— Леди, — со слезами на глазах проговорила Санса, — но это не может быть она, просто не может. Леди умерла много лет назад, ее кости обрели покой в Винтерфелле. Немерия! — пришел ответ из глубины сознания. — Она нашла меня.
На дрожащих ногах дойдя до кухни, девушка в очередной раз застыла на месте.
— «Да что же это такое?! Что за день?! Ведь все, чего я хочу – это немного покоя», — пронеслось у нее в голове.
Отступать было уже поздно, поэтому она решилась сделать шаг вперед. Впервые за долгое время хозяин замка был пьян настолько, что не смог, а может, просто не захотел подниматься в свои покои. Склонившись над стальной кружкой, мужчина, казалось, не замечал присутствия Сансы, погрузившись в свои мысли. Невидящим взором он смотрел на плещущуюся в чаше кровавую жидкость, будто пытаясь утопить в ней свои невзгоды. Девушка боязливо попятилась назад, но его повелительный голос, заставивший содрогнуться камни, едва не оглушил ее:
— Я знаю, зачем ты пришла! И всегда знаю, сколько у меня осталось! Если уж так приперло, могла бы просто попросить. Садись! — ставя рядом с собой вторую кружку, невозмутимо проговорил он.
В этот момент чувство стыда захлестнуло Сансу с головой. Мало того, что она позволила себе достаточно вольное отношение к алкоголю, так еще и была уличена в том, что под покровом ночи позволяла себе умыкнуть чашу-другую. Казалось, что каждый ее поступок все глубже опускает ее в бездну позора. Ее септа перевернулась бы в гробу, если бы увидела, в кого превратилась девочка, гордо носившая титул «леди».
— Я не хотела Вас побеспокоить, — опускаясь подле него, пролепетала девушка.
— Чушь собачья, — прорычал Клиган, под завязку наполняя поставленную чашу.
Запах кислого вина заполнил все помещение. Оглянувшись вокруг, Санса заметила, что это был уже не первый бочонок, который позволил себе сегодня выпить Пес. Липкие винные лужицы заливали не только дубовый стол, но и пол едва ли не всего помещения.
— За девочку и ее Пса, — с ядовитой ухмылкой произнес он, — за двух отверженных, которых судьба забросила в самую задницу этого мира! До дна! — произнеся это, Клиган так сильно ударил кружкой о ее чашу, что половина содержимого кровавым пятном расплылась по ее халату. Санса сделала глоток и посмотрела на мужчину.
— Что молчишь? Противно тебе со мной, я же вижу! Небось, жалеешь о том, что уехала следом за безродным пьяницей? И правильно, я бы тоже жалел! Поделом мне! Что воспитанной леди делать с таким уродом, как я?
— Вы не правы, — потупив взгляд, сказала она, но, вспомнив, что воин всегда заставлял ее смотреть на себя, подняла глаза на собеседника.
— Ага, как же… и по ночам вино лакаешь, видать, от большого счастья, — не унимался он. — Ты же у нас Старк, потомок королей Севера, Первых людей, а я кто? Внук псаря и живу хуже собаки.
— А почему пьете Вы?
Такой простой вопрос, заданный с таким наивным непониманием, заставил Пса на миг задуматься об истинной причине своего пьянства. Раньше он напивался, чтобы не видеть презрения в глазах окружающих, чтобы уйти от осознания собственной никчемности, от разочарования, от ненависти, не дававшей дышать, от собственной памяти, в конце концов. Но почему он пил сейчас? Его брат был мертв — единственная в жизни цель достигнута, хотя и не собственными руками. Он обрел дом, хотя и не считал его таковым. С ним рядом была женщина, пусть и не принадлежавшая ему, но все же смотревшая на него без презрения. Это было в десятки раз больше, чем он мог надеяться получить. Но все же он напивался, напивался от того, что все в его жизни было лишь наполовину, и пустующее место Клиган заливал вином. Радость от смерти брата — половина, не он же вонзил меч в его поганое сердце, не он отомстил за отца и сестру. Счастье от того, что у бездомной собаки появился собственный угол — половина, ведь глубоко в душе Сандор ненавидел это место, точно знал, что никогда не приведет в этот дом жену, не воспитает здесь сына. Даже удовольствие от того, что рядом с ним была женщина, которую он желал каждой клеточкой своего естества, было отравлено осознанием того, что она никогда не достанется ему. В природе человека заложено желание обладать большим, и, как любой мужчина, он не хотел довольствоваться частью.
Санса Старк стала для него одновременно и наваждением, и проклятием; водой, которая утоляла его жажду, и огнем, сжигавшим душу. Ее постоянная близость, ее запах, пропитавший каждый уголок этого проклятого замка, сводили с ума. Одно лишь прикосновение к ее губам обещало открыть для него врата рая, но он уже срывал этот плод и теперь хотел больше, осознавая то, что, если начнет, уже не сможет остановиться. После ночи, проведенной в лесу, когда их тела были в манящий близости друг от друга, мужчина решил ограничить свои контакты с девушкой до минимума. Решил не испытывать соблазны, которые превышали его силы, но глупая Пташка, будто не желая ничего понимать, сама летела в огонь, не осознавая, чем может обернуться простой разговор или мимолетное прикосновение. В его власти было взять ее в любой момент, но каждый раз какая-то невидимая рука удерживала его от безумия, каждый раз осознание собственного ничтожества и уверенность в том, что девушка просто не способна испытывать к нему романтические чувства, будто кандалами сковывали его руки. Он не мог, да и не хотел представлять себя поднимающим платок из пыли у ее ног или читающим ей очередную балладу, желая пленить ее сердце. Нет, не таков был Сандор Клиган. Он не был окруженным ореолом благоухающих масел, летним рыцарем — он был воином, побывавшим в самой преисподней и восставшим из огня. Он видел много такого, отчего у прочих волосы могли поседеть одним днем.
Клиган привык жить, доверяя своей интуиции и инстинктам, ведь только так можно выжить в бою: не задумываясь наносить и отражать удары, повергая противников на поле брани. Но долго ли может мужчина, привыкший жить таким образом, сопротивляться своим инстинктам? Он не был рыцарем, не давал обеты, не связывал себя и прочими клятвами. Шла война. Разве Санса Старк не была его трофеем? Разве он не мог заявить на нее свои права?
Это ежедневное противоборство полностью уничтожило его защиту, возобладав над разумом, который уже не мог сдерживать желания, ибо они захлестнули мужчину с головой.
— Зря ты не осталась в своей комнате этой ночью, Пташка, — прорычал он с таким зловещим свечением в глазах, что у Сансы кровь застыла в жилах.
В этот момент на нее смотрел не угрюмый и язвительный Пес, с обращением которого она сумела свыкнуться, на нее смотрел незнакомый мужчина, внушавший ей истинный страх. Она хотела встать из-за стола и убежать, укрыться в своей комнате, но, рванувшись вперед, была схвачена. Клиган успел перехватить ее руки с такой быстротой, которой нельзя было ожидать от пьяного вдрызг человека. Санса попятилась назад, но стол, преградивший путь, отрезал ей дорогу к спасению, а мужчина все надвигался на нее, как гора, закрывая своей тенью.
— Что Вы делаете? Мне больно… — пропищала она, но Сандор уже не слышал ее.
Обхватив Сансу за талию, он лишь сильнее прижал ее к себе, сливаясь с ней властным поцелуем. Сердце девушки бешено стучало, но она то и дело повторяла себе, что нужно сохранять самообладание. Любой ценой. Ей казалось, что за тот миг, что длился поцелуй, она прожила целую жизнь. Впервые она оказалась так близко к мужчине и близость эта не была похожа на то, что происходило в рыцарских балладах. Клиган не спрашивал разрешения, чтобы забрать ее невинность, он пользовался своей властью и ничуть не стеснялся этого.
Сопротивление было бесполезно. Осознание того, что все ее попытки вырваться лишь распаляют желание мужчины, ударило ее словно пощечина, но и покориться злой воле она тоже не могла. А что пристало делать леди в подобной ситуации? Кричать? Но кто услышит ее крики, а если и услышит, кто осмелится заступиться за нее, зная, каков был Пес в гневе? Молить богов о милосердии? Но высшие силы давным-давно покинули ее. Во время бунта в Королевской Гавани на ее защиту встал Клиган, по иронии судьбы вставший на место насильников. Сейчас ей не на кого рассчитывать и не к кому взывать о помощи.
Почувствовав, что девушка оставила попытки сопротивления, мужчина усадил ее на стол, касаясь влажными губами ее шеи и плеч, разрывая в клочья тонкий халат. Опустился к груди, желая запечатлеть горячие поцелуи по всему ее телу.
Санса, молчаливо давясь слезами, никак не могла поверить в то, что мужчина может с таким животным пылом желать прикоснуться к женщине. Она никогда не считала Клигана робким, но ни один из тех поцелуев, которые он дарил ей раньше, не шел ни в какое сравнение с тем огнем, который обжигал ее кожу теперь. И если душой она чувствовала себя поруганной, то тело ее нещадно предавало, заставляя втайне желать и одновременно стыдиться этого. У нее не было слов, чтобы описать ощущения, обрушившиеся на нее в этот момент. По телу расползалось приятное тепло, поднимавшееся от низа живота к груди, заставляя трепетать ее бедное сердечко; руки покрывались мурашками при каждом прикосновении мужчины. Раньше она не знала той постыдной тайны, через которую проходят мужчина и женщина, чтобы достичь единения, теперь же ее пугал не Клиган, а сам факт того, что эта навязанная ей близость не внушала желаемого отвращения, а наоборот — становилась все более желанной.
Она почувствовала, как мужчина, задрав юбки, плавно раздвигает ей ноги, со стыдом смотрела на ночное платье, обвисшее клочьями на ее фигуре, но не могла найти в себе силы даже попытаться сопротивляться этому. Разум продолжал бить тревогу, мысли неустанно роились в ее мозгу, пока наконец одна из них не поразила ее, будто удар молнии:
— «Чёрта с два, я Санса Старк, наследница Винтерфелла, во мне течет кровь первых людей, и я не могу подарить свою невинность пьяному солдафону на столе, залитым вином, как какая-то кухарка!»
Девушка начала отчаянно цепляться за стол, сбрасывая с него посуду и прочую утварь, пока ее рука не натолкнулась на толстую свечу, фитиль которой готов был в любой момент утонуть в расплавленном воске. Ухватившись за нее, Санса, что было сил, ударила Клигана. Пес взвыл и отшатнулся от нее, как от огня, вспомнив, наверное, о единственной вещи, внушавшей ему леденящий ужас. Восковые капли мгновенно застыли на лице, скопившись на нетронутой ожогом щеке.
— Ах ты, маленькая… — взревел он, желая наотмашь ударить свою обидчицу.
— Нет, пожалуйста, — взмолилась Санса, выставляя вперед руки, будто это могло ее защитить, — Вы обещали, Вы поклялись, что никогда не обидите меня, — его рука так и застыла в воздухе, — Вы поступаете ничуть не лучше своего брата Григора, неужели в Вас нет ни капли чести?!
Слезы нескончаемым потоком текли по ее лицу, оставляя влажные следы. Девушка едва не задыхалась от боли, обиды и стыда, в ужасе глядя на него. Сегодня он не просто переступил порог дозволенного, не просто сжёг мост, открывавший путь к ней. Он взорвал огромную плотину, и теперь вместо реки их разделяло бушующее море. Поднятая на нее рука, бессильно упала, да и сам воин, обхватив дрожащую девушку за талию, упал перед ней на колени, не выдержав тяжести собственного поступка. Он, поддавшись первородному греху, возжелал женщину для него не предназначенную. Едва не изнасиловал ту, что любил больше всех на свете. И теперь единственным его желанием была смерть. О, как он мечтал сейчас умереть от ее руки, чтобы завтра не увидеть ненависти и страха в небесных глазах. Он презирал себя сильнее, чем когда либо, впервые в жизни раскаиваясь в содеянном.
— Прости, прости меня, Пташка, — прохрипел он, сильнее сжав ее руками.
Когда его щека коснулась ее обнаженного живота, она почувствовала, как по изодранному халату, растекается небольшое влажное пятно.
— «Он плачет, Пес плачет», — подумала Санса, импульсивно положив руки на его плечи.
Девушка хотела его ненавидеть, хотела бросить ему в лицо обвинения, хотела уйти, но вместо этого стояла на месте, пытаясь, сама не зная почему, успокоить человека, который, поддавшись животной страсти, едва не обесчестил ее. Она испытывала жалость к этой истерзанной душе, но что-то сильнее сочувствия мешало ей покинуть его в такой момент.
Она вспомнила тихие ночи по дороге в Миэрин, когда лежа в походной палатке, представляла себе их последний поцелуй, отказываясь признаться в том, что вопреки всему подарила его добровольно. Иногда в своих фантазиях девушка позволяла ему зайти дальше, воображая, как его руки ласкают ее тело, открывая все новые горизонты наслаждений для них обоих, но тогда Санса была уверена в том, что Пес мертв и эти мечты никогда не исполнятся. Она могла позволить себе подумать о несбыточном. А что теперь? Не то чтобы мысль об этом не посетила ее в ту холодную ночь, когда измотанные дорогой, они нашли покой в объятиях друг друга. Но сама идея близости с мужчиной в тот момент показалась ей абсурдной и недостойной леди, однако, если бы Пес позволил себе нежный поцелуй, она, к своему стыду, его бы не осудила.
Заливаясь краской стыда, она перелистывала свои воспоминания, как страницы романа, одновременно ужасаясь своим мыслям и изучая душу. Природу привязанности к Клигану Санса не понимала, но отрицать, что испытывала к нему чувства, была уже не в состоянии. Стала бы она так отвержено искать обычного телохранителя? Занимал ли бы простой страж столько времени в ее мыслях? В конце концов, являлся бы его образ ей во сне? Стала бы она пытаться защитить от дракона человека, который был ей безразличен? Конечно же нет! Сандор стал для нее особенным, ее Флорианом, хотя он никогда бы и не признал этого.
Сегодня Сандор перешел границу, но разве Санса в своих мыслях не делала то же самое? Так что ее возмущало сейчас: то, что он позволил себе придать ее фантазиям осязаемую форму или то, что реальность оказалась не такой, какой она ее представляла? В своих мечтах девушка неизменно окружала себя роскошью, а Сандор был чуток и нежен. Случившееся сегодня явно не подпадало под это описание, а, выходит, ее злил не сам факт произошедшего, а обстановка. Но разве изменилась бы для нее сама суть действа, если бы это произошло не на грязной кухне, а на шелковых простынях в одной из верхних комнат? Ответ поразил ее сильнее, чем сама мысль о возможности этого.
Взглянув на Клигана, застывшего на коленях перед ней, Санса не смогла добить его, ибо он итак был повержен.
— Я прощаю тебя, — прошептала она, опускаясь рядом с ним, оказавшись в кольце его рук.
Сандор, не поднимая головы, будто не веря в то, что сейчас услышал, лишь сильнее прижал девушку к себе, искренне желая, чтобы все случившееся было плодом его больного воображения, а Пташка спокойно спала в своей комнате, не зная о том, что он пережил этой ночью. Но произошедшее не было сном, не было его пьяной галлюцинацией — это была жестокая реальность, позволившая каждому из них пока лишь себе признаться в тех чувствах, которые они испытывали друг к другу.
========== Нимерия ==========
Холодный воздух обжигал легкие, не давая дышать полной грудью, пронзительный запах гари подступал к горлу, оседая на нёбе мелкими черными крупицами, вызывая приступы дурноты, а глаза застилала непроглядная пелена снега, налипавшего на перепончатые крылья, сковывая движения. Соприкасаясь с обнаженной кожей, он начинал подтаивать, образуя ледяную корку, вынуждающую девушку клониться к земле. Но страх не давал ей опуститься, ибо внизу все пылало огнем. Казалось, что он заключил в кольцо не только Винтерфелл, но и всю округу на многие мили вперед. Глядя на окрестности с высоты птичьего полета, создавалось ощущение, что равнину захватила пламенная лавина, заставляющая воспламениться даже огромные сугробы. Как река полыхала во время битвы на Черноводной, так полыхали снега у стен ее родового замка, выжигая всю скверну с древних земель.
Единственным ее желанием в этот момент было скрыться, улететь так далеко, чтобы память об этих событиях никогда не сумела ее разыскать, чтобы страхи, терзающие ее сердце, сгорели в этом пламени, а разум очистился, даря долгожданный покой. Но каждый раз, когда могучие крылья порывались унести девушку на край земли, какая-то сила, чья-то воля неизменно останавливала этот порыв.