[Поединок Сохраба с Гордаферид]
Услышала дочь Гождехема о том,
Что сдался Хеджир, побежденный врагом,
И вздрогнула дева, как смерть побледнев,
540 Вздох тяжкий исторгли обида и гнев.
Душа ратоборца была ей дана,
Молва прославляла её издавна.
Ей Гордаферид было имя, в борьбе
Не знала отважная равных себе.
В шафран обратились тюльпаны ланит —
Такой за Хеджира терзал её стыд.
Исполнясь отваги в решительный час,
В доспехи воителя вмиг облачась,
Запрятала косы в румийский шелом,
550 Завязки кольчуги скрепила узлом,
Кушак затянула, как муж на войне;
Покинув твердыню, на вихре-коне
Несется отважная Гордаферид,
И клич её грозный над полем гремит.
«Где витязи, где предводитель у вас?
Кто полный отваги воитель у вас?
Кто, равный чудовищам глуби речной,
Захочет помериться силой со мной?»
Но отклика нет на воинственный зов,
560 Никто не выходит из ратных рядов.
Смеётся в ответ, словно тешась игрой,
Сохраб, повергающий тигров герой.
Кричит он: «Булат не напрасно мне дан,
Второго онагра поймаю в капкан!».
Надел, быстротою подобен огню,
Китайский шелом, боевую броню,
Не зная, кто недруг, он мчится вперед;
Наездница лук оснастила, и вот
Под тучею стрел смертоносных Сохраб,
570 От них даже птица спастись не могла б.
И видит он: рати опасность грозит,
Бойца за бойцом неизвестный разит.
Тогда уязвлённый, томимый стыдом,
Неистовой жаждою мщенья ведом,
Огромным щитом заслоняясь от стрел,
Навстречу врагу богатырь полетел,
И яростью гордое сердце горит.
Поспешно повесила Гордаферид
Свой лук на плечо: разогнав скакуна,
580 Как птица взвилась и рванулась она
К Сохрабу: напрягши поводья, своё
Воителю в грудь устремила копьё.
От этого натиска рассвирепев,
Сохраб зарычал словно яростный лев
И сам, с быстротой грозового огня,
Узду натянул, бурно вздыбил коня,
Своим смертоносным огромным копьём
Сплеча размахнулся, стальным остриём
Ударил, и панцирь мгновенно пробит,
590 Но сердцем не дрогнула Гордаферид.
Ее совлекает с коня великан,—
Так мяч похищает проворный човган.
Но всадница, сбитая наземь с седла,
Булатом копьё удальца рассекла,
В седло боевое вскочила опять
И тучею пыль возмутила опять.
Однако сражаться ей дольше невмочь;
Коня повернула и ринулась прочь.
Боец буйным бегом дракона-коня,
600 Ты скажешь, сиянье похитил у дня;
Пыль черную к небу взметая столбом,
Летит, настигает, срывает шелом...
И вдруг по кольчуге скользнула коса;
Как солнце, девичья сверкнула краса.
И видит он: дева пред ним — не боец,
Не шлем бы носить ей — царицы венец.
Дивится герой: «Коль иранская рать
В бой деву подобную может послать,
Так верно мужи, как придет их черёд,
610 Прах темный взметут до небесных высот!»
Воитель заносит летучий аркан,
И схвачен мгновенно красавицы стан.
«Теперь не уйдёшь! — закричал он.— Войны
Тебе ли искать, с этим ликом луны?
Добычи такой не ловил я досель.
Не вырвешься, бьёшься напрасно, газель!»
И дева, поняв, что спасение в том,
К бойцу повернулась прекрасным лицом
И молвит: «Воитель, всех в мире мужей
620 Затмивший отвагою львиной своей!
На наше сраженье два войска глядят,
За каждым движеньем усердно следят.
Лишь косы девичьи рассмотрят — беда!
Насмешки посыплются градом тогда:
”Им прах в поединке до неба взметён,
Но бился не с витязем, с девушкой он!”
Длить битву тебе не пристало: ведь стыд
Сраженье подобное мужу сулит.
Не лучше ль поладить нам этой порой?
630 Внять голосу разума должен герой.
Ужель из-за девушки витязь готов
Посмешищем стать для друзей и врагов?
Поверь мне, ты встретишь покорную рать;
Коль мир предлагают, не рвись воевать.
Богатства и замок, и все мы — твои.
Ты цели добился, к чему же бои?»
Сохраб загляделся на Гордаферид:
Меж лалами уст ровный жемчуг блестит;
Лик прелести райской, пленительный стан
640 Стройней тополей, что лелеет дехкан;
Не очи, а лани, бровь каждая — лук;
Свежа, что весной расцветающий луг.
Промолвил он: «Помни же клятву свою!
Ты видела нынче, каков я в бою.
Твердыня тебя обольщать не должна,
Небесного свода не выше она;
Ее булавою низвергну. Ничьё
В сраженьи меня не коснется копьё!»
И деву боец отпустил; вороной
650 Помчал её степью к твердыне родной.
С ней рядом несется Сохраб. Между тем
С бойцами стоит за стеной Гождехем.
Открыли ворота, и деву спасли,
Всю в путах, в твердыню её увлекли.
И снова ворота на крепком замке,
И вновь стар и млад зарыдали в тоске:
Все в ярости от нанесенных обид
Хеджиру и доблестной Гордаферид.
Подходит к отважной правитель седой,
660 Бойцов именитых ведя за собой.
«О, дева бесстрашная! — вымолвил князь —
Как долго мы ждали, тревогой томясь.
И храбрость и хитрость пустила ты в ход,
И доблестный не посрамила свой род.
Рука неприятеля — небу хвала! —
Тебе в поединке не сделала зла».
Смеется отважная Гордаферид
Восходит на башню и так говорит,
Сохраба увидев с высокой стены:
670 «Эй, доблестный витязь туранской страны!
Зря тратишь ты силы, не время ли в путь?
Осаду оставь, о вторженьи забудь!».
«Добро, — отвечает он, мрачен лицом.—
Я солнцем, луною, престолом, венцом
Клянусь, победителем в замок войду,
Тебя, вероломную, в плен уведу.
Когда попадешь ты в неволю ко мне,
Раскаешься в дерзкой своей болтовне.
Но проку в раскаяньи позднем твоем
680 Не будет, и грянет возмездия гром!
Забыла ты данный тобою обет?»
Но Гордаферид улыбнулась в ответ
И молвит: «Воитель туранский, прости!
Туранцу в Иране жены не найти.
Должно быть, меня не судил тебе рок.
О славный, ты б лучше себя поберег!
Ты вправду ли родом туранец? Скажи.
Тебя и в Иране бы чтили мужи.
Плечами, осанкой, лицом ни один
690 Не может сравниться с тобой исполин.
Услышит Кавус про туранца-вождя,
Что в край наш ворвался, дружину ведя,—
И двинет полки, и примчится Ростем;
Не сладишь ты с грозным воителем тем.
Он войско твое уничтожит, тогда
Тебя бы, смотри, не постигла беда!
Жаль мощи твоей богатырской; попасть
Не должен ты тигру свирепому в пасть.
Ты, силой кичась, не кидайся вперед, —
700 Лишь бык сам себя, разъярившись, грызет.
Назад поверни с рокового пути,
Лик ясный к туранской земле обрати!»
Внимает воитель, обида горька.
А так ведь, казалось, победа близка!
Весь край у подножия крепости той
В отмщение сделать равниной пустой
Велел он: жилища без жалости сжечь,
Людей разоренью и горю обречь.
Промолвил он: «Поздно сражаться, уж день
710 Померк, и ночная надвинулась тень.
Но завтра твердыню мы в пыль превратим.
Бой грянет великий!». Досадой томим,
Хлестнул он коня и помчался к шатру,
Решив наступленье начать поутру.
[Посланье Гождехема Кавусу]
Умчался Сохраб, и писца вслед за тем
Призвал удрученный бедой Гождехем.
Послание шаху составил писец,
Сбирается в путь расторопный гонец.
В письме воздается владыке почёт,
720 А дальше рассказ о событьях течёт:
«О доблестный царь! Из Турана примчась,
Дружина внезапно напала на нас.
Вождю той дружины, питомцу побед,
Едва ли минуло четырнадцать лет.
Он станом стройней молодых тополей,
А ликом — небесного солнца светлей.
Где видан воитель с рукою такой,
Столь мощный, с большой булавою такой?
Как ринется в битву с индийским мечом,
730 И горы и реки ему нипочём.
Пройди весь Иран и Туран — силачу
В сраженьях соперника нет по плечу.
Героя Сохрабом зовут; не страшны
Ему ни драконы, ни львы, ни слоны.
Ты скажешь, то сам несравненный Ростем,
Воитель, которому прадед Нейрем.
Хеджир, чья отвага повсюду славна,
Помчался, на бурного сев скакуна, —
С Сохрабом помериться силой в войне:
740 Его столько времени я на коне
Видал, сколько нужно, чтоб глазом моргнуть
Иль запах цветка мимоходом вдохнуть,—
Столь быстро Сохраб его сбросил с седла...
Рать, глядя на то, в изумленье пришла.
Хеджир, уцелевший, но взятый в полон
Изранен, измучен, душой уязвлён.
Хоть всадников видел умелых, лихих,
Не видел в Туране я смелых таких.
Пропал, кто к нему попадется в тиски
750 На поле, где сходятся в битве полки!
Мощь грозная кроется в богатыре,
Пред доблестным не устоять и горе;
Поскачет он к ней, попирая поля,
Заплачет над нею сырая земля.
Коль станешь ты мешкать, не вступишь в войну,
Не вышлешь дружин, защищая страну, —
Родной наш Иран разорённым считай,
Враждебной рукой покорённым считай.
Тот витязь другим не чета храбрецам;
760 Сказал бы, в нем ожил воинственный Сам.
Сильнейшие витязи дрогнут пред ним;
Их свалит он рукопожатьем одним.
Не нам состязаться с подобной рукой,
С такой булавой и отвагой такой.
Нас битва погубит, его ж вознесёт
Победной главой до небесных высот.
Мы с вечера в путь собираться начнём,
В глубь края отступим во мраке ночном.
Но если ещё мы промедлим хоть час,
770 Ничто не спасёт от погибели нас.
В твердыню он вторгнется, рать одолев:
Где он наступает, отступит и лев».
Письмо запечатав, посланца затем
Призвал, и ему повелел Гождехем:
«Отправься, лишь первые вспыхнут лучи;
Тропою, врагам неизвестной, скачи».
Отправил он шаху посланье, а сам
В поход приказал собираться бойцам.
[Вторжение Сохраба В Белую крепость]
Лишь солнце взошло над высокой горой,
780 Сомкнули туранцы воинственный строй.
С копьём смертоносным, на быстром коне
Сохраб их возглавил, готовый к войне;
Защитников крепости, словно овец,
Схватить и связать замышлял удалец.
На стены он смотрит — людей не видать.
С воинственным кличем за витязем рать
Помчалась; разбив на воротах засов,
Как смерч, ворвались, но не видно бойцов.
В ночи осаждённым воителям всем
790 Бежать удалось: их увёл Гождехем.
Под крепостью ход был подземный — про то
Дотоль из туранцев не ведал никто.
Бесследно исчезли и войско и князь,
Твердыню Сохрабу оставить решась.
Виновны ль, безвинны ль, один за другим
Все жители края предстали пред ним,
Прощенья, пощады прося у вождя,
Ему о покорности вечной твердя.
Но тот не внимает, любовью горит;
800 Все ищет он милую Гордаферид
И сетует, плача, не ведая сна:
«О горе, за тучами скрылась луна!
[У цели я был, но добычу злой рок
Из рук моих вырвал, безмерно жесток.
На дивную лань я накинул аркан —
Ушла, а меня залучила в капкан.
Со мной колдовские творила дела:
Мечом не коснулась, а кровь пролила.
Подобно пери промелькнула, и вот
810 Похищено сердце, а боль все растёт
В груди опустевшей, все злее печаль:
Любимая скрылась в безвестную даль!
Увы, ускользнула, исчезла во мгле...
Нет участи горше моей на земле!»
И ночью и днем богатырь горевал,
От взора чужого любовь укрывал;
Но муку не скроешь — таи не таи —
Когда из очей заструятся ручьи;
И как ни хитрил бы, душой удручён,
820 В груди не удержишь отчаянья стон.
Бледнеет и вянет Сохраб, с каждым днём
Сильнее сжигаемый тайным огнём.
Вначале о ране сердечной его
Хуман именитый не знал ничего;
Но видя, что блекнет воителя лик,
Он в тайну умом прозорливым проник.
Он понял: как будто коварным силком,
Сохраб молодой полонён завитком.
Невмочь ему, сон убегает от глаз,
830 И рад бы уйти, да в трясине увяз...
Чтоб мысли Сохраба направить к войне,
Хуман с ним беседует наедине;
Твердит он: «Никто из владык в старину
Не бился у страсти безумной в плену,
Желаньем неистовым не пламенел,
Сверх меры от кубка любви не пьянел.
Газель за газелью арканом лови,
Но бойся попасться в тенёта любви!,
О витязь, искусством войны овладев
840 Забудь о пленительной прелести дев.
Бойца привлекает лишь славы краса;
Орлу подобает любить небеса!
Успешно мы начали ратный поход,
Без боя нам сдался Ирана оплот,
Но битва не кончена, путь наш суров,
Немало нас ждёт и невзгод и трудов.
С могучим Ростемом могучая рать,
Привыкшая славы в сраженьях искать,
Примчится, решимости ярой полна...
850 Кто ведает, как обернётся война!
Тебе одному — удальцу, силачу —
С дружиной иранскою спор по плечу.
Ты сердца влюблённого жар охлади,
Не то — пораженья бесславного жди.
Коль страсти поддашься — ты жертвой падёшь,
Коль страсть обуздаешь — ты к цели придёшь:
Одержит победу твой грозный клинок,
И деву тогда ты увидишь у ног».
Очнулся Сохраб, назиданию вняв:
860 «О витязь туранский,— вскричал он, — ты прав!
Меня исцелил ты словами. Клянусь,
Навек нерушим наш священный союз».]
Меж тем до Кавуса посланье дошло.
Как только узнал про нежданное зло,
Созвал он мужей, возглавляющих рать,
Чтоб вести тревожные им рассказать.
В раздумьи сидят с властелином бойцы,
Ирана прославленные храбрецы:
Тус гордый, Гудерз, чей родитель Гошвад,
870 Гив храбрый, Горгин и Бехрам, и Ферхад.
Посланье бойцам прочитал властелин,
Поведал, каков молодой исполин,
И, с ними советуясь, вымолвил так:
«Коль прав Гождехем, угрожает нам враг
Невиданной мощи. Лишился я сна,
Тоской и тревогой душа пронзена.
Ему средь иранцев соперника нет;
Где средство сыскать от нагрянувших бед?»
На том порешили, что доблестный Гив,
880 Тотчас же к Ростему в Забул поспешив,
Доставит Могучему грозную весть
О том, что в опасности царство и честь;
Пусть витязь могучий, державы оплот,
На помощь иранской дружине придёт.
Готовить послание стал властелин,
Страшась наступающих грозных годин.