Плюхнувшись на свою еще разобранную постель, Женя надорвала конверт и вытащила сложенный вчетверо листок. Его покрывал тот же чужой почерк.
“Евгения Романовна!
Мой брат сейчас пребывает в Одессе, а я имел несчастье ошибкой вскрыть Ваше письмо к нему вместо него”.
Женя ахнула. Вот это скандал!
“Приношу свои извинения, сударыня. Но никаких Ваших тайн я не разглашу, можете быть покойны. Василий появится дома через две недели, и я незамедлительно уведомлю его о Вашем желании с ним встретиться. Еще раз уверяю Вас в моем абсолютном молчании относительно этого дела.
И.И.Морозов”.
Женя прикрыла глаза рукой. Она не знала, куда деваться от стыда. Мало того, что теперь в эту позорную и странную тайну посвящен посторонний мужчина… так еще и дела не повернуть вспять: Женя не может попросить “И.И.Морозова” - Игоря Исаевича, если она не ошибается – ничего не говорить Василию. Все только запутается, история может получить огласку…
Остается только надеяться на порядочность этого человека. О котором Женя знает еще меньше, чем о Василии: то есть ровным счетом ничего, кроме того, что он старший брат ее поклонника. И кто знает, действительно ли ошибкой он вскрыл письмо к брату, написанное незнакомой барышней?..
И тут Жене пришли в голову новые соображения.
- Боже мой, если Василий в Одессе, что же это значит? – прошептала она вслух, невидяще уставившись в стену своей комнаты, оклеенную выгоревшими обоями. – Каким же образом вот это…
“Вот это” уже давно лежало в ящике ее стола, глубоко погребенное под другими бумагами и запертое на ключик, который Женя носила с собой. Будет катастрофа, если об этом письме дознаются родители – а еще более, если они дознаются о том, что дочь умолчала о его получении.
И Женя не знала, как дотерпит две недели до возвращения Василия. Желание узнать, в чем же причина загадочного происшествия с ней, во много раз возросло, когда стало невозможно поговорить с Василием немедленно.
“Может быть, я снова получу от него весть на расстоянии”, - с насмешкой над самой собой и вместе с тем с ужасом подумала Женя. Как такое может быть? А вдруг это не Василий написал – а кто-нибудь другой, находившийся поблизости: погрузившись в “сомнамбулическое” или какое-нибудь подобное же состояние? Как это узнать?
Оставалось только надеяться, что все обойдется.
Хотя в глубине души Жене очень хотелось, чтобы “чудеса” продолжались. Этого требовала какая-то часть ее существа, неудовлетворенная обыденной жизнью и обыденным объяснением жизни. Должно было быть то, что не поддавалось такому объяснению.
“Бога изгнали из науки, и наука распадается”, - подумала девушка неожиданно для себя – хотя христианской религии давно не следовала, кроме как формально.
***
Этой второй одинокой ночью Жене опять послышались странные стуки – теперь уже в дверь спальни. Но никаких больше посланий она не получала. Вечером она встретилась с Сашей и рассказала ей обо всем – прежде всего, о том, что Василий в действительности далеко…
- Ты не можешь этого знать, - заметила трезвомыслящая Саша. – Как ты поверишь слова Игоря Морозова об отсутствии его брата дома? Ты и Василия-то не знаешь.
- Ну да, никак не поверю, - согласилась Женя после разочарованного молчания. – Говоря об этом отдельном явлении. Но ведь я и сегодня слышала подозрительный стук, а входная дверь была нетронута. По моему мнению, эти явления должны в совокупности составить убедительную картину…
- Картину чего? – чуть насмешливо, но и встревоженно спросила Саша. – По моему мнению, Женя, тебе следует заявить об этом. Кто-то определенно угрожает тебе.
- Ах, нет!
Женя даже побледнела, рассердившись.
- Это не угроза, - напористо прошептала она. – Это не сознательное действие. Здесь что-то необъясненное, чего пока нельзя спугнуть вмешательством… понимаешь?
Саша покачала головой.
- Нет, не понимаю и не хочу.
- Именно – не хочешь, - гневно ответила Женя.
Помолчала, остыла немного.
- Но прошу тебя: молчи.
- Хорошо, - ответила Саша. По-матерински покачала головой. – Что уж с тобой делать…
- Ты часто бываешь как моя мама, - заметила Женя, но в этом замечании не было ничего лестного. – Мама тоже думает, что все на свете знает, и ее необычайно трудно разубедить.
Саша обиделась.
- Ну, знаешь ли, Евгения…
Тут она рассмеялась, поняв, что действительно копирует Серафиму Афанасьевну. Но сравнение с ней было для Саши лестно, хотя Женя не собиралась хвалить ее.
Просто Женя была еще в чем-то дитя.
***
Игорь Морозов сдержал свое слово в одном отношении – он действительно уведомил Женю о возвращении своего брата.
Хотя Женя не могла знать, сдержал ли он обещание хранить ее тайну.
Однако при мысли о том, что вот-вот она увидится с виновником всех своих тревог, Женя забыла обо всем остальном. Она написала второе письмо Василию, в котором повторила свою просьбу встретиться. Жене было очень неловко повторять такое, но, конечно, иначе и быть не могло – Игорь Морозов не мог назначить ей свидание за младшего брата; и, по-видимому, из деликатности счел необходимым прежде всего уведомить ее о его возвращении, не посвящая в девичью тайну самого Василия… Может быть, она уже раздумала видеться с ним…
Женя почувствовала благодарность, осмыслив поступок Игоря Морозова. По-видимому, это был действительно благородный человек.
И ей наконец пришел – сознательный – ответ самого Василия: тон этого письма был ничуть не похож на тон того ночного послания и напоминал манеру его старшего брата. Более легко, но так же почтительно Василий предлагал Жене встретиться назавтра у ее дома, в саду, в семь вечера.
***
У Прозоровых ужинали в восемь – Женя не знала, помнил ли об этом Василий; но могла выйти большая неловкость, если бы его заметил кто-нибудь из домашних. Василий бывал у них в гостях, но не успел сойтись с их семьей коротко. Серафима Афанасьевна, хотя и хотела выдать Женю замуж, еще не успела даже взять Василия на заметку: подозрительность к чужим людям, желавшим стать “своими”, у мадам Прозоровой тотчас же многократно увеличивалась.
Но Женя не собиралась предупреждать мать о свидании с молодым человеком – сказала, что пойдет прогуляться в парк с Сашей. Если Сашу спросят, она не выдаст подругу.
Женя в этот день больше, чем когда либо, жалела, что носит уродующие ее очки – хотя понравиться Василию снова было отнюдь не главною ее целью. Осознав, что вообще стремится завлечь Василия, Женя удивилась себе. Должно быть, такова женская природа – невозможно не желать понравиться…
Женя надела платье, в котором казалась себе почти привлекательной: зеленое, которое шло к ее глазам, с пышной нижней юбкой. Волосы она уложила высоко на затылке – и даже, стыдясь, подколола к ним накладные локоны, хотя обычно презирала такие ухищрения. Потом Женя долго смотрелась в зеркало в спальне.
Не будь на ней этих мерзких очков, она была бы сейчас почти хороша!
“Что же думать о том, чего нет и не будет, - подумала Женя, отвернувшись от зеркала. – Красивая, но заурядная особа состарится и испортится, а умная не поглупеет”.
При мысли о “красивой заурядной особе” ей почему-то представилась Саша, и Женя виновато закусила губу. Потом еще раз посмотрела в зеркало - глубоко вздохнула, провела руками по плечам, по бедрам, разглаживая платье. Затем взяла с комода расшитую бисером голубую сумочку-ридикюль, которая вообще-то не подходила к ее туалету. Но в сумочке лежало то, что некуда было больше спрятать, выходя на улицу. “То самое” письмо, которое Женя думала, если совсем расхрабрится, пустить в дело…
Хотя нет, нет, невозможно, слишком постыдно.
Стараясь производить как можно меньше шуму, Женя спустилась на первый этаж… замерла, потом ужом проскользнула мимо гостиной и на носочках пробежала в прихожую, только там вспомнив, что в таком поведении не было нужды. Она же отпрашивалась у матери. Улыбнувшись, Женя обулась. Подошла к двери и остановилась, сжав руками в белых кружевных митенках* свою сумочку.
Страшно! Стыдно!
Женя раскраснелась, точно шла на любовное свидание, хотя ей было страшно и стыдно, и больше всего хотелось бы повернуть назад. Но было нельзя. Женя хотела перекреститься, но потом подумала, что это превращается в дурную нервическую привычку; нахмурилась и, отперев дверь, шагнула на улицу.
Еще шагая по дорожке, ведущей к их дому, Женя увидела высокую мужскую фигуру, в которой тотчас же узнала Василия, хотя не видела его более года. Он был в светлом летнем костюме, но притом в белых лайковых перчатках. Женя ясно увидела это, когда молодой человек поднял руку и помахал ей; раньше, чем рассмотрела его лицо, девушка поняла, что Василий Морозов улыбается.
“Господи… господи”, - думала она, шагая к нему как автомат. Липы и яблони над головой нежно шелестели и благоухали, но Женя не видела и не сознавала ничего, кроме Василия. Это со стороны могло показаться стесненностью от большой любви, но вызвано было противоположным чувством. Хотя Василию, наверное, кажется именно любовь…
- Здравствуйте, Евгения.
Рука в белой кожаной перчатке подхватила ее руку – в кружевной. Женя обрадовалась в миг поцелуя, что между ее кожей и губами Василия оказалась эта ничтожная преграда.
“Словно он способен укусить меня!..”
- Здравствуйте… Василий…
Женя едва не добавила отчество. Василий ощутил дрожание ее руки, увидел страх в ее глазах и истолковал это, должно быть, по-своему. Улыбка его приугасла, зато во взгляде появилось удовольствие.
- Вы хотели объясниться со мной. Пойдемте сядем на скамейку, под деревья, - пригласил ее молодой человек своим приятным мягким, но звучным голосом. Конечно, он уже не сомневался, что Женя влюблена в него по уши.
“Он почти прав…”
Женю пришлось подвести к скамейке, точно хромую или ослабленную болезнью – ноги вдруг одеревенели.
Василий ловко, но деликатно усадил ее на скамью и опустился рядом.
Женя сидела, вцепившись в свою сумочку, как в спасательный круг, и не глядя на своего кавалера. Сказать, что она была в смятении, означало не сказать ничего.
Василий ничуть не подурнел за этот год с лишним – напротив, стал еще лучше: он загорел на юге, темные волосы посветлели от солнца, но…
“Загорел! На юге!”
Женя вскинула глаза, пораженная этой мыслью, и во взгляде Василия мелькнуло изумление. Он даже привстал. Не такого поведения он ожидал от влюбленной барышни.
- Что вы? Что вы хотели мне сказать?
- Василий…
Нет, никак невозможно было называть его “Васей”, даже при близком знакомстве. Только полным именем, царственным именем.*
- Василий, вы отдыхали недавно в Одессе?
Юноша улыбнулся с удивлением.
- Да, Евгения, я только что оттуда, - сказал он. – Мне казалось, что вам это известно.
“Игорь рассказал, что я давно добивалась встречи, предатель!”
- Видите ли, Василий…
И тут Женя осознала, что нельзя перейти к сути дела, не предъявив самого порочащего этого молодого человека документа. Ведь то, что произошло, не принадлежало к сфере сознательного, теперь можно было не сомневаться в этом!
Женя зажмурилась на мгновение, потом решительно отомкнула сумочку и полезла в нее своей тонкой, в белых кружевах рукой. Сейчас она достанет этой рукой такую грязь…и на лице Василия появится отвращение, а возможно, и гнев. Он может выйти из себя! Он может…
- Вот, взгляните.
Женя чопорно подала Василию письмо, как самую обыкновенную вещь. Она покраснела и застыла, будто проглотив аршин.
Девушка не смела взглянуть, с каким выражением Василий читает собственную записку к ней. Она некоторое время ничего не слышала; и вот наконец шорох сминаемой бумаги показал ей, что Василий все прочел.
“Хоть бы провалиться сквозь землю!..”
- Женя, что это такое? – наконец прозвучал тот же вопрос, что она уже слышала из уст Саши – только произнесенный мужским голосом.
- Я вам не Женя!
Женя, не сознавая этого, отпрянула от своего кавалера в самый угол скамейки, прижав к груди сумочку.
- Никогда не смейте меня так называть! – звенящим от страха голосом крикнула она. – Поняли? Извольте говорить со мной почтительно!
Василий несколько мгновений сидел, как-то непонятно глядя на нее своими прекрасными темными глазами. А потом он покраснел, губы дрогнули. Юноша привстал, в обтянутом белой перчаткой кулаке хрустнул и окончательно погиб позорный листок.
Василий взмахнул этой рукой, точно нанося удар, и Женя пискнула от ужаса, сжавшись на самом краю скамейки, не смея встать. Прохожих не было – ни души.
- Нет, теперь уж вы извольте мне объяснить, что это значит! – приглушенным, каким-то даже придушенным голосом воскликнул молодой человек. – Что это за аноним? Что за низкие шутки?
Его всего трясло от негодования. Глядя на своего бывшего поклонника, Женя с легкостью могла поверить, что Василий и в самом деле мог учинить над ней все то, о чем говорил в своем письме. Пусть даже не подозревал, что сочинил его.
- Василий, позвольте мне все объяснить, - сказала Женя. От страха она странным образом обрела спокойствие.
Василий резко кивнул. Сложил руки на груди.
- Я вас слушаю, - сказал он, точно обвинитель на суде.
- Я обнаружила это письмо две недели назад, у подножия чердачной лестницы. Я спала там – на чердаке, - стыдясь и страдая, начала Женя. – Я не знаю, каким образом эта записка попала ко мне. Знаю не больше вас! – воскликнула она торопливо, пытаясь угадать, что означает выражение лица ее слушателя. В сумерках становилось все труднее разглядеть его.
- Дальше, - произнес Василий.
Он не менял позы и продолжал смотреть на Женю.
А та вдруг начала сердиться сама. Да что же это такое, в самом деле!..
- Сначала о том, что было прежде. Я была разбужена стуком в чердачный люк, - сказала Женя, чувствуя, как глупо звучат ее слова. – Ну а в другую ночь… кто-то стучался ко мне в дверь спальни…
Василий саркастически кивнул.
- И вы уверены, что это был я, - сказал он.
Женя хлопнула себя по колену. Дурак! Павлин!..
- Да нет же, нет! – зашипела она. – Как вы не поймете? Я думаю, что мы вступили в сферу сверхъестественного…
- Я не верю в сверхъестественное, - холодно ответил Василий, как будто не видел в происшествии с Женей ничего удивительного, только грязь.
- Извините, мадемуазель, мне пора, - Василий вдруг поднялся, точно действительно счел, что разговор окончен. – Я понял вас, и больше, полагаю, здесь говорить не о чем, - договорил юноша, оглядываясь, точно ища место, куда выбросить клочки записки, все еще зажатой у него в кулаке.
Женя стиснула кулаки сама.
Еще чего вздумал, бежать!..
И девица, которая до сих пор дрожала при одной мысли о Василии Морозове, вскочила и загородила ему дорогу.
- Никуда вы не пойдете! – страшным шепотом заявила Женя. – Мы сперва разберем этот случай! Меня опорочили, и причина этому – вы!
Она ткнула пальцем в грудь ошарашенного Василия, так что он чуть не сел обратно на скамейку.
- Пусть даже вы этого не знаете!
- Ну… хорошо, - сказал наконец Василий. Кажется, он тоже счел, что один из них двоих – сумасшедший. Молодой человек сел обратно.
- Каким образом… вы хотите разобрать этот случай? – осторожно спросил он.
Женя глубоко вздохнула и наконец позволила себе улыбнуться.
Села рядом, уже не смущаясь тем, что совсем стемнело, а они - одни.
- Слушайте меня, - сказала она. – Слушайте внимательно.
* Дамские перчатки с отрезанными пальцами.
* Имя “Василий” происходит от титула правителя Византии, “великий василевс”.
========== Глава 4 ==========
- О спиритизме я слышал, - наконец прервал Василий ее вдохновенный рассказ с едва заметной иронией. – Но, признаться, нисколько не доверяю этому учению.
Женя закатила глаза.