Тария никому бы не проболталась, откуда она доставала деньги. Один плохой человек приходил на смену другому. Они все хотели от нее одного и того же. Никто не хотел ее до такой степени, чтобы взять ее в жены. И, в конце концов, они все мертвы. Она пыталась заработать сама, не совсем честным способом, но это было даже хуже. Мужчины все еще делали с ней, что хотели, но они платили за это. И это оказалось хуже. Намного.
После Яго появился Харджеон с бумагами на пособие, и она их подписала. Это была ложь, которая связала ее с одним плохим мужчиной навеки. Однако этот мерзавец хотел только денег. До сегодняшнего дня.
Если бы за два года пришлось заплатить только разбитым носом, она бы продолжала молчать.
— Если это дойдет до комиссариата, они пустят пулю в твою башку. Мошенничество на пособиях — это преступление. Ты труп.
Он оставил ее, прислонившуюся к балке, кровь капала на ее платье. Она чувствовала, как вокруг ее глаз набухали синяки.
VII
Три дня спустя, когда Элодия снова постучала в дверь комнаты Тоны, дверь открыла Йонси.
— Тетушка Элодия, — спросила девочка, — ты к нам на ужин?
Тона показалась позади своей дочери.
— Йонси, помой свои ручки.
— Прости, — сказала Элодия. — Я забыла, что вы ужинаете на пятой склянке.
— Приглашаем присоединиться. Кто-нибудь все равно пристанет, а таких в округе полно. Боюсь, что нормальной еды сегодня не будет, но орудовать у плиты я умею.
— Я не хочу говорить при ребенке, — попыталась возразить Элодия.
— Значит поговорим после, — ответила Криид. — Ей полезно проводить время в компании девочек. У нее уже и так тысяча дядей.
Они закончили трапезу и помыли тарелки, а затем две женщины сели поговорить. Амасек Гола уже закончился, но у Тоны было немного сакры, она налила им понемногу.
— Твоя дочурка такая забавная. Неуемная энергия и хороший аппетит. Сколько ей? Девять, десять?
— Ей тринадцать. В любую секунду ожидаю, что она вымахает.
— Да, девочки — они такие. Взрослеют без предупреждения.
— Элодия, ты ходишь вокруг да около. Почему не рассказываешь, что ты выяснила?
— Я поговорила с одной из женщин, как ты и советовала. Она держалась настороже, но подтвердила мои подозрения. Это не несчастные случаи, кто-то за этим стоит.
— Кто-то на них нападает? — спросила Тона. — Но кто?
— В этом-то и проблема, — ответила Элодия. — Я не знаю кто и не знаю его мотивов.
— Что конкретно она рассказала?
— Напрямую — ничего. Но она намекала на многое. К ней приходят много женщин с разными травмами, и она им помогает. Травмы не совпадают с описанием причин, которые они ей рассказывают. Когда я спросила, кто это с ними делает, то она ответила: «Они женщины».
— И это все? Просто: «Они женщины»?
— Да, это все. Но я думаю, что поняла намек.
— Она имела в виду, что это мужчина? — спросила Тона.
— Один или несколько, — сказала Элодия.
— Если это всего лишь домашнее насилие и женщины ничего не говорят, мы не сможем прийти с этим к Гаунту.
— Я не думаю, что стоит. Я не хочу потерять среди этих женщин доверия. И не хочу подвергать опасности положение этой женщины, с которой говорила, в сообществе. Она делает много хорошего.
— Мы пойдем к Ане Курт.
— Думаешь это хорошая затея?
— Она в лазарете главная. Если у кого-то травмы были настолько серьезные, что жертва попала на больничную койку, то Ана уже об этом знает. Даже если она еще не поняла, что происходит.
— А как она может помочь?
— В следующий раз, когда женщина поступит с травмами, ей может удастся убедить жертву заговорить. Она довольно убедительна, тем более если это будет в ее интересах. Если она скажет тебе, что ты обязана это сделать, то ты сделаешь.
— Ты можешь поговорить с ней вместо меня? — попросила Элодия. — Я не уверена…
— Так даже лучше, — ответила Криид. — Я увижусь с ней завтра. Хотела заскочить туда, чтобы попросить у Леспа немного чернил, тогда и поговорю с ней.
VIII
Саландра нуждалась в этом пособии. Ее дети нуждались. Ее дети, которых все считали сиротами от других женщин. Сироты гвардии. Не имело значения как, когда и почему это произошло — это были ее дети и ее семья жила так уже дюжину лет. Процент от пособия уходил в карман Харджеону, но это для нее тоже не имело значения. Она была неприхотливой. Научилась справляться.
Почему он решил, что она кому-нибудь расскажет? Почему избил ее? Она презирала его, но ничего не могла поделать.
Она схватила ведро и снова придвинула к себе. Сколько раз ее уже стошнило? Почему шею было не согнуть? Ей надо сходить… Увидеться… С этой пожилой женщиной, как ее там зовут?
IX
— Тебе что-нибудь нужно, Тона? — спросила ее Ана Курт, пока та шла размашистыми шагами по лазарету.
— Пять минут твоего свободного времени, если есть такая возможность, — спросила Тона.
— Подожди в моем кабинете, — ответила доктор Курт. — Перекинусь парой жестких слов с капитаном Дауром и моя смена окончена.
— Тогда считайте, что все указания уже даны и доведены до меня, — сказал капитан Даур, махнув рукой в приветствие Тоне. — Лесп уже дал все рекомендации.
— Лесп не ваш лечащий врач, — возразила Ана. — Тона, пять минут.
Криид состроила рожу Бану и широкими шагами двинулась к кабинету Аны, чтобы подождать ее там.
Спустя три минуты вошла Ана Курт, расстегнула свой рабочий халат и грузно села в свое кресло. Было очевидно, что доктор была измотана.
— Ладно, давай к делу, — сказала Курт.
— Сперва самое важное, — ответила Криид. — Ты справляешься?
— Тона, я ценю твою заботу, но я по уши в работе, у меня не хватает рабочих рук, а еще приходится держать ответ перед Гаунтом.
— Ну, поставила ты меня на место.
Ана вздохнула.
— Это проще, чем отвечать на твой вопрос, вот и все. Чтобы мы перешли наконец к делу отвечу, что да, конечно справляюсь. Вопрос сейчас не в этом.
— Плохи твои дела, — сказала Тона.
— Конечно плохи, — ответила Ана.
— Знаю, это вряд ли поможет, но все налаживается, приходит в норму.
— Вот так я и справляюсь. Осознание, что стало немного лучше… до следующего раза.
— Да. До следующего раза.
— Ну-с, — произнесла доктор Курт, — подкинь-ка мне еще пищи для ума. Рассказывай, чем я могу тебе помочь?
— Можешь обратить особое внимание на несчастные случаи с мирным населением? Проверить, не участились ли? Бытовые травмы, конкретно у женщин.
— Их достаточно много.
Тона была удивлена.
— Такое бывает. Иногда после помолвки… А иногда поучаствовавшие в сражениях не знают как справится с тем, через что пришлось пройти — психологические и эмоциональные травмы.
— И они все вымещают на женщинах? — спросила Тона.
— Иногда, — ответила Ана. — Одна из трагедий войны. Каждый платит свою цену. Жертвы сильны духом, а виновники раскаиваются. Часто они любят друг друга.
— И они тебе все это рассказывают?
— Женщины извиняются за своих мужчин или говорят так, как будто просят за них прощения. Они очень покладистые.
— Тогда это не наши случаи. Бывало ли, что женщины приходили с травмами, которые выглядели подозрительно или они отказывались их объяснять?
Доктор Курт встала из своего кресла и подошла к шкафу с историями болезни. Она взяла толстую папку, пролистала и вытащила из нее несколько листов.
— У пятерых были травмы без объяснения причин на прошлой неделе. Включая переломы носа, локтя и запястья, смещение плеча и два сотрясения. Тона, что происходит?
— Я пока не знаю. Проблема в том, что все отказываются говорить.
— Ну, если еще одна женщина придет в мой лазарет в подобном состоянии, ей придется со мной откровенно поговорить, — сказала Ана, швырнув истории болезни пяти жертв.
— Я надеялась, что ты это скажешь.
Криид поднялась, чтобы уйти.
— Если что-то происходит — ты же не остаешься в стороне, а действуешь? — спросила Тона.
— Всегда, — ответила Ана Курт.
— Хорошо.
X
Стремми волновалась о своей маме — она была больна. Пыталась встать, но продолжала падать и говорила всякие смешные вещи, в которых не было никакого смысла. Все началось после того, как в последний раз приходил рядовой Харджеон. Стремми и ее брата близнеца Флори отправили погулять, а когда они вернулись, их мама лежала и у нее болела голова. Тем вечером они ничего не ели.
Прошло уже два дня, а ее маме стало хуже. Стремми попыталась спросить маму, что ей нужно сделать. Когда мама ей не ответила, то девочка перестала волноваться. Вместо этого она испугалась. Стремми решила, что ей придется сделать что-нибудь самой.
XI
— Что такое, девочка? — спросила Хонна, когда Стремми отыскала ее на обменном рынке, пытавшуюся обменять хорошо залатанные, но очень старые юбки на едва ли новый палантин.
— Мама заболела, вы можете прийти? — спросила девочка.
— Саландра больна? — спросила Хонна, собирая юбки, которые она разложила на углу грубо сколоченного стола. — И давно ей нездоровится?'
— Не знаю. С тех пор как рядовой Харджеон приходил.
Пожилая женщина и ребенок, петляя, пробрались через узкие проходы жилых блоков к крохотному жилищу Саландры. Зловоние застарелой блевотины ударило в нос прежде, чем Хонна отодвинула замасленную старую занавеску, отделявшую узкий проход от сотни таких же маленьких семейных комнат, также ответвлявшихся от него.
Флори сидел на полу рядом с мамой. Женщина молчала и не двигалась.
Хонна пересекла комнатку в 2 или 3 широких шага и жестом указала мальчику отойти в сторону, затем нагнулась, чтобы осмотреть больную.
Саландра открыла глаза, когда с ней начала говорить Хонна.
— Они мои. Не дай им отнять у меня моих деток, — сказала больная женщина.
— Нет, никто твоих деток не собирается отбирать, — ответила Хонна.
— Им нужно будет это пособие, когда я умру. Пусть Харджеон сдержит слово. Я не предательница. Это не преступление давать детям пособие.
— Не двигайся. Ты бредишь. Дай мне тебя осмотреть.
Вокруг правой ноздри Саландры была запекшаяся черная кровь, а ее зрачки были разного размера. Хонна аккуратно ощупала голову женщины. Затылок справа был теплый на ощупь.
— Флори, отыщи пару людей покрепче и посильнее, — попросила пожилая женщина. — Мы понесем твою маму в лазарет. Ей нужен врач.
— Мама выздоровеет? — спросила Стремми.
— Надеюсь. Ты молодец, что пошла и отыскала меня. Теперь оставайтесь тут и присматривайте друг за дружкой, пока я не вернусь.
— Не говори, — сказала Саландра, когда ее поднимали с кровати. — Не говори ни слова. Я пообещала Харджеону, что никому никогда не скажу. Тсссс.
XII
Саландра так и не пришла в сознание, после того, как ее принесли в лазарет. Несмотря на все усилия Аны Курт, она умерла в течении часа.
— Что произошло? — спросила доктор Курт.
От разговора с Тоной Криид не прошло и 48 часов, а эту женщину явно забили насмерть. Повреждения черепа оказались несовместимы с жизнью, но, когда она ее осматривала, заметила другие травмы и раны.
— Не знаю, — ответила пожилая женщина. — Она ничего не сказала.
— Значит я арестую ее мужа.
— Она не замужем.
— Хватит тут умничать. Я не в настроении спорить. Ее любовник, называй как угодно, будет за это арестован.
— У нее не было любовника, — сказала Хонна. — Мужчины в этой истории никогда и не было. Она заботится о сиротах, которые потеряли свою мать на Хагии.
— Кто-то же это с ней сделал, — возразила Ана Курт.
Хонна пожала плечами. Саландра была в бреду. Хотела забрать свои секреты с собой в могилу. До душ Хонне не было никакого дела, не до мертвых. К душам живых она испытывала другие чувства. Стремми и Флори были еще живы. Они уже дважды потеряли мать.
XIII
На первой склянке Ана Курт шла по коридору к каюте Тоны Криид. Она еще долго оставалась в лазарете, до поздней ночи после своей смены, пытаясь собрать всю ситуацию в единое целое. Этому не было определения. Все было бессмысленным.
Комната открылась, и она почувствовала запах яиц. Ана знала, что их мариновали и упаковывали, может это было не одно десятилетие назад, но ей было любопытно, как у Тоны получалось придать им такой аромат, будто они были свежие.
— Ана? — спросила Тона удивленно. Она не могла припомнить, когда доктор навещала ее в ее жилище.
— Тона, могу я войти?
— Пообедай с нами, — сказала Тона. — На всех хватит.
— Яйца пахнут замечательно.
Она остановилась, увидев Элодию, сидящую за небольшим столиком рядом с Йонси.
— Пожалуй, я зайду попозже, — сказала Ана.
— Если это все по поводу дела с женщинами, то это Элодия пришла ко мне с этим первой.
— Вот как. А ребенок?
— Йонси, хочешь скушать свой завтрак лежа в своей койке? — спросила Тона.
— Да, мамочка, пожалуйста! — обрадовалась Йонси, вылезая из-за стола.
Тона положила немного яичницы в тарелку, добавила ломоть хлеба и передала дочери. Йонси нырнула за перегородку, закрыв за собой люк и вскарабкалась на свое спальное место, где было тепло и темно.
— Не думаешь, что это чревато клаустрофобией? Там так тесно и мало воздуха.
— Я не в восторге, но с недавних пор это ее любимое место.
— Вчера умерла женщина, — сказала Ана, когда они остались наедине. — Ее принесли в лазарет с переломом костей черепа. Она была очень сильно избита.
— Выяснила, кто виновен? — спросила Криид.
— Нет, ничего не известно. Женщина, которая сопроводила ее, сказала, что у нее не было ни мужа, ни любовника. Поэтому я проверила записи о ней и там не оказалось никаких записей о том, что она была связана с каким-нибудь мужчиной. Она попала к нам с женщиной солдатом в улье Вервун. Матерью ее детей. Она погибла при Хагии.
— Значит это не случай семейного насилия, — заметила Элодия.
— Это навело меня на мысли о других жертвах. Я почти всю ночь прокопалась в записях остальных пяти женщин с необъяснимыми травмами или теми, кто вообще отказывался свои травмы комментировать.
— И что ты выяснила? — спросила Тона.
— Ни у одной не было зарегистрировано текущего партнера, — ответила доктор Курт. — У двоих были до этого, не в браке, погибли в бою, у остальных трех были мужья, которые также уже отдали свои жизни за Империум. Саландра, погибшая вчера, воспитывала сирот гвардии.
— Они все были одинокими, — удивленно произнесла Элодия.
— Я также проверила записи других женщин, которые приходили с травмами, вызванными в результате случаев домашних инцидентов и ссор. Их было семь. Четверо замужем. У одной есть незарегистрированный партнер. А у двоих также не было партнеров.
— Ты думаешь за этим молчанием что-то скрывается? — спросила Элодия.
— Да, — ответила Ана. — Характер травм также отличается. Я снова изучила увечья шестерых женщин, хранивших молчание. Кто бы не напал на них, он применяет похожие действия раз за разом. Переломы и ссадины характерны для заламывания рук и ударами головы. Он всегда атакует одним и тем же способом. Он садист. Одну из женщин он точно ударил лицом о балку, возможно несколько раз подряд. Ее нос был в ужасном состоянии. Еще у нее было смещение плечевого сустава. Синяки на запястьях говорят о том, что болевые захваты на руки он делал с чудовищной силой. Я думаю, что кто бы это не был — ему доставляет удовольствие причинять боль своим жертвам.
— Значит мы можем передать это дело в Комиссариат, — проговорила Криид.
— Но как? — спросила жена капитана Даура. — У нас нет подозреваемого и по непонятной мне причине женщины отказываются говорить.
XIV
Женщин было одиннадцать.