейство переехало в раннем подростковом возрасте. Остается только позавидовать возможностям епископа.
– Можно подумать, от моей утрированной любезности им будет легче дышать.
– Не думаю, – усмехнулся епископ Даг.
– И я тоже. Да, так вернемся к нашим баранам. В принципе, тот фонд, конечно, был экуменическим, но заправляли им две тетки из светских. Вы уж простите мне мой цинизм. Я был не самым мирным подростком, они со мной натерпелись. Ну и пакостили охотно. Стервы, – поморщился Берт. – В общем, к чему я. Мы с женой, йопт, с бывшей женой, – скрежеща зубами, поправился он, – не были особенно религиозными. Ходили на религиозные дела, когда иначе никуда. Рождество–похороны, как правило, браки редко кто в нашем круге заключал в церкви. Тогда это было немодно. Сейчас в Лиге, впрочем, тоже не особо. Но даже если взять и это в расчет, я очень мало знаю о том, что представляет собой эта новая религия и церковь.
– Она не новая, – терпеливо поправил его епископ Даг и вежливо улыбнулся. – Отцы сохранили в новых догматах все, что церковь создала до раскола, и максимально бережно использовали богатства, созданные ею после оного.
– Простите мне, дилетанту, эту ошибку, – умильно проговорил Берт и сложил руки перед грудью.
– Неточность, – поощряюще улыбнулся епископ Даг. – Мне в любом случае приятен ваш интерес к моей церкви и ваш подход. Очень дотошный и последовательный.
Берт склонил голову, очевидно польщенный. И ждал. Не просто же так Горрен порекомендовал ему заглянуть и в этот епископат тоже, и не просто же так епископ проникся к нему, несмотря на давнюю и очень тщательно лелеемую неприязнь к своему родственнику.
– Мне представляется, что и в других областях вы пользуетесь этим же подходом, – продолжил епископ Даг.
– Если дотошность – это подход, я бы, пожалуй, возразил. Натура моя такая. Люблю детали. Поэтому скорей да, чем нет.
– Кстати, а чем вы занимаетесь сейчас помимо изучения некоторых вопросов из истории моей церкви?
Берт задумался: «моя церковь»? Старина Даг говорит о епископате – красивейшем, кстати, комплексе, роскошном невероятно, способном дать форы многим музеям. Или он имеет в виду Всемирную церковь? В таком случае, как объяснить легкость, с которой он последовательно называет ее «моей»? Жаргон у них такой, что ли?
Но вопрос был задан, и епископ Даг терпеливо ожидал ответа.
– Помимо этого я оказываю консультационные услуги широкого профиля, но ограниченной группе лиц, – охотно ответил Берт. Опять же, если служба безопасности так шустра, как он решил думать, то епископу этого будет достаточно. Если же они чего-то недопоняли, а епископ поостерегся делать далеко идущие выводы, то Берт его просветит. Безвозмездно. Не считая это консультационными услугами.
– А здесь вы находитесь и по деловой необходимости в том числе, или только в связи с вашими личными интересами?
– Я практически независимый предприниматель, Ваше Преосвященство, – усмехнулся Берт. – А посему не могу точно сказать, являются ли мои причины личными или и деловыми тоже.
– Но если я правильно оцениваю формальную сторону дела, вы являетесь по сути наемным работником.
– Несомненно. С достаточной степенью автономности, впрочем. Если я увижу возможность переместиться из одной плоскости в другую, я охотно ее использую.
Епископ Даг слабо улыбнулся.
– Вы позволите предложить вам еще чаю? – произнес он, задумчиво глядя в сторону от Берта.
– Охотно. Я удивлен, до какой степени мне нравятся травяные чаи в вашем епископате. А я убежденный любитель кофе.
Епископ Даг усмехнулся.
– Стародавние рецепты, господин Франк. И почтение к траве, которое искренне выказывают наши братья. – Он чуть наклонился вперед. – Но и чистые земли. Луга, в которых братья собирают травы, давно избавлены от воздействия цивилизации. На мили кругом земли не обрабатываются промышленным способом, по ним ездит мало машин, и синтетических удобрений они тоже лишены. Мы можем смело сказать, что на многих полях восстановили шестисотлетний слой почвы.
– Удивительное достижение! – воскликнул Берт.
Чай им принес Эйнор – кто еще. Радостно улыбнулся Берту, подошел к епископу, чтобы налить ему чая. Тот поднял голову, улыбнулся Эйнору, одобрительно похлопал по руке.
– Что-нибудь еще? Ваше Преосвященство, господин Франк?
– Все замечательно, Эйнор, – ответил епископ.
– Все отлично, – вторил ему Берт. Принюхавшись, он восхищенно сказал: – Какой запах! А вы продаете эти сборы?
– В малых количествах и только в нашей лавке. В других приходах вы купите другой сбор. Потому что там будет другая почва и немного отличающиеся растения.
– Как любопытно, – пробормотал Берт, поднеся чашку к носу и наслаждаясь ароматом чая.
Епископ взглядом отправил Эйнора восвояси. Берт упрямо говорил о травах, почвах, приходах, чём угодно – но не о своей работе или личной жизни. Епископ послушно отвечал на его расспросы – но не позволял себе задавать вопросы о его карьере. Забавная это была игра. Берту было очевидно, что епископ заинтересован. От епископа Дага это, скорее всего не скрылось, да Берт и не хотел. Но они продолжали играть в «тяни-толкай».
Наконец Берт решил: хватит.
– Признаться, мой наниматель считает, что мы можем оказаться полезными церкви. Разумеется, с прицелом на то, что и церковь готова будет оказаться полезной нам, – после подходящего обмена репликами сообщил он. Отставил чашку, откинулся на спинку, улыбнулся.
– Ваш наниматель. – Флегматично повторил епископ Даг.
– Ваш какой-то там кузен. Горрен Даг.
Берт пристально наблюдал за епископом: тот с огромным трудом не поморщился.
– Черная овца в вашей семье? – кротко полюбопытствовал он.
– Нет. – Категорично ответил епископ Даг. – Ни в коем разе. На эту должность в – нашей – семье – назначены другие личности.
Это было произнесено особенно ядовито: «в нашей семье». Как будто этот тип умышленно глотнул соляной кислоты, но вынужден был продолжать беседу.
– Горрен занимается тем, в чем может реализовать свои таланты. Его деятельность приносит ему определенное удовлетворение. Он не забывает многих родственников. – Продолжил епископ.
– А почему он не последовал вашему примеру? И других ваших родственников? Ваш клан достаточно успешен и занимает неплохое положение в мировой церкви.
– Вот именно, – мрачно произнес епископ. – Почему.
Он смотрел на Берта. Тот – понял: епископ Даг исчерпал все свое желание распространяться о своей семье. О церкви – напротив.
– Что действительно скрыто для меня… в некотором роде… завесой тайны, – смущенно признался Берт, – так это что мы можем предложить вашей церкви, а также что именно можете предложить вы.
Епископ Даг вежливо улыбнулся. И Берт изготовился слушать.
Горрен, когда Берт рассказал ему о разговоре с его четвероюродным кузеном, сказал только:
– Я не ошибся в тебе. Успехов! Если что нужно, обращайся.
Сам он выглядел утомленным, что ли. Ну ладно, в Шанхае было часа четыре утра, и звонок Берта разбудил его, скорее всего. Берт поинтересовался, как его успехи на другом конце Земли.
– Успехи? – хмыкнул Горрен. – Что это такое? Как я и говорил, это будет почти невозможно. Но это того стоит.
– А что за черная кошка пробежала между тобой и твоим кузеном?
– Ильгейр – старая занудная калоша с ригидными представлениями о «должно» и «можно». Ему бы веке в шестнадцатом жить, в какой-нибудь Испании. – Вяло отозвался Горрен. – Ну и еще он до сих пор обижается, что я отказался последовать семейному призванию, и еще пара мелочей, но это почти неважно. Сильно он злословил на мой счет?
– Почти совсем нет.
– Странно, – словно проснувшись, посмотрел на него Горрен и пожал плечами. – Или он задумался о вечном и решил разбить пару твердынек в своей душе?