[Послание Кавуса Ростему]
Составил писец, повинуясь царю,
Посланье забульскому богатырю;
Ростему вначале хвалу возносил:
890 «Живи, непоборный, исполненный сил!
Знай, доблестный, к нам из туранских долин
Войною пришел молодой исполин.
Уж в Белую Крепость успел он войти,
Иранцам к спасенью отрезав пути.
Тот витязь невиданно храбр и силен.
Как тигр, он бесстрашен, огромен, как слон.
Из всех меченосцев иранских дружин
Затмишь его доблестью ты лишь один.
Знай, в целой вселенной, о витязь благой,
900 Нет, кроме тебя, нам защиты другой.
Ирана опора единая ты,
Прославился хваткою львиною ты.
Ты в Мазендеране врагов истребил,
Ты в Хамаверане оковы разбил.
Ты палицей солнце заставишь рыдать,
Твой меч, и с Бехрамом бы мог совладать.
Пыль стычек твоих даже Нила темней,
Слоны устрашились бы силы твоей.
Ты тигра настигнешь петлей боевой,
910 Ты гору повергнешь стальной булавой.
Дружина тобой несказанно горда,
Стоял ты на страже Ирана всегда,
Но снова нам рок посылает беду,
Я с часу на час нападения жду.
Все витязи наши к престолу пришли,
Письмо Годжехема мы вместе прочли
И Гиву отважному дали наказ —
К тебе, о Могучий, без отдыха мчась,
Скорее доставить тревожную весть.
920 Как только успеешь посланье прочесть, —
Глубокою ночью иль солнечным днём,
Ещё не обмолвившись словом о нём,
И запаха сорванной розы вдохнуть
Ещё не успев,— разом трогайся в путь!
Веди закалённых забульских бойцов,
И пусть раздаётся воинственный зов!
Ведь кроме тебя, коли прав Гождехем,
Не сладит никто с грозным недругом тем».
К посланию печать приложили; оно
930 Воителю Гиву тотчас вручено.
Царь молвил: «Скачи, не жалея коня,
И ночью и днем неустанно гоня.
К Ростему добравшись, о славный ездок,
Смотри, не растягивай отдыха срок,—
Средь ночи примчась, возвращайся с зарёй!
Скажи: приближается вражеский строй;
Ждём с мига на миг неизбежной войны;
Врага мы ничтожным считать не должны».
Помчался, забыв о покое и сне,
940 Гонец именитый на добром коне.
Дорогою витязь не пил и не ел,
И ночью и днём, словно ветер, летел.
Лишь только Забула успел, он достичь,,.
Донёсся к Дестану дозорного клич:
«К нам вихрем летит из Ирана боец,
Его быстроногий несет жеребец».
И вот уже скачет навстречу Ростем;
С ним — каждый, носящий кольчугу и шлем.
Отважному Гиву навстречу примчась,
950 С коней боевых соскочили тотчас.
Ростем у прибывшего богатыря
Расспрашивать стал про Иран, про царя.
К Могучему в замок высокий вступив,
Воссели беседуя. Доблестный Гив
Добавил к цареву письму и словам
Всё то, что слыхал о Сохрабе он сам;
Не скрыл ни худых новостей, ни благих,
Немало вручил и даров дорогих.
Письмо прочитав, усмехнулся Ростем,
960 И, втайне смущённый известием тем,
Промолвил: «Ужели те слухи — не ложь,
И вправду воитель на Сама похож?
Будь он из иранцев, дивиться б не след;
Туранцев столь мощных не видывал свет.
Узнать я хотел бы, откуда храбрец,
Из рода какого тот чудо-храбрец.
Был сын от меня в Семенгане рождён,
Но где ему биться! Дитя еще он;
Не знает, как двинуть в сражение рать,
970 Когда защищаться, когда наступать.
Я матери в дар для него посылал
Алмазы и золото. «Сын ещё мал,—
Она отвечала,— но быстро растёт,
И скоро воителя мощь обретёт.
Уста его пахнут ещё молоком,
А любит вино; будет храбрым стрелком!
Дай срок, занесёт он блистающий меч
И станет воителям головы сечь».
Ты ныне поведал нам, славный боец,
980 Что этот напавший на вас удалец
Хеджира отважного сбросил с коня,
Арканом опутал его, полоня.
Такое свершить бы ещё не сумел
Мой львенок, хотя и невиданно смел.
Вставай, именитый, с тобою вдвоём
Теперь мы к почтенному Залю пойдём.
Попробуем узел беды развязать,
Кто этот туранский герой, разгадать».
К Дестану пришел во дворец родовой
990 Ростем, прославляемый громкой молвой.
С ним вместе в чертоги Нейрема и Гив
Вступает; пируют, заботы забыв...
Опомнился Гив и вождю говорит:
«О витязь, чья слава по свету гремит!
Венец украшаешь ты, царственный трон
Да будет тобою и впредь озарён!
Мне шах Кей-Кавус отдыхать не велел.
„Коль ночью примчишься в забульский предел,—
Сказал он,— с зарёй возвращайся назад:
1000 Враги, приближаясь, бедою грозят".
Здесь мешкая, мы не дождемся добра.
В Иран, о Могучий, помчаться пора!»
Ответ был: «К чему колебанья и страх!
Не все ль под конец обратимся мы в прах?
Забудем Кавуса, походы, бойцов.
Сегодня, пируя под лютни певцов,
Сухие уста увлажняя вином,
Беседуя весело, день проведём,
А завтра к царю поскачу я с тобой,
1010 Иранскую рать поведу я на бой.
Когда не погасла Ростема звезда,
Он в этом бою победит без труда.
Лишь дай разыграться стихии морской,
Не справится с нею огонь никакой!
Забавы забыв, дрогнет в ужасе враг,
Едва издалёка завидит мой стяг.
Ведь если с Ростемом он схож — силачом,
Разящим врагов булавой и мечом,
И если подобен он Саму-бойцу,
1020 Искусному в битвах вождю-мудрецу —
Он вмиг безрассудно не ринется в бой,
И некуда нам торопиться с тобой».
Наполнились чаши во славу царя
И Заля, достойного богатыря.
Наутро с похмелья могучий герой
Вновь кравчего кличет, проснувшись с зарёй
Уж полдень, пора выступать им давно,
А в чашах по-прежнему рдеет вино.
Обильные яства приносят опять
1030 И снова садятся мужи пировать.
Ел досыта каждый и пил допьяна:
Звенела певучего руда струна.
До ночи Ростем пировать не устал;
Просторный чертог ярче солнца блистал.
День третий проходит.— веселье кипит,
И всеми давно Кей-Кавус позабыт...
На утро четвёртое, с места вскочив,
Ростему напомнить отважился Гив:
«Ты знаешь, горяч от природы Кавус;
1040 Безмерно его распалишь ты, боюсь.
Встревоженный вестью о близкой войне,
Забыл он о пище, покое и сне.
И если в Забуле продлится наш пир,
Властителю тесным покажется мир.
Гнев может рассудок царю помутить;
Тебе за обиду захочет он мстить».
«Тревогу забудь! — был Ростема ответ.—
На целой земле мне соперника нет».
Знак подан, и вот уже Рехш под седлом,
1050 И грянул трубы оглушительный гром,
И ржаньем откликнулись кони на Зов,
Помчав закалённых забульских бойцов.
С дружиной выходит Ростем на заре,
Дружину ведет богатырь Зеваре.
[Кавус гневается на Ростема]
За день до прибытья, Ростема встречать
Пришла на дорогу иранская рать.
Туc гордый, Гудерз, чей родитель Гошвад,
И прочие, спешась, к Ростему спешат.
И, пеший, Ростем устремился к бойцам,
1060 Привету внимая, приветствует сам.
Все двинулись вместе к воротам дворца,
Для дружбы и блага раскрыты сердца.
Пришли и склонились пред ликом царя,
Но тот не ответил, досадой горя,
Почтившим хвалою венец и престол;
Нахмурены брови, лик — мрачен и зол.
На Гива, как яростный лев, зарычав,
Вскричал без стыда повелитель держав:
«Ростем кто таков, чтобы долг нарушать
1070 И все против воли моей совершать!
Как с дерева плод,— будь со мною мой меч,—
Я тотчас бы сшиб ему голову с плеч!
Его уведи и немедля повесь,
И память о нем пусть изгладится здесь!»
Боль Гиву отважному стиснула грудь:
Ему ль на ростемову жизнь посягнуть!
Сильней закипел в повелителе гнев,
И слышит собранье мужей, онемев,
Что Тусу-бойцу отдает он приказ:
1080 «Повесь и Ростема и Гива тотчас!»
Кавус то садился, то снова вставал;
В нем гнев, что огонь в тростниках, бушевал.
Тогда, в изумленье мужей приведя,
Взял за руку Тус исполина-вождя;
Хотел он, должно быть, его увести,
Уловкой от царского гнева спасти.
Но грозно Могучий взглянул на царя
И крикнул: «Себя распаляешь ты зря!
Чем дальше, твои злодеянья черней.
1090 Клянусь, не достоин ты званья царей!
Ты б лучше туранца повесил в сердцах,
Врага, разъярившись, поверг бы во прах!
Сегсар и воинственный Мазендеран,
Чин с Мысром и Румом, и Хамаверан
Склонились пред Рехшем крылатым моим,
Пред меткой стрелой и булатом моим.
От смерти спасён ты моею рукой,
Тебе ли пылать ярой злобой такой!».
И Туса слоновьим ударом свалив,
1100 И через лежащего переступив,
Направился к Рехшу. Нахмурив чело,
Вскочил исполин в боевое седло.
И грозно вскричал, разъярён и суров:
«Я — львов победитель, даритель венцов!
Я страха не ведаю, что мне Кавус!
Как смеет коснуться руки моей Тус!
Мне сила победная Богом дана,
Не царь её дал, не от войска она.
Земля мне — держава, и Рехш — мой дворец,
1110 Мне палица — жезл, и шелом — мой венец.
Могучая длань, булава, и копьё,
И смелое сердце — вот войско моё!
Тьму ночи мой меч озаряет лучом,
Я по полю головы сею мечом.
Свободным родился, тебе я не раб!
Мной править лишь воля Йездана могла б.
Просили бойцы, чтобы я на престол
Царем венценосным Ирана взошёл,
Но я от престола свой взор отвратил,
1120 Я долг, и закон и обычай хранил.
А если пошел бы я царской судьбе
Навстречу — страной не владеть бы тебе.
Меня ты зато поделом наказал,—
Всего я достоин, что здесь ты сказал,
Но гнев твой — ничто для меня, Кей-Кавус!
Кобада венчал я, и этим горжусь.
А если б Кобад, славной памяти царь,
С Эльборза, где жил он в забвении встарь,
Со мной не примчался, и в грохоте сеч
1130 Врагов за него не крушил бы мой меч —
Ты здесь не сидел бы на троне царя,
Дестанова сына браня и коря!»
Сказал он иранцам: «Нагрянет Сохраб,
И каждый падёт, будь он крепок иль слаб.
Пусть каждый теперь о спасеньи своём
Подумает, разум поможет вам в том.
В Иране меня не увидите впредь:
Вам ползать, мне соколом в небо взлететь!»
Хлестнул скакуна и помчался он прочь,
1140 От гнева Могучему стало невмочь.
Бойцы, словно стадо, что бросил пастух,
Растеряны; мрачен у каждого дух.
Сказали Гудерзу: «Разорвана нить,
Но то, что разорвано, соединить
Под силу тебе. Твой разумный совет
Вождем будет принят, сомненья в том нет.
Но должно сперва образумить царя;
О мире и благе ему говоря,
Ты сердце безумца, быть может, смягчишь
1150 И счастье ушедшее нам возвратишь».
Сидят, совещаясь, мужи-храбрецы,
Верховные рати иранской бойцы:
Воинственный Гив и отважней Бехрам,
Премудрый Гудерз и Горгин, и Роххам,
И слышатся речи: «Неправеден шах,
Не ценит он верности в славных мужах.
Могучий Ростем — первый витязь у нас;
Не он ли Кавуса от гибели спас?
В годину тревожную тягот и бед
1160 Державе надежней защитника нет.
Мы с шахом, покинув родную страну,
У нечисти мазендеранской в плену
Томились. Трудов не жалея и сил,
Ростем нас избавил, он Дива убил.
Он радостно шаха возвел на престол,
К нему на поклон именитых привёл.
И в Хамаверане, где схвачен был шах.
Где долго томился он в тяжких цепях,
Разил супостатов Ростем удалой,
1170 К опасности не повернулся спиной.
И снова Кавусу престол он вернул,
И снова на верность ему присягнул...
Петля — вот награда для богатыря!
Что ж нам остаётся? Бежать от царя!
Но время деяний теперь, не речей.
Все ближе опасность и день все мрачней».
К царю поспешив, именитый Гудерз
Уста пред Кавусом без страха отверз,
Промолвил он: «В чём провинился Ростем?
1180 На гибель Иран обрекаешь зачем?
Забыл, как ворвался он в Хамаверан,
Как сдался Могучему Мазендеран?
Повесить Ростема грозишь самого?
Пустое царям не к лицу хвастовство.
Коль нас он покинет и вторгнется рать
С вождём, что свирепостью волку подстать,—
Кого из иранцев пошлёшь ты, о шах,
Того исполина повергнуть во прах?
Про лучших бойцов твоих слышал давно
1190 И видел их всех Гождехем, но одно
Твердит: не спасётся от гибели тот,
Кто с мощным Сохрабом сразиться дерзнёт.
Властитель, которым боец оскорблён,
Подобный Ростему,— умом обделён».
И царь, услыхав наставления те,
Поверил Гудерзу, его правоте;
В словах неразумных, жестоких своих
Раскаялся; гнев повелителя стих.
«Ты истине учишь,— сказал он в ответ —
1200 Премудрого старца нам дорог совет.
Глава властелина должна быть мудра,
Горячность и гнев не сулят ей добра.
Ростема должны вы теперь воротить,
Его успокоить, умиротворить,
О прошлом напомнить, суля ему вновь
И благоволенье моё и любовь.
Ко мне убеди его снова прийти,
Душе удручённой покой возврати».
Гудерз властелина покинул тотчас;
1210 Ростему вдогонку дорогою мчась,
Он вёл за собою друзей боевых,
Иранских мужей на конях огневых.
Ростема увидя в пустынной дали,
Догнали, горячую речь повели;
Бойцу-исполину воздали хвалу:
«Живи, недоступный печали и злу!
Весь мир да склонится пред волей твоей!
Престолом владей до скончания дней!
Ты знаешь, умом Кей-Кавус небогат,
1220 Он скажет и лишнее, гневом объят,
Но в сказанном вмиг повиниться готов
И к дружбе он снова склониться готов.
Коль шахом обижен Могучий, скажи,
Виновны ли в этом Ирана мужи?
Ужели расстаться нам время пришло?
Ужель благородное скроешь чело?
В отчаяньи руки грызёт себе шах;
Раскаялся он в безрассудных речах».
На это Могучий промолвил в ответ:
1230 «До шаха Кавуса и дела мне нет!
Что трон для того, кто гордится седлом!
Мне мантия — панцирь, венец мой — шелом.
Горсть пыли — Кавус для Ростема: с чего
Страшиться мне ярого гнева его!
Тех слов непристойных я стою, клянусь,
Какими меня поносил Кей-Кавус:
Зачем из темницы его я увёл,
Вернул ему царский венец и престол,
Воителей Мазендерана разил,
1240 Властителей Хамаверана разил!
Зачем Кей-Кавуса из вражеских рук
Я вырвал, избавил от плена и мук!..
По горло я сыт. Не страшусь никого,
Создателя только страшусь одного!»
Излил накипевшую горечь обид
И смолк. Исполину Гудерз говорит:
«Уйдёшь — подозренье обидное вдруг
Охватит и шаха и витязей круг.
— Знать, мощи туранца страшится герой.—
1250 Так станут шептаться мужи меж собой.—
Послушать, что пишет о нем Гождехем,
Так впору готовиться к гибели всем.
Когда устрашил он Ростема — в борьбе
Не сладить с туранцем ни мне, ни тебе—.
Про гнев Кей-Кавуса, Ростема уход
Средь витязей толков немало идёт.
Сохраба мужи поминают не зря.
Смотри же, не вздумай покинуть царя!
Чтут гордое имя твоё на земле,
1260 Но бегством его ты схоронишь во мгле.
К тому же в опасности древний наш край,
Державе и славе угаснуть не дай!
Грозят нам туранцы; позора не снесть
Тому, в ком отвага и вера, и честь».
Внимал увещаньям Гудерза Ростем
И думу глубокую думал меж тем.
Сказал он: «Коль в сердце я чувствую страх,
Пусть дух испущу у тебя на глазах!
Ты знаешь, от битв я бежать не привык,
1270 Но дух мой унизил владыка владык».
И ясно Ростему: закрыта стезя,
Дворец ему нынче покинуть нельзя.
Бесчестья страшась, возвратился с пути
И снова к владыке решился войти.
Кавус, лишь увидел воителя, встал
И жарко молить о прощении стал:
«Нрав пылкий самою природой мне дан,
Такими родимся, как хочет Йездан.
О недруге весть — будто меч надо мной;
1280 Сравнишь мое сердце с ущербной луной.
Послал за тобою, но тщетно я ждал.
Увидел, и гнева — увы — не сдержал.
О, витязь, тебя оскорбил я в сердцах,
Я каюсь, уста да засыпет мне прах!».
Ответ был: «Над нами ведь ты вознесён.
Мы — слуги, для нас твоя воля — закон.
Я подданный скромный, не больше того,
Коль подданства я заслужил твоего.
Пришел я твоим повелениям внять,
1290 Готов пред владыкой склониться опять».
Шах молвил: «О славный, живи много лет,
В душе сохраняя немеркнущий свет!
Сегодня весёлого пира черед,
А завтра дружины мы двинем в поход».
Для пиршества все приготовлено вмиг,
Украшен чертог словно вешний цветник.
Вся знать собралась и пред славным вождём
На радостях сыплет алмазы дождём.
Звон лютней, свирелей протяжный напев;
1300 Кружится рой нежных, как лилии, дев.
Сгущается сумрак, а пир все шумней,
Вздымаются чаши за славных мужей.
Так пили они до полуночной тьмы,
Пока от вина не затмились умы.
Пир кончен, расходятся богатыри,
Чтоб сном безмятежным проспать до зари.