- Учению? Это больше, чем учение – это новое направление мысли! - сказала она.
Василий с улыбкой покачал головой.
- Вы хотите сказать, что не узнали сейчас от меня ничего нового? – спросила Женя.
Василий опустил голову, и хотя Женя уже не могла разглядеть его лица, она догадалась, что молодой человек скрывает насмешку.
- Насколько я понял из ваших слов, - произнес он после молчания, словно и вправду поразмыслил над ее словами, - спириты утверждают, будто основой личности является так называемый дух, обладающий “флюидическим телом”, или душой. Дух составляет наше “я”, и в некоторые моменты это “я” освобождается от физического тела… и становится способно, гм, к разным чудесам…
Женя наклонила голову, так что выражение ее лица стало почти угрожающим.
- Что же в этом так забавно, Василий?
Молодой человек поперхнулся, прикрыв рот рукой.
- Если бы я не знал вас, Евгения…
Он посмотрел на нее, теперь с откровенным изумлением.
- Это же сказки для дикарей или детей! – произнес Василий. – Вы интеллигентная, образованная девушка. Вы знаете, из чего выводится личность… Невозможно такое разделение духа и тела, в которое веруют спириты, “освобождение духа” - это просто поэтическая фигура!
Женя терпеливо вздохнула.
- Это чужие слова - что освобождение духа невозможно, или вы сами дошли до этого? – спросила она.
Василий пожал плечами.
- Бога ради, Евгения Романовна! Дух – производное нашего организма! Стыдно не знать этого в наше время!
Он резко встал, ежась от прохлады и поддергивая шейный платок. На лице его было нетерпение, досада.
- Мне все кажется, будто вы пытаетесь одурачить меня.
Женя поставила подбородок на руку, наблюдая за Василием из того же положения, не вставая со скамьи.
- Вы утверждаете, что человеческая личность – производное нашего организма, - задумчиво сказала она.
Василий повернулся к ней.
- Несомненно!
- Почему несомненно? – спросила Женя. – Вам, Василий, кажется в высшей степени фантастической идея независимости духа. А вас не удивляет не менее фантастическая идея – выведение духа из материи? Если дух всего лишь свойство мозга, тогда получается, что вы – мыслящий кусок мяса…
Она вдруг так рассердилась на этого молодого человека, что захотела оскорбить его. Может быть, ей это удалось. Василий резким движением пригладил волосы: мелькнул светлый рукав.
- Ну что ж, выходит, что мыслящий кусок мяса. Как образованный человек я это признаю, - холодно сказал он.
- Как образованный кусок мяса, - ровным голосом поправила Женя.
“Без идеи души человеческое существование не имеет цели”, - вспомнилась ей мысль какого-то старого гения, кажется, того же Достоевского. Жене стало грустно и больно. Она уже не боялась Василия, только печалилась из-за его косности… или собственной наивности. Может быть, идеи спиритов действительно не имеют под собою никакого основания?
- Я пойду, Евгения Романовна, - сказал Василий. – Я услышал от вас достаточно.
Он стоял совсем близко к ней – так, что Женя услышала запах его фиалковой туалетной воды. Василий Морозов был оскорблен, но сейчас это ее почти не испугало и не огорчило.
- Прощайте, - сказала Женя.
И тут, как гром с ясного неба, раздался голос.
- Барышня! Что же это вы своего кавалера снаружи держите, в дом не приглашаете?
Запыхавшаяся Дуня, подбежав к ним, остановилась. Поправила волосы, пригладила белый передник.
- Насилу успела, думала, уйдет! – воскликнула она. – Господин, пожалуйте ужинать, и вы, барышня!
Василий посмотрел на Женю.
Та изобразила на лице насмешливо-вопросительное ожидание, хотя ей было очень горько.
Василий посмотрел на прислугу. Дуня нетерпеливо показала в сторону дома.
- Идите, господа уже за стол садятся! А я вас помню, - прибавила она чуть кокетливо, взглянув молодому человеку в глаза и тут же потупившись. – Вы Василий Исаевич, барышни нашей жених.
Женя чуть не засмеялась громко, но побоялась обидеть Дуню. Она подошла к “жениху” и взяла его под руку.
- Спасибо, Дуня. Идемте в дом, Василий Исаевич, - сказала она.
Они пошли вместе, торопясь за старательной Дуней. Женя чувствовала, как скован ее спутник. Василий знал, что его появление в доме Прозоровых совсем некстати – он окажется в весьма затруднительном положении и в такое же поставит Женю…
Молодые люди вошли в дом, и в прихожей столкнулись с Серафимой Афанасьевной.
- Василий! – воскликнула она. Взглянула на него сквозь свое пенсне, удивленная… но и обрадованная тоже.
Женя почувствовала, что краснеет от стыда. Мать, должно быть, теперь уже считает свою единственную дочь таким уродом, что готова привечать всякого… “жениха”. Хотя до сих пор она относилась к Василию подозрительно.
- Они тут на лавочке сидели, барыня, - доложила Дуня и хихикнула. Госпожа Прозорова даже не обратила на нее внимания, вглядываясь в Василия. Она была, несомненно, рада.
- Что же вы не зашли в дом, не поздоровались! Идите вымойте руки, сейчас будем ужинать, - сказала хозяйка. – Женя! Проводи гостя в ванную комнату!
- Василий Исаевич, идемте со мной, - процедила Женя. Она направилась вперед, чуть не плача от злости. Недоумевающий Василий двинулся за ней; впрочем, к его недоумению примешивался смех, который он пытался подавить, чтобы Женя совсем не разобиделась.
- Что здесь происходит? – спросил он, когда они остались наедине.
- Мама… здесь происходит, - ответила Женя сквозь зубы. – Вам придется ужинать в ее обществе, поэтому постарайтесь перетерпеть.
- Евгения, да что с вами?
Василий вдруг взял ее за плечи.
Женю охватило головокружительное предвкушение поцелуя. Ее никто еще не целовал… Но Василий просто смотрел ей в глаза и улыбался с веселым недоумением.
- Женечка, что вы так рассердились?
- Отпустите меня, - холодно сказала Женя.
Он убрал руки.
У Жени чуть не выскочило следующее: и я вам никакая не Женечка. Но она промолчала. Может быть, права Саша – она действительно не умеет обращаться с мужчинами, поэтому никому и не нравится? Но что же ей теперь – на задних лапках перед каждым танцевать?..
Девушка повернулась и, стуча каблуками, направилась в гостиную. Шагов Василия она за собой не слышала. Ничего, не заблудится.
Войдя в комнату одна, Женя ожидала упреков – почти с вызовом, развернув плечи навстречу матери. Но Серафима Афанасьевна только посмотрела на нее и ничего не сказала.
Женя взглянула на отца – тот добродушно улыбнулся ей. Сочтя этот взгляд достаточным приветствием, Женя приблизилась к матери и шепнула:
- Мама, ты что?
Она смотрела оскорбленно. Так Женя себя и чувствовала сейчас.
- А ты что? – ответила Серафима Афанасьевна. – Ты ведешь себя просто неприлично! Хорошо, что Дуня заметила тебя и Василия из окна! Тебе даже в голову не пришло пригласить его поужинать с нами!
Женя по-настоящему удивилась.
- Так все дело только в этом?
Мать посмотрела на нее долгим взглядом. Рот ее приоткрылся, но она ничего не сказала. Потом вдруг взглянула куда-то поверх головы Жени, и та, обернувшись, увидела Василия.
Молодой человек стоял на пороге, не желая мешать объяснению.
Женя чертыхнулась про себя. Потом, светски улыбаясь, подошла к своему гостю и протянула руку:
- Василий Исаевич, пожалуйте к столу!
Он взял ее под руку.
- Евгения, перестаньте ломать комедию, - шепнул Василий, кажется, с искренней досадой. Потом он обратил все внимание на хозяев дома.
- Серафима Афанасьевна, я так и не успел должным образом поприветствовать вас! Роман Платонович, добрый вечер.
Господин Прозоров поднялся с места и с улыбкой крепко пожал руку гостю.
- Сколько лет, сколько зим, Василий Исаевич, - сказал он, продолжая улыбаться в свои пушистые бакенбарды. – Был весьма удивлен и рад, что вы все еще дружите с моей дочерью.
- Зовите меня просто по имени, - сказал молодой человек. – Для меня честь быть другом Евгении Романовны.
- Как угодно, - ответил Роман Платонович.
Они обменивались полагающимися любезностями, но Женя чувствовала, что Василий действительно нравится ее родителям. Вдруг ей опять стало жутко. Она совсем не была уверена, что хочет сблизиться с ним, даже просто – стать ему другом…
“Ты будешь моей. Я разорву на тебе платье, ты будешь метаться под моими поцелуями…”
- Садитесь за стол, а то мы вас совсем заморили голодом, - пригласила хозяйка, с совершенно естественной любезностью. – Расскажите, как вы поживаете.
- Ну, что рассказать? Боюсь, повесть о моей жизни будет вам неинтересна, - с улыбкой произнес Василий, с аппетитом принимаясь за котлету. – Она очень банальна.
- Василий Исаевич недавно возвратился из путешествия, - вставила тут Женя, с какой-то детской мстительностью выговаривая имя и отчество своего непрошеного кавалера. – Он был на отдыхе.
Пусть-ка попробует рассказать об этом так, чтобы ее родители не заскучали! И пусть только попробует сбиться! Если он действительно все время был здесь и никуда не ездил, а записку ей подбросил самолично, во плоти…
“Я тогда… Я тогда этого мерзавца под суд отдам!..”
- Куда вы ездили, Василий? – спросил отец. – Я вижу – вы загорели, значит, на юг?
- Вы правы, на Черное море, - ответил Василий без всякого смущения. – Это обычная история отдыха. В Одессе живут мои дальние родственники, по матери…
***
Если только Василий не был заправским лгуном, история с Одессой была правдой. А значит, правдой оказалось и то, что “во плоти” он записки не писал. Впрочем, Жене было почти некогда размышлять над этим во время ужина – Василий завладел разговором надолго; он был остроумным и умным собеседником, и все четверо не заметили, как засиделись за столом. А потом оказалось, что Василий поет романсы, и Серафима Афанасьевна тотчас же пожелала послушать, предложив гостю спеть под ее аккомпанемент…
Когда все спохватились, выяснилось, что уже почти десять вечера.
- Как поздно! Василий, как же вы доберетесь до дому? – спросила Серафима Афанасьевна с неподдельным беспокойством.
- Как-нибудь доберусь. Не волнуйтесь, мадам, - с улыбкой ответил Василий. Если его и тревожила почти полная темнота за окном, он ничем этого не показал.
Серафима Афанасьевна выглянула в окно.
- Хоть глаз выколи! – воскликнула она. – Нет, сейчас вам никак нельзя идти! Дуня! Где же Дуня?
Хозяйка быстрым шагом вышла из гостиной.
Женя и Василий растерянно улыбнулись друг другу, еще не понимая, что из этого выйдет.
Серафима Афанасьевна вернулась вместе с горничной.
- Василий, Дуня приготовит для вас гостевую комнату, - сказала она. – По такой темноте очень опасно возвращаться, и я не позволю вам рисковать своей жизнью. Нет, ничего не желаю слушать, я вас сейчас не отпущу! – воскликнула она, увидев, какое выражение появилось на лице гостя.
Выражения лица Жени госпожа Прозорова не видела – та попятилась в тень и, отвернувшись от всех, прошептала:
- Мамочки…
- Значит, решено, - заключила Серафима Афанасьевна, видя, что все согласно молчат.
***
“Гостевая комната” располагалась на одном этаже со всеми спальнями – на втором, и была смежной со спальней хозяев. Хотя в доме пустовало еще несколько комнат, говоря о “гостевой”, подразумевали именно ее – у Прозоровых редко оставались на ночь знакомые, и редко больше, чем один человек. И уж тем более, Прозоровы не сдавали комнат жильцам.
Женя изумлялась такому поведению матери… неужели та настолько отчаялась на ее счет? Или просто Василий чем-то очаровал ее? Возможно. Хотя решение оставить у них на ночь этого полузнакомого человека действительно могло объясняться только беспокойством за него. Василий жил в другом конце города, и неизвестно, смог ли бы он поймать ночного извозчика.
Сейчас Женя только радовалась, что ее спальня находится далеко от “гостевой комнаты”. Хотя особенно радоваться было нечему. Если следовать спиритической теории, духи независимы от пространства, равно как и не ведают материальных преград: то есть Василий в своем “флюидическом образе”, если он и вправду медиумичен*, может проникнуть в ее спальню, как бы далеко она ни жила и как бы тщательно ни заперлась.
Женя умылась и легла позже всех. Ей страшно было красться мимо комнат, в которых спали ее родители и Дуня, а еще страшнее – мимо комнаты гостя. Хотя Василий, кажется, тоже уже спал…
Это-то и страшно…
Женя еще долго сидела перед зеркалом, расчесывая волосы, и ей все чудилось, будто кто-то приближается к ней сзади. Она даже подумывала вовсе не ложиться спать, но потом поняла, что это глупо.
“Если бы он был далеко, даже это не могло бы воспрепятствовать вторжению – как я уже имела случай убедиться”, - подумала девушка. Посмотрела в свои испуганные зеленые глаза в зеркале, улыбнулась… и ей тотчас же показалось, что в зеркале – не она. Как будто ее личность складывалась из многих личностей. Хотя спиритизм учил, что человеческая личность именно способна к “децентрализации”, то есть к разложению на ментальные и материальные составляющие.
Правда, это утверждение касалось только медиумов.
“Как я могу знать, что я не медиумична?”
Женя вдруг, словно впервые, почувствовала опасность этой дороги, неподходящей для неподготовленных душ. Перекрестилась, теперь уже с желанием избежать всяких необъяснимых явлений. Потом легла в холодную проветренную постель.
“Жалко, Буську не взяла…”
Женя улыбнулась, потом повернулась с правого бока на живот, лицо уткнула в сгиб руки. Почему-то спать так казалось безопасней.
Она только смутно поняла, что не одна в комнате. Ощущение опасности еше не проникло в ее сознание; Женя приподнялась в постели, так что ночная сорочка сползла с плеча.
Она была еще в сонном оцепенении, и видела только расплывчатую белую фигуру. Но видела ее с определенностью: летний мужской костюм, смуглые руки и лицо, отливавшие в свете месяца какой-то зеленью. Василий был совсем близко.
- Вы? – спросила Женя, вглядываясь в него своими слабыми, близорукими глазами.
Призрак подошел к ней и сел к ней на постель. Рука Василия легла на ее обнажившееся плечо, и Женя с трепетом проследила, как его ладонь скользит по коже, смуглая и теплая на ее белом холодном теле. Это видение было живее ее, живой. И почему-то у нее не было сил ему противиться.
- Не надо… - сказала девушка.
Василий улыбнулся и привлек ее к себе. Женя слабо застонала. Но она сама подняла лицо и приоткрыла губы; и ими завладел нежный, какой-то тающий поцелуй. Руки полуночного гостя стали ласкать ее плечи, а потом вдруг ворот ее рубашки треснул, и рубашка сползла до пояса.
Это было немыслимо, сказочно и страшно. Василий склонился к ее груди и стал ласкать ее тело губами, дыханием. Женя смотрела поверх его плеча широко раскрытыми глазами, такими же слепыми и беспомощными. Она прерывисто дышала. Что будет сейчас?.. Неужели этот дух способен обесчестить ее, как это сделал бы живой мужчина?..
Женя скатилась с постели, точно вынырнула из сна, который разделяла с Василием.
- Уходите! Сейчас!
Ей казалось, что она кричит, но голос прозвучал тихо и умоляюще.
Улыбающийся дух двинулся к ней, и Женя попятилась. Она вдруг осознала, что ноги ее увязли в рубашке, упавшей с талии совсем. Женя споткнулась и села на пол, повернулась и поползла, как в дурном сне, хныча от страха и какого-то сладостного предчувствия. Все происходило медленно, как никогда не могло бы быть наяву. Женя поднялась на колени и увидела, что дверь заперта – заперта, потому что она заперла ее сама, ложась в постель.
Девушка попыталась нашарить щеколду, но тут ее руки накрыли чужие пальцы. Видение не исчезло. Дух был намерен довершить то, что начал с нею.
Женя сползла на пол, всхлипывая, покоряясь этой воле. Странно, но до сих пор Женя не боялась по-настоящему, как будто действительно спала или была одурманена опиумом. Она опрокинулась на спину, на холодный жесткий пол, и Василий тут же приподнял ее, заключая в объятия и целуя. Жене было стыдно, что она совсем обнажена, но при этом необыкновенно приятно.