[Сиавуш вверяет войско Бехраму]
Посланца к отцу отрядил он с письмом,
Правдиво в письме рассказал обо всём:
«Меня с юных лет добродетель влекла,
И сердце чуждалось порока и зла.
Изведал я, царь, твой неправедный гнев,
5450 В том пламени грозном душою сгорев.
Мне горе в гареме изведать пришлось,
Немало я пролил сжигающих слёз.
В костер меня ввергла жестокая длань,
Рыдала в степи обо мне даже лань.
От срама спасенья искал я в войне,
Дракона смирить посчастливилось мне.
В обеих державах о мире твердят
С восторгом, лишь сердце твое — что булат.
Тебя не смягчить мне! Уйду от одной
5460 Беды — уж другая висит надо мной.
Я вижу, властитель, тебе я постыл,
Постылым к тебе воротиться нет сил.
Твоими да будут и счастье и власть!
Я с горя кидаюсь чудовищу в пасть.
Кто ведает, что мне сулит небосвод:
Суровую кару иль милость пошлёт?»
Бехраму затем говорит Сиавуш:
«Прославь свое имя, о доблестный муж!
Я ныне тебе отдаю под надзор
5470 Престол, и казну, и верховный шатёр,
Слонов, и кимвалы, и войско, и стяг.
Лишь Тус, вновь назначенный шахом вожак,
Прибудет — в сохранности всё передай.
Будь бдительным, витязь, будь счастлив. Прощай!»
Царевич три сотни избрал верховых,
Привычных к походам мужей боевых;
Немало собрал драгоценных камней,
С динарами множество взял кошелей.
В уборах сверкающих сотня юнцов
5480 И сто златоуздых лихих жеребцов
Готовы в дорогу. При князе сполна
Сосчитаны кони, оружье, казна.
Затем он воителей славных созвал.
«Джейхун переплыв, — так он рати сказал, —
Сюда направляется знатный Пиран
Послом от царя, в чьем владеньи Туран.
Доверием высшим мужей облечён,
К нам с тайною вестью торопится он.
Я встречу посланца туранской страны,
5490 А вы оставаться на месте должны,
Над вами начальствовать станет Бехрам,
Отныне его повинуйтесь словам».
Мужи, лишь умолк многодоблестный князь,
Склонились, веленью его подчинясь.
Лишь спряталось ясное солнце, и мгла
На землю остывшую тихо легла,
Ушел он к Джейхуну с дружиной своей;
Горячие слёзы текли из очей.
И вскоре царевич Термеза достиг;
5500 Украсился город, как вешний цветник.
И Чач облачился в нарядный убор,
Подобно невесте, пленяющей взор.
Разостланы в каждом жилище ковры,
Готовится снедь, задаются пиры.
Князь далее в Качар-Баши поскакал,
Тот город становищем славному стал.
Тус к Балху меж тем подъезжает и там
Внимает, встревоженный, горьким вестям:
«Кавуса, владыки иранского сын
5510 Бежал к властелину туранских дружин».
И рать отозвав, возвращается Тус,
И вскоре увидел его Кей-Кавус.
Раздался властителя горестный стон;
Лицом пожелтел он, известьем сражён.
В груди его пламя и влага в очах;
Порочит и сына, и недруга шах.
И думает: что же сулит ему рок?
С ним милостив будет иль будет жесток?
Сражаться властителю было невмочь,
5520 И мысли о мщеньи откинул он прочь...
Меж тем о прибытьи царевича весть
В Туране спешат Афрасьябу принесть:
С дружиной приплыл и на берег сошёл,
И в царский дворец им отправлен посол.
Царь почести гостю велит оказать,
Навстречу вести с барабанами рать.
С дарами знатнейших из близких своих
Пиран отрядил: ровно тысяча их.
С невиданной пышностью рать убрана.
5530 Вот белых четыре ступают слона.
На первом сверкнул бирюзовый престол;
И стяг, словно гордое древо, расцвёл
Фиалковый, золотом сплошь залитой.
И месяц на древке блеснул золотой.
Блестят позади три сиденья других,
В роскошной парче и коврах дорогих.
Из золота сёдла ста резвых коней,
На золоте — блеск многоцветных камней.
Все светится, будто на небе горя,
5540 Сиянием мир заливает заря.
Лишь весть о прибытьи бойцов донеслась,
К ним тотчас навстречу направился князь.
Вот знамя сверкнуло, и клики слонов
Он слышит, и ржанье лихих скакунов.
В объятья царевич вождя заключил,
О царстве, о славном владыке спросил
И молвил: «Ты, верно, устал, исполин,
Так долго скача среди гор и долин?
Весёлым и здравым тебя пред собой
5550 Узреть я стремился, о славный герой!»
Прекрасного князя Пиран без конца
Целует в чело. Прославляя Творца,
Воззвал он: «О Ты, что премудр и велик,
И в каждую тайну, всевластный, проник.
Увидел бы счастье такое во сне —
И то возвратилась бы юность ко мне».
И молвит он князю: «Йездану хвала!
Ты здесь, невредимый, спасенный от зла!
Заменит отца для тебя Афрасьяб.
5560 Здесь каждый, поверь мне, твой преданный раб.
Князей больше тысячи в близкой родне
Имею, покорных и преданных мне.
Владыкой будь наших богатств и держав,
Будь радостен духом и телом будь здрав,
Счастливо живи, без тревог и забот!
Служить тебе верно весь будет народ.
Достойным признаешь меня, старика —
Служить и моя тебе станет рука!».
И радостно двинулись оба вперёд,
5570 О том и об этом беседа течёт.
Робабов и лютней разносится звон,
Уснувший и тот бы вскочил, пробуждён.
И улицы мускусом напоены,
И словно на крыльях летят скакуны.
На это глядит Сиавуш, из очей
Слёз гневных и горестных хлынул ручей.
Припомнил Забула, Кабула пиры,
Похмелье и песни веселой поры,
Когда пребывал он с дружиной своей
5580 В гостях у Ростема, меж славных мужей.
Вот так осыпали их амброй в те дни,
Вот так по алмазам ступали они...
И вспомнился князю родимый Иран,
И тяжко вздохнул он, тоской обуян.
Томился, к отчизне душою стремясь,
Раскаяньем горьким охваченный князь.
От спутника он отвернулся, печаль
Скрывая. Пирану царевича жаль;
Он горе изгнанника сердцем постиг
5590 И, грустно умолкнув, главою поник.
Стоянку устроили в Качар-Баши,
Уселись, и льётся беседа в тиши.
На юного князя взирает Пиран:
Как лик его светел, а стан — что платан!
Прекрасным невольно любуется он,
Йезданово имя твердит, восхищён,
И так говорит Сиавушу: «Внемли,
Наследник былых властелинов земли!
Трёх свойств обладатель, втройне ты велик,
5600 Нет качеств подобных у прочих владык.
Вот первое — истину я говорю —
Во всем ты подобен Кобаду-царю.
Второе: отважен, свободен твой дух,
Ты речью правдивою радуешь слух.
А третье: людей ты влечёшь добротой,
Сердца оживляет взор ласковый твой».
Пирану в ответ говорит Сиавуш:
«О старец почтенный, правдивейший муж,
Чья добрая слава весь свет обошла,
5610 Чье сердце не знает коварства и зла!
Когда поклянёшься мне в верности — я,
Поверив, что клятва священна твоя,
Останусь, как будто в родимом дому,
Себя милосердью вручу твоему.
Клянись, что окончится это добром,
Что каяться мне не придется потом,
Не то — через земли свои пропусти,
В другую страну укажи мне пути».
Пиран отвечает: «Сомненья отбрось!
5620 С Ираном тебе разлучиться пришлось,
Так бойся любовь Афрасьяба-царя
Отвергнуть; твердишь об уходе ты зря.
Хоть царь повсеместно молвой осуждён,
Ей верить не должно: муж праведный он.
Высоким умом одарён властелин,
Не станет обиды чинить без причин.
Советник я, первый боец у него,
Нас кровное также связует родство.
В почёте я, брат властелина родной,
5630 Владею престолом, войсками, казной.
Ко мне не замедлят явиться на зов
Сто тысяч и более конных бойцов.
И тысяч двенадцать из них мне родня,
И ночью и днём охраняют меня.
Несчётны стада, необъятен удел;
Немало коней, и арканов, и стрел,
Заветных сокровищ немало храню
И гордой главы ни пред кем не клоню.
Все в жертву тебе, преисполнен любви,
5640 Отдать я готов: беззаботно живи!
Клянусь я — да слышит Создатель благой! —
Я буду тебе неподкупным слугой,
Тебя ограждая от бед и обид.
Кто ведает, что провиденье сулит!».
Воспрянув душою от этих речей,
Царевич забыл о тревоге своей.
Уселись беспечно, пируют вдвоём,
Стал сыном царевич, Пиран стал отцом.
Поднявшись, они продолжали поход,
5650 Не ведая устали, мчались вперёд,
И вскоре достигли, веселья полны,
Цветущего Канга — столицы страны.
[Встреча Сиавуша с Афрасьябом]
Лишь в город вступил Сиавуш, донесли
Об этом владыке туранской земли.
И вот Афрасьяб из дворца своего
Выходит на улицу — встретить его.
Увидя, что пеший владыка идёт,
Царевич покинул седло в свой черёд.
И руку друг другу кладут на плечо,
5660 Целуют в чело и в глаза горячо,
И так говорит Афрасьяб: «На земле
Отныне забудут о горе и зле.
Рассеется распри зловещая тень,
В ручье рядом с тигром напьётся олень.
Тур начал воинственный спор в старину,
В пучину несчастия ввергнув страну.
О мире забыли в обоих краях,
Везде воцарились насилье и страх.
Ты людям усталым подаришь покой,
5670 Кровь более литься не будет рекой.
В Туране, с любовью склонясь пред тобой,
Служить тебе преданно станет любой.
Пиран тебе родичей кровных родней,
Казною и жизнью моею владей.
Я буду всегда, словно сына любя,
С улыбкой приветной взирать на тебя».
Владыке хвалу Сиавуш воздает:
«Да здравствует твой многодоблестный род!
Восславим Йездана, кем жизнь создана,
5680 Чьей волей сменяется миром война».
Взял за руку царь Сиавуша потом,
На троне с собой усадил золотом,
На юношу смотрит и молвит, дивясь:
«Подобных тебе я не ведаю, князь!
Красою, осанкой, величьем вождей
С тобой не сравнится никто из людей».
И снова слова Афрасьяба звучат:
«Кавус, одряхлевший, умом не богат,
Коль мог разлучиться он с сыном родным,
5690 Столь доблестным богатырём молодым.
Лишь взорам моим ты явился, клянусь,
Поверг в изумленье меня Кей-Кавус:
Подобную в сыне снискав благодать,
Кто б счастья другого стал в мире искать?»
Для князя роскошный избрали чертог,
Парчой златотканной убрали чертог.
Доставлен туда и престол золотой.
Украшенный алой китайской тафтой,
На буйволовых головах золотых .
5700 Стоящий, и много сокровищ иных.
Зовут Сиавуша под своды вступить,
Под ними привольно и счастливо жить.
И арка дворца до небес вознеслась,
Как только под нею прошествовал князь.
Воссел Сиавуш на блистающий трон,
В глубокую думу душой погружён.
Сбираются гости к владыке, и вот
Посланец туда Сиавуша зовёт.
С собою его усадив пировать,
5710 Беседует с князем туранская знать.
Но вот уже гости в чертоге ином,
Фиалы наполнены алым вином.
Запели певцы, слышен сладостный руд,
Мужи веселятся, без устали пьют.
Пируя, сидели они дотемна,
Пока не затмились умы от вина.
Князь в замок вернулся, весёлый, хмельной,
Забыв во хмелю про Иран свой родной.
Царевичем был Афрасьяб покорён,
5720 Все думал о нём, забывая про сон.
И тою же ночью он мужа призвал,
Который в гостях у него пировал —
Шиде. Повеленье услышал сей муж:
«Лишь утром раскроет глаза Сиавуш,
Тебя пусть увидит он в замке своём,
Со знатью, с моею роднёю притом.
Доставьте рабов, молодых удальцов,
Со сбруей златой дорогих жеребцов,
И много подарков богатых других;
5730 С почтеньем вручите царевичу их».
Собрали вожди быстроногих коней,
Немало динаров и ярких камней,
Царевичу эти дары поднесли,
И речи хвалебные произнесли.
Немало добра и владыка прислал...
За днями шли дни, уж седьмой миновал.
[Сиавуш отличается в присутствии Афрасьяба]
И вот на восьмой Сиавуш от царя
Услышал: «Лишь завтра заблещет заря,
Мы в поле поскачем с човганом, с мячом,
5740 Игрой удалою сердца развлёчем.
Ты в ней столь искусен — слыхал я не раз —
Что в поле човган твой невидим для глаз».
«О славный властитель, — был князя ответ, —
Счастливо живи без печалей и бед!
Ты — доблести первый наставник, с тобой
Кто мог бы тягаться в затее любой!
О дней моих светоч, властитель-мудрец,
Ты лучший во всём для меня образец!».
Царь вымолвил: «Светел да будет твой путь!
5750 О славный, везде победителем будь!
Ты царства достоин, властителя сын,
Краса властелинов, опора дружин!».
С зарёй Сиавуш и Турана сыны
Помчались на поле, веселья полны.
Сказал возглавлявший туранскую рать:
«Теперь нам товарищей должно избрать.
Ты сторону эту возглавишь, а я —
Другую: примкнут к нам обоим друзья».
«О нет,— был ответ повелителю дан —
5760 Рука не возьмётся моя за човган.
Невмочь мне, о царь, состязаться с тобой;
Найдётся достойный противник другой.
Я лучше — коль дружбу ты примешь мою —
На поле игры за тебя постою».
Обрадован ласковой речью его,
Царь более слушать не стал никого.
Сказал он: «Меня ты достоин, клянусь
Главою владыки, чье имя Кавус!
Искусством своим пред мужами блесни,
5770 Мой выбор пускай не осудят они;
Пусть каждый хвалою тебя подарит
И счастья улыбка мой лик озарит».
Князь молвил: «Приказ властелина — закон,
Здесь каждый наездник тебе подчинён».
Владыкой в товарищи избран Гольбад,
Джехен удалой, Герсивез и Пулад,
Воинственный муж Нестихен, и Пиран,
И мяч настигающий в море Хуман.
В друзья Сиавушу назначен Руин,
5780 Шиде, украшенье туранских дружин,
Эрджасп, что и льва б на аркане повлёк,
И Эндериман, искушённый ездок.
«О славный! — царю говорит Сиавуш —
Найдется ль средь этих наездников муж,
Который к мячу прикоснулся б? Один
Я в поле, а все — за тебя, властелин.
Когда повелишь, из дружины своей
Сюда призову я иранских мужей;
Их взять подобает в товарищи мне,
5790 Чтоб не быть сильней ни одной стороне».
И князю перечить не видя причин,
На это согласие дал властелин.
И князь меж иранцев в подмогу себе
Семь витязей выбрал, искусных в борьбе.
Уже барабан оглушительно бьёт,
Вздымается пыль до небесных высот,
Рычанье кимвалов и труб разнеслось,
Ты скажешь, ристалище вдруг затряслось.
Човган повелитель Турана схватил,
5800 Взмахнул им — и мяч в облака запустил.
Князь тронул коня, скрылся в тёмной пыли,
И мяч, воротясь, не коснулся земли:
Так сильно ударил несущийся вскачь,
Что, скрывшись, остался невидимым мяч.
И отдал туранский владыка приказ
Мяч новый нести Сиавушу тотчас.
Мяч царский к устам он подносит, труба
Зовёт, и опять закипает борьба.
Князь сел на другого коня и на миг
5810 Мяч бросил на землю, но тут же настиг
Човганом: удар был таков, что луне
С мячом повстречаться пришлось в вышине;
Вознёсся, и тут же из виду исчез,
Как будто притянутый сводом небес.
Нет, не было на поле том удальца
Искуснее, не было краше лица.
Глядит Афрасьяб, ликованьем объят.
Очнувшись, туранцы ему говорят:
«Он доблести полон, бесстрашен, удал;
5820 Подобного всадника мир не видал».
Царь молвил: «Дано ему мир восхищать,
На нем опочила Творца благодать.
Красой богатырской, отвагой в борьбе,
Клянусь, превзошел он молву о себе!».
Поодаль поставили царский престол,
На царский престол повелитель взошёл,
Сел рядом царевич; владыка с него
Не сводит очей, и в душе — торжество.
«Теперь — говорит венценосец бойцам —
5830 И поле, и мяч предоставлены вам».
Сошлись две дружины в игре удалой,
И небо от пыли подёрнулось мглой.
Шум, клики... Несутся наездники вскачь,
То мяч у того, то у этого мяч.
Ярятся туранцы, коней горячаг
Но тщетно добраться хотят до мяча.
Уже Сиавуш на иранцев сердит
И так на родном языке им кричит:
«Здесь поле сраженья иль поле игры?
5840 Забыли, как были к нам судьбы щедры?
Лишь срок подойдёт, отступите тотчас,
Противнику мяч уступите хоть раз!».
И каждый иранец поводья без слов
Ослабил: не гонят мужи скакунов.
Соперники рвутся вперед впопыхах,
И вот уже мяч у туранца в руках.
Клич грянул, и тут Афрасьяб разгадал
Слова, что царевич иранцам сказал.
Промолвил затем повелитель дружин:
5850 «Я помню, рассказывал витязь один,
Что равного князю нет в мире стрелка,
Не ведает промаха эта рука».
Царевич, услыша властителя речь,
Свой царственный лук не замедлил извлечь.
На лук пожелал повелитель взглянуть:
Достанет ли силы рукою согнуть?
И дрожь изумленья по телу прошла,
И долго звучала владыки хвала.
Лук дал Герсивезу сперва Афрасьяб:
5860 «Согни, да надень тетиву, коль не слаб!»
Но лук не согнул, как ни тщился боец;
Взъярённый, оставил его, наконец.
Схватил Афрасьяб тот невиданный лук, —
Потёр его крепко, всей силою рук
Налёг, и согнул и воскликнул смеясь:
«Стрелою достанешь до месяца, князь!
Я луком владел в молодые года
Таким же, тех дней не вернуть никогда!
Никто ни в Иране, ни в нашем краю
5870 Таким управлять не сумел бы в бою.
Он лишь Сиавушу подстать одному;
Лук меньший подобной руке ни к чему».
Мишень на ристалище укреплена:
И тут Сиавуш впереди! Скакуна
Он к цели погнал, словно яростный див;
Крик дружный раздался, простор огласив.
Дивятся бойцы: прямо в сердце стрелой
Мишени попал богатырь удалой.
Другую стрелу, где четыре пера,
5880 Вложил в желобок и подумал: пора!
Поводья вкруг правой руки обмотал,
Прицелился метко и — снова попал.
Закинул свой лук за плечо исполин,
Примчался к владыке туранских дружин
И спешился. С трона владыка встаёт:
«Вновь, — молвит он, — славой покрыл ты свой род!».
Вернулись, горды и веселья полны,
В просторный дворец властелина страны.
Для пышного пира чертог уж готов;
5890 Зовут музыкантов, искусных певцов.
В рубиновых чашах — сверканье вина,
За славного их осушают до дна.
Дары приготовить владыка велит:
Тут кони и сбруи, оружье и щит,
Венец и престол, и дивящие взор
Шелка, что не видывал мир до тех пор;
Монеты; слепящие блеском глаза
Алмазы, и яхонты, и бирюза;
Рубины и жемчуг в сосудах златых,
5900 И много рабов, и рабынь молодых.
Сокровища царские велено счесть,
Затем во дворец Сиавуша отнесть.
И всем, кто в Туране землею владел,
Кто сердцем к владыке страны тяготел,
Приказано слать Сиавушу дары,
Устраивать в честь Сиавуша пиры.
Царь молвил дружине своей боевой:
«Он пастырем будет, вы будьте паствой».