- Так вот, за право поиграть с Первым войны велись. В те годы напарник по игре влияния имел побольше некоторых министров. Наш Сергеич локтями толкаться не стал, посчитал для себя недостойным. Вот его и задвинули сюда с глаз долой и чтоб под ногами у сильных мира не путался.
В виде поддакивания киваю, мол, яснее ясного расклад. Ольга Семёновна тем временем продолжает:
Тот президент давно уж в могиле и о его увлечениях народ забывать стал. А вот среди профессионалов нашего Леонова до сих пор помнят. И сейчас к нему спортсмены мирового уровня за советом приезжают. Сергеич ошибки других тренеров исправляет. А Витька у них партнёром по игре.
- А Юлька, из-за которой он бучу у ДК устроил, в артистки собралась, - вставила Вера Пална, - Не пара он ей.
- Чего й то не пара? - возражает подружке Семёновна.
- Юлька теперь столичной штучкой заделается. Много ль наших после институтов домой вернулось. То-то. Зачем артистке-Юльке какой-то деревенский Витька?
- Он, может, тоже отсюда сорвётся. Ждёт ведь вызова из Германии. Говорят, и в Швейцарии с теннисистами не густо. Сулились и туда пригласить. Сама слышала, как Сергеич об этом говорил. Улетит отсюда соколик, вот увидишь. Так взлетит, что Юльке за счастье рядом с ним побыть будет. Ещё сама побегает за Витькой. Это она ему не пара.
Вера Пална машет на подружку:
- Это ты в своих романах счастливые концы выводи. А реальная жизнь больше на пакости и подлянки горазда.
- Какие романы? - настораживаюсь я.
Вера Пална озаряется улыбкой стукача:
- Она ещё тебе не похвасталась? Семённа наша - писательница, самая настоящая, без дураков.
- Хватит тебе, - пытается окоротить её моя хозяйка.
Но ту не так-то просто заставить замолчать:
- Чего хватит? Не надо мне рот затыкать. Я правду говорю. Она классные книжки пишет, и за себя, и за тех парней. Попроси и тебя научит.
С изумлением гляжу на свою хозяйку. Вот это новость! Я на постое у настоящей писательницы. Кто бы мог подумать? Надо будет родителям сказать. Глядишь и меня в своих романах каким-нибудь боком опишет, увековечит, так сказать. Ну, дела... И судя по тому, что сегодня наговорила подружка моей хозяйки, удивляться мне здесь ещё долго. В Царёво и вправду талант на гении сидит и вундеркиндом погоняет. Когда мы затемно возвращаемся домой, спрашиваю об этом Ольгу Семёновну.
- Почему посёлок называется Царёво? Почему здесь одаренных людей на квадратный метр больше чем внутри Садового кольца? И почему это место называют Обитель Неудачников?
- Царёво? - Семёновна на мгновение останавливается и вновь продолжает движение.
В руках у неё бутылочка с наливкой от Верки. Заработанную нами миску пельменей несу я.
- Так мы и есть царёвы люди, если подумать, собственность сильных мира сего. Когда-то один умный руководитель, подчеркиваю, очень умный, не стал добивать своего конкурента. Обычно у нас такое не принято, особенно на самой верхотуре, - для наглядности Семёновна делает значительное лицо и указывает пальцем в небо, - Не знаю, что тогда сыграло - дружба с юных лет или благодарность за то, что поверженный враг в своё время многое дал этому вождю? Но это был шаг. Короче, не стал он расправляться с бывшим товарищем, отправил сюда, организовав сносное проживание. Опальному лидеру тоже хватило ума не озлобиться на мир и на бывшего дружка. Комфортная ссылка всё лучше, чем могила или лагеря. Лидер время от времени заезжал сюда, беседовал с поверженным конкурентом. И что интересно, многое из их разговоров и споров действующий руководитель принимал и некоторые идеи талантливого дружка не чурался использовать, но уже как свои.
- Необычно и более того - невероятно, - восклицаю я, отказываясь верить услышанному.
Это не сбивает Семёновну:
- И тем не менее. - говорит она, - Больше тебе скажу, идея вождя прижилась. Кому из больших людей хватало ума, тот не добивал своих наиболее талантливых соперников, загонял сюда и дальше пользовался их мозгами. Место здесь удобное, и от Москвы не далеко, и с дороги не видать. Старожилы Царёва все оттуда, с тех времён. Раньше сюда по большей части функционеры приезжали. Люди о путях развития страны беспокоились, дискутировали, искали новые решения. Потом уже не только политических стали ссылать, всяко разных, что не дотянулись немного до Олимпа или не смогли удержаться на нём. Отсюда и другое название этого места - Обитель Неудачников.
- Понимаю, - киваю я и тут же спрашиваю, - И до сих пор сюда гости приезжают?
- А то, хотя сейчас чаще встречаешь представителей так называемой культуры. Вот уж на ком клейма негде ставить. Видал вчера сколько кутюрье присутствовало на показе мод нашей Нинки Кодовахиной. Уже завтра ее новые разработки растащат по своим коллекциям. А уже с ними будут покорять Париж, Ниццу и много ещё чего.
- Вы серьёзно? - я всё никак не могу принять на веру слова моей хозяйки, - Чтобы к руководителю сельского кружка кройки и шитья известные модельеры приезжали? За идеями?
Ольга Семёновна изображает небрежный пасс ручкой и презрительно изрекает:
- Да Нинка могла быть круче их всех. Но не повезло ей, как, впрочем, и всем нашим. Молодая была, горячая. Настоящий талант, понимаешь, чурается дворцовых интриг, спину не гнёт, хотя надо бы. По всем житейским канонам надо бы, а не может талант переступить через себя. Доброжелатели настропалили Нинку, и она сгоряча сцепилась с министром культуры. Аккурат перед поездкой со своей коллекцией в Париж на дни Российской культуры. Нашла кому правду-матку резать. И всё, поехала не она. Отобрали у неё коллекцию и отправили с ней другого.
- Разве так можно? - невольно вырывается у меня.
- Милый Славик, - поднимаясь на наше крыльцо, говорит Семёновна, - Подлость человеческая ограничений по тяжести и границам не имеет.
Мы входим в дом. Ставлю миску с пельменями в холодильник.
- Пельменей хочешь? - спрашивает Семёновна.
- Нет.
Мы у Верки одну порцию уже съели, тетки по рюмочку, а я со сметаной.
- А чай?
- И чай.
- А чего хочется? - продолжает проявлять заботу Семёновна.
- Узнать, как вы здесь оказались, - говорю.
Мне и на самом деле это жуть как интересно. Ольга Семёновна глядит на подаренную Веркой наливку, вздыхает и убирает с глаз подальше.
- Не хотите говорить? - уточняю я.
Хозяйка кривится:
- У каждого свой шкаф со скелетами. Вот помру, тогда и откроете его. И чтобы не было дальнейших вопросов - я нисколько не жалею, что попала сюда. Мне тут комфортно. Это тебе не во всесоюзном серпентарии - Переделкино жить. Я здесь одна на всю округу писательница.
- Принято, - для вида соглашаюсь я.
Но интересно же. Недельку спустя подкарауливаю Веру Палну, спрашиваю о моей хозяйке её, заодно проверяя постулат, что в деревне все про всех знают. Угадал. По словам Веры Палны хозяйке моей и в самом деле в своё время прочили большое будущее. Первую книгу её заметили и оценили. Говорили сам Валентин Солоухин ставил ей перо. Они вместе работали редакторами ещё в издательстве "Советский писатель". Так, что многих известных авторов она знала не понаслышке. Какие из рассказов её наставника или общая атмосфера в писательской среде побудили её написать книгу о плагиате со времён революции до наших дней. Кто у кого и что спёр. Кто истинный автор или соавтор ставших уже классикой произведений. С кем и из-за чего у Ольги Семёновны случился конфликт в этом благородном семействе Вера Пална не знала.
- Не столь это и важно, - заявила она, - Главное, что прилюдно пригрозила издать её в Германии. Это же скандал!
- И как? - не мог не полюбопытствовать я.
- Как в лучших детективах. Рукопись выкрали, а саму к нам на ПМЖ, от всяких Германий подальше. Только я тебе от этом не говорила, - страшно вытаращив глаза, предупредила Вера Пална.
Тоже пучу глаза изображая понимание и со причастие к тайне. Хорошо ещё обошлось ритуальным заклинанием молчать, а не распиской кровью. Кто знает, какие тут у местных сплетников порядки?
5 СЛУЖБА ДНИ И НОЧИ...
На следующий день встречаю на улице Матвеева.
- Как обживаешься? - интересуется замглавы.
- Нормально, - отвечаю.
На дежурный вопрос должен быть дежурный ответ. Ну не жаловаться же на чрезмерную опеку хозяйки и на то, что выделенная мне кровать скрипит.
- Я вот сомневаюсь, - помявшись, спрашиваю у Матвеева, - Правильно ли я поступил тогда на празднике с пьяным Витькой-теннисистом?
- Нормально, - успокаивает меня Геннадий Александрович, - Милиция должна быть жесткой, но справедливой.
- Полиция, - машинально поправляю я, - Сейчас её называют - полиция.
- Это там пусть так называют. Здесь ты - милиция. У многих деды в партизанах с полицаями воевали. Мой, кстати, тоже. Я деда уважаю, а новое название нет.
- Хотел ещё спросить.
Рассказываю ему, что ко мне обратились местные с просьбой защитить Зайцеву Надежду.
- Зайцеву? - морщит лоб Матвеев, - Надьку Зайчиху?
- На днях к ней должен приехать жених по переписке.
- Жених с зоны? Откидывается скоро? - тут же соображает Матвеев, - Гони его сразу, чтоб даже до Зайчихиного порога не дошёл. Иначе потом слёз-соплей не оберёшься.
- А как я его перехвачу? - недоумеваю я.
- Очень просто. Таксисты к нам не ездят. Даже самые наглючие не выдерживают шмона на нашем КПП. Два раза в день, утром к восьми и вечером около шестнадцати к нам заходит рейсовый автобус из райцентра. Больше, как на нём, чужому сюда не добраться.
Пришлось подежурить несколько дней на остановке. Всё оказалось, как и говорил Матвеев. Женишок приехал вечерним автобусом. Бывший зек, а ныне предполагаемый жених Зайчихи, нахально попытался покачать права перед зелёным участковым. Но ещё до отхода автобуса сообразил, что легко может схлопотать себе новый срок. Автобус увёз его обратно, скорее всего к следующей невесте по списку.
Соображаю, что сам не знаю ту, ради которой старался. Решил навестить её по месту жительства. Дома Зайчихи не оказалось. Дверь открыл белобрысый пацан лет десяти.
- Маманя в ДК, - сообщил он.
Потопал туда. Мотоцикл сегодня я не брал, передвигался по посёлку на своих двоих, благо здесь всё в шаговой доступности. Надьку я разыскал в студии кройки и шиться. Статная дама с выдающейся грудью и русой косой. Платок ей на голову, серп в руки - готовая натурщица для полотен художников соцреализма. Такую преступно лишать женского счастья, но и видеть рядом с ней распальцованного ухажёра тоже не дело. Наплёл ей, что в районе задержали на воровстве такого-то такого. А при нём Надькины письма. Мол сообщили мне по инстанции, чтоб она его больше не ждала, закроют его.
В глазах Зайчихи печаль и слёзы - поверила. А у меня от вранья в душе даже не корябнуло. Ложь во благо. Ложь она всегда во благо. Пусть лучше уж сейчас переболеет Надюха, чем годами потом мучается.
О выполнении поручения отчитался Семёновне, за что был награждён сначала одним пирожком с капустой, затем ещё пятью. Больше в меня не влезло. Гордый собой и безобразно сытый, решил допросить Семёновну, о чём она сейчас пишет?
- В последнее время я всё больше по мемуарам специализируюсь, - не стала скрытничать она.
- По своим? Не рано? - кажется немного нагловато с моей стороны.
Но Семёновна сегодня в прекрасном настроении, нормально реагирует на шутки:
- Говорить о себе замечательное никогда не рано. Но пока я всё больше чужие мемуары сочиняю.
- И как?
- Как ассенизатор-кондитер.
- То есть? - сразу не соображаю я.
- Из кое-чего леплю конфетку.
До меня доходит и смеёмся мы оба.
Наверное, все кроме Надьки Зайчихи узнали, что я избавил её от уголовника. Вера Пална была несказанно рада. Игорь-автомастер похвалил меня, а вот Люська-продавщица прилюдно предупредила:
- Ты, участковый, не очень-то усердствуй касаемо женихов. У нас тут много незамужних. Я вот тоже из их числа, своего прынца жду. Смотри, прогонишь моего, не прощу.
Но язва-Люська, она одна такая, остальные были на моей стороне и соответственно Зайчихи.
- Надька, она не плохая, только очень доверчивая, - встретив меня как-то на улице, сказала её руководительница по кружку кройки и шитья, Нина Кодовахина, - Спасибо, что оградили её от проходимца.
Вот что значит настоящая интеллигенция. Я вдвое моложе её, а она ко мне на "Вы". И от похвал её стало как-то неловко. Поэтому спешу перевести разговор на другую тему, выразив восхищение её творчеством:
- Был на вашем показе мод. Просто поражён.
"Чаще хвали людей, - наставляла меня Семёновна, - Творцу похвала, как ростку вода. Этим ты завоюешь доверие".
Кодовахина не смогла сдержать улыбки.
- Вам на самом деле понравилось?
Одной похвалы обычно всегда маловато. Это тоже из советов моей Семёновны. Спешу повторить.
- Очень. Я не специалист, не критик, вообще мало что в этом понимаю, но мне очень понравилось. Честно. Терпеть не могу искусство ради искусства. Оно мертво. Ваше творчество, мне показалось, оно для людей. Какие наряды были на выпускницах. Это что-то. Мне бы и в голову не пришло, что они сшиты здесь. Я думал за ними специально ездили в столицу.
- Мы тоже, как видите, можем, - скромничает Кодовахина.
- Выше всяких похвал, - уверяю её, - Я бы так не смог.
Звучит довольно глупо. Где я, а где иголки. Смеёмся оба.
- Хотите, я Вам новую форму сошью?
- А можно?
- У нас-то ходите, в чем хотите, никто придираться не станет. В райцентр официальную форму одевайте. И всё.
- Да, как-то... - мнусь.
- Юдашкин армию и милицию (Прав Матвеев, здесь все "полицию" "милицией" называют) одел. Я не хуже. Только позвольте.
Улыбаюсь:
- Обмерять будете?
- Я?
Нина-Модельерша смеется и уходит.
Работа участкового показалась мне не напряжной. Главное, что районное начальство пока не требовало от меня никаких показателей. Возможно лет через несколько я уже не буду на многое реагировать и кое-чему смеяться, но пока местная криминогенная обстановка меня забавляла. Драка у самогонщицы. Мужики пришли просить у Ромуальдовны в долг. Но та была не в настроении, либо грешки за теми мужичками водились, короче, не дала она им самогонки. Тогда они попытались взять силой. Бабка за дрын. Итог - два ноль в пользу самогонщицы.
У другой бабки, Антиповой, коза пропала. В отличие от других козоводов, Антипова свою козу никогда не привязывала, просто отпускала со двора, а вечером загоняла.
- Даже никогда не искала её. Позову, сама идёт.
- Может, забрела куда, - спрашиваю.
- Украли, - без тени сомнения с её стороны, - Она всегда домой приходила. А тут ночь на дворе, а её нет. Не иначе строители зарезали.
В посёлке работала бригада приезжих строителей. Ребята они тихие, непьющие, из баптистов. Матвеев говорил, что долго охотился за ними и ждал, пока они уйдут с другого объекта, чтобы нанять их. Баптисты делали ремонт в одной из квартир двухэтажного дома, что на восемь хозяев. Для кого готовили её мне было неизвестно. Ничего, сюрприз будет.
- Они, лиходеи и сгубили мою Катьку, - наводила поклеп на строителей бабка, - Больше некому.
Делать нечего, вздохнул, пошел искать, сначала вместе со старухой. Первым делом и по настоянию Антиповой навестили строителей, где бабка без зазрения совести пошарилась по их кастрюлям, надеясь найти мясо. Облом. Не учла старуха, что баптисты как раз успенский пост соблюдали. О чём ей, безбожнице и сказали. Извиняться, конечно, пришлось мне. Дабы вредная старуха больше не впутывала меня в какой-либо блудняк, отправил ее домой, а сам дальше двинулся на поиски её животины. Прошёлся по округе, ну нет козы нигде, хоть ты тресни. Похоже, права бабка, остались от её любимицы рожки да ножки, как в детской песенке. Таким будет первый за мою службу "глухарь" и первая отписка на заявление, козлячие. Плюнул, пошёл спать.