[Сохраб повергает Ростема]
Той ночью Сохраб, поднимая фиал,
Под пение руда, вино распивал.
Сказал он Хуману: «Что хищник лесной —
Тот витязь, дерзнувший сразиться со мной!
В нем рост и осанку свою узнаю;
2160 Как я, нападает он яро в бою;
Грудь та же и плечи. Сказал бы мудрец:
По мерке одной создавал нас Творец.
Мне душу тревожит воителя вид;
Взгляну — и лицо от смущенья горит,
Речь матери вспомню, и весь я в огне,
Приметы родителя чудятся мне.
Все думаю: это не сам ли Ростем,
Муж доблестный, непревзойдённый никем?
Страшусь, как бы здесь, в ослепленьи своём,
2170 Копья не скрестил я с отцовским копьём».
На это Сохрабу Хуман отвечал:
«Ростема не раз я в сраженьях встречал.
Ты слышал, в походе на Мазендеран
Как все на пути сокрушал великан?
Хоть с Рехшем Ростема и схож этот конь,
Но сила не та и не тот в нем огонь».
И вот уже в небе заря занялась;
Вскочили бойцы, ото сна пробудясь.
В броню облачился Сохраб, не спеша;
2180 Бой в мыслях, но к миру стремится душа.
К Ростему затем, бросив клич боевой,
Примчался он с тяжкой своей булавой
И молвит, а сам улыбнуться не прочь,
Как будто вдвоём пировали в ту ночь.
«Каков был твой сон, пробужденье твоё,
О битве какое решенье твоё?
Не лучше ли бросить булатный клинок?
Жестокость и злобу зарыть бы в песок,
Усевшись за чашу, не помнить бы зла,
2190 Угрюмую думу согнать бы с чела,
Творцом всемогущим поклясться, что впредь
Не будем враждою и гневом гореть.
Кто хочет, пусть яро кидается в бой,
А мы попируем сегодня с тобой!
Знай, витязь, мне в сердце закралась любовь:
В лицо от смущения бросилась кровь.
Ты род свой, должно быть, от богатырей
Ведёшь: назови своих предков скорей!
Негоже тебе своё имя скрывать
2200 От мужа, с которым идешь воевать.
Не Сама ль ты внук, не Дестана ли сын,
Не вождь ли Забула, Ростем-исполин?»
«О жаждущий славы! — ответил Ростем —
Вчера о другом шла беседа, меж тем:
Про бой рукопашный здесь речи велись.
Меня ты опутать обманом не тщись!
Пусть юноша ты, я зато не дитя,
Мы будем бороться с тобой не шутя.
Сразимся же! Как всемогущий Творец
2210 Захочет, такой будет делу конец.
Не раз испытал я паденье и взлёт,
Меня пустословие не проведёт».
«Эй, старый! — Сохраб восклицает в ответ —
Напрасно ты мой отвергаешь совет.
Хотел я, чтоб ты не в кровавом бою —
В положенный срок жизнь окончил свою,
Тебя чтоб наследник гробнице вручил,
Дав духу парить, плоть темнице вручил.
Что ж, если в руках твою жизнь я держу,
2220 Я в путь её, волей Творца, провожу!»
И вот соскочили с коней боевых
В шеломах и ратных кольчугах своих.
Сердца у обоих страданья полны;
Привязаны накрепко их скакуны.
Схватились, как львы, в рукопашном бою,
Кровавую с потом мешая струю.
Так бились до полдня; то сын, то отец
В бою пересиливал. И наконец,
Вскипел, словно буйством охваченный слон,
2230 Боец молодой; прянул бешено он,
Простер богатырские длани и так
Ростема схватил и рванул за кушак,
Что впору разверзнуться было земле!
С морщинами гнева на юном челе,
Натужась, поверг он Ростема: взревев,
Так валит онагра огромного лев;
Могучему не дал подняться с земли,
На грудь ему сел, весь в поту и в пыли;
Уже обезглавить его помышлял
2240 Сохраб, обнажив свой булатный кинжал.
Но речь обращает Ростем к силачу:
«Я правду скрывать от тебя не хочу.
Каков, расскажу я, обычай у нас;
Никто б не нарушил приличий у нас;
Коль витязь, ведя врукопашную бой,
Соперника бросит во прах пред собой,
И на спину тот опрокинут лишь раз —
Он голову вражью не рубит тотчас;
Но если не раз его свалит, а два —
2250 Заслужено витязем звание льва;
Пусть рубит сопернику голову он:
Таков наш обычай, наш ратный закон».
Так, выбрав подсказанный хитростью путь,
Сумел он от смертных тисков ускользнуть;
Юнца убедил искушенный старик;
Совет простодушному в сердце проник.
Не диво: доверчива юность, чиста,
Мила ей отвага, сродни доброта.
Врага отпустил и, как ветер в степи,
2260 Помчался: газелей заметил в степи.
Охотиться стал и совсем позабыл
О муже, который повержен им был.
Вождя не дождавшись, туда прискакал
Хуман и про схватку расспрашивать стал.
Сохраб рассказал ему всё до конца
Про битву, про речи Ростема-бойца.
«Жаль, юноша! — витязь в ответ говорит —
Иль жизнью своею по горло ты сыт?
Жаль стана и плеч мне твоих, великан,
2270 Жаль ног богатырских и длинных стремян!
Зачем беззаботно раскрыл ты силок,
В который свирепого тигра завлек?
Страшусь за тебя: снова ринувшись в бой,
Кто ведает, что совершит он с тобой?
Я помню властителя мудрую речь:
Как недруг ни слаб, им нельзя пренебречь».
Умолк он, сраженный известием тем,
Боясь, что победу одержит Ростем.
Ответил бойцу молодой исполин:
2280 «Утешься и сердце избавь от кручин!
Я завтра в бою одолею врага,
В аркане увидишь ты шею врага».
Так молвив, Сохраб воротился в шатёр,
А в сердце твердил он Ростему укор.
Из рук храбреца ускользнувший Ростем
Стальною горою поднялся, меж тем,
Как мёртвый, вновь душу обретший свою,
И к ближнему он устремился ручью;
Напившись, омыл своё тело и лик,
2290 Взывая к Создателю, к праху приник,
Молил даровать над врагом торжество, —
Не знал, что судьба обездолит его,
Не ведал про горестный жребий земной,
Что солнцем ему предречён и луной...
Слыхал о Ростеме я: сызмала он
Был силой такою творцом наделен,
Что если гранит попирали ступни,
Всей тяжестью в камень врезались они.
Не раз тяготился он силой такой,
2300 Мешала она, отнимала покой.
К творцу он взмолился, печалью томим,
Желанье в молитве излил перед ним,
Чтоб хоть вполовину Йездан сократил
Избыток его отягчающих сил.
Услышал создатель молитву, и вождь
Утратил свою непомерную мощь...
А ныне борьба небывалая ждёт,
И голову мысль о сопернике жжёт,
И вновь он взывает к Йездану: «Творец!
2310 Защиты прошу я, твой раб, твой боец.
Всемощный Владыка небес и земли,
Мне силу былую опять ниспошли!».
И голос бойца до Йездана дошёл,
И прежнюю силу Могучий обрёл.
Вернулся к поляне, покинув ручей,
Душой удручён, ликом воска желтей;
Примчался туда и Сохраб-великан;
Лук добрый в руке, за плечами аркан.
Воинственный клич оглашает поля,
2320 От конского бега трясётся земля.
Могучий, Сохраба увидев таким,
Дивится, тоской и тревогой томим,
Себя вопрошает, что бой принесёт?
Предчувствия злого все тягостней гнёт.
Не дрогнул Сохраб пред нависшей бедой,
Задор загорелся в душе молодой.
Приблизясь, вгляделся в соперника он;
Величьем и мощью его поражён,
Воскликнул: «Ушедший от львиных когтей!
2330 Ты снова погибели ищешь своей!
Почто поединка со мной не избег?
Но знаю, ты правды не скажешь вовек».
[Ростем повергает Сохраба]
Коней привязали, и ринуться в бой
Готовы, теснимые грозной судьбой.
Ведь если злой рок разъярится — гранит
Он силой свирепою в воск обратит.
Опять врукопашную богатыри
Схватились, и в это мгновенье, смотри,
Как будто всю мощь у сохрабовых рук
2340 Высокое небо похитило вдруг.
Во гневе, исполнясь невиданных сил,
Ростем исполина за шею схватил,
Рванул, и согнул, и Сохраб изнемог;
Истёк предназначенный юноше срок.
Повергнув Сохраба, но зная, что тот
Не сдастся, повергнет его в свой черёд,
Ростем свой клинок извлекает рывком
И юноше грудь рассекает клинком.
Тот — замер от боли, приникнув к земле,
2350 Оставил заботы о благе и зле.
Как только ты смерти чужой возжелал
И кровью людской обагрил свой кинжал —
Уж крови твоей жаждет мстительный рок,
Как нож для тебя— каждый твой волосок...
Промолвил Сохраб: «Сам себе я злодей!
Вручен тебе ключ был от жизни моей,
Вина не твоя: то горбун-небосвод
Сегодня мне гибель без времени шлёт.
В забавах промчится ровесников день,
2360 Меня же укроет могильная сень.
Мать знак, чтоб отца отыскать, мне дала;
Любовь на погибель меня обрекла.
Так пламенно жаждал я встретить отца,
Но смерть стерегла на дороге юнца.
Я рвался увидеть родные черты,
Увы, не сбылись молодые мечты.
Но стань ты хоть рыбой в глубоких водах,
Иль ночью, таящейся вечно впотьмах,
Иль в небе далеком явись, как звезда,
2370 И узы расторгни с землей навсегда —
Настигнет тебя мой отец-исполин,
Узнав, что под камнем покоится сын.
Найдётся кому средь воителей снесть
Ростему, бойцу знаменитому, весть:
Сохраб в поединке повергнут во прах,
Он умер со словом — Ростем — на устах».
Ростем, это выслушав, оцепенел,
Пред взором его белый свет потемнел.
Качнулся, смертельною болью пронзён,
2380 И рухнул на землю без памяти он.
Очнувшись, остаток слабеющих сил
Собрал и со стоном юнца вопросил:
«Где знак от Ростема? Скажи, не томи.
Навеки да будет он проклят людьми!
Ростем я, меня да забудет Систан,
О смерти моей да заплачет Дестан!».
Схватился за волосы, горем убит,
И вопль, раздирающий душу, звучит.
Тут юноша обмер, от муки ослаб;
2390 Опомнившись после, чуть слышно Сохраб
Промолвил: «Так значит, Ростем это ты!
Я, стало быть, жертва твоей слепоты.
Я к истине звал, но не внял ты мольбе,
Ни разу не дрогнуло сердце в тебе.
Кольчугу мою расстегни на груди,
И свой амулет под кольчугой найди.
Лишь стали кимвалы в поход призывать,
В слезах подошла удручённая мать.
Рыдая, родная меня обняла,
2400 Родительский дар мне в дорогу дала,
И молвила: — Памятку свято храни,
Тебе пригодится она в эти дни... —
И вот пригодилась — ненужною став,
Сражённого сына отцу показав».
Кольчугу Сохраба Ростем расстегнул,
Увидел свой знак и к страдальцу прильнул,
Стеная: «Ужели погублен ты мной,
О доблестный витязь, о сын мой родной!».
Рыдает и сыплет на голову прах;
2410 Ланиты в крови и в горючих слезах.
Но слышит он: «Слезы напрасно не лей!
Мне слезы твои — смертных мук тяжелей.
Что проку теперь убиваться тебе!
Так сталось, так было угодно судьбе».
Уж ясное солнце спустилось с небес —
Нет в стане Ростема, Могучий исчез.
Разведчиков двадцать покинули рать,
Надеясь исход поединка узнать.
Двоих увидали в пыли и грязи
2420 Коней, а Ростема не видно вблизи.
Могучего мужа нигде — ни в седле
Не видят воители, ни на земле.
Сочли умерщвленным главу храбрецов,
И головы кругом пошли у бойцов.
К Кавусу с известьем гонец отряжён:
Лишились Ростема держава и трон!
Стан воинский тяжким уныньем объят,
Стенания громкие к небу летят.
В кимвалы ударить велит Кей-Кавус,
2430 Построил ряды пред владыкою Тус
И молвит владыка иранским бойцам:
«Лазутчиков в поле пошлите, и там
Разведайте, что замышляет Сохраб:
Рыдать об Иране пора не пришла б!
Коль пал в поединке Ростем-исполин,
Кто выйдет на битву из наших дружин?
С драконом таким не под силу нам спор;
Бежать приведётся, приемля позор!».
Услышав из стана донесшийся гул,
2440 В тревоге Сохраб на Ростема взглянул
И молвил: «Страшусь я, со смертью моей
Невзгоды пойдут у туранских мужей.
О них позаботиться мне обещай,
Напасть на туранцев Кавусу не дай.
Пусть их не настигнут в дороге враги,
Уйти невредимыми им помоги.
Они ведь ко мне на подмогу пришли
Сражаться с бойцами иранской земли.
Немало я воинам благ обещал,
2450 Надеждами многими их обольщал.
Кто мог бы подумать о доле такой,
Что буду убит я отцовской рукой!..
Здесь в крепости витязь иранский: в полон
Он был на аркане моем уведен.
Его о тебе вопрошал я не раз,
Душа моя лик твой увидеть рвалась.
Но низкий — с земли бы исчезнуть ему! —
Желанию сбыться не дал моему.
Он ложью надежду украл у меня,
2460 Затмил предо мною сияние дня.
Иранца того отыщи и верни,
Но мстя за меня, ты его не казни.
Приметы, что мать мне поведала, сам
Я видел, да только не верил глазам.
Должно быть, судил мне безжалостный рок,
Чтоб я от отцовской руки изнемог.
Как молния вспыхнув, как вихрь я исчез.
Мы свидимся в светлом чертоге небес».
Дыханье стеснилось в груди у отца,
2470 И не было горьким стенаньям конца.
В груди его пламень, и влага в очах.
На Рехша вскочив, темный вздыбил он прах;
Раскаяньем горьким томим все сильней,
Рыдая, предстал перед ратью своей.
Иранцы увидели войска главу,
И каждый склонил пред Могучим главу.
К создателю их славословье неслось:
Ростема увидеть живым привелось!
Но видя на темени витязя прах,
2480 И в клочьях одежду, и кровь на щеках,
Расспрашивать стали: «Рыдаешь о ком?
Почто возвратился ты в горе таком?».
Сказал он, какое злодейство свершил,
Как милого сына в бою сокрушил.
С ним вместе бойцы зарыдали; совсем
От горя тогда обезумел Ростем.
Дружине своей богатырь говорит:
«Лишился я сердца и телом разбит.
Нельзя вам идти на туранцев войной.
2490 Довольно и зла, совершенного мной!».
В одеждах разорванных, скорбью объят,
Рыдая, приблизился к витязю брат.
Поведал ему удрученный Ростем
Про все, что от сына слыхал перед тем.
Воскликнул он: «Каюсь я в тяжкой вине,
И тяжкая кара ниспослана мне.
Мной, старым, погублен мой сын молодой,
Повержен во прах исполин молодой.
Рожденного мной, уничтожил я сам,
2500 Оплакивать вечно его небесам!».
Хуману послание он написал:
«Я в ножны влагаю возмездья кинжал.
Остался ты рати туранской вождём,
Так бодрствуй над нею и ночью и днём.
Не время теперь мне с тобой воевать,
И нечего больше о том толковать.
Ты правду, злонравный, от юноши скрыл,
Ты кровью мне сердце и лик обагрил!»
И брата Могучий торопит: «Спеши
2510 В дорогу, о витязь великой души!
Хумана и рать до реки проводи,
От бед и опасностей их огради».
С посланием тем богатырь Зеваре
К Хуману-вождю поскакал на заре.
Ответил ему предводитель Хуман:
«Сохраба обрёк на погибель обман
Хеджира. Он, злобный, от сына-юнца
Умышленно скрыл исполина-отца.
Ростема стремился Сохраб отыскать,
2520 А низкий решился Сохрабу солгать.
Причина несчастья — коварная речь,
Снеси вероломному голову с плеч!».
К Ростему прийдя, рассказал Зеваре
О войске туранском, о богатыре,
О том, что Сохраба на смерть обрекло
Иранцем Хеджиром свершенное зло.
Ростем потрясён был речами его,
И мир потемнел пред очами его.
Он, с поля сраженья к Хеджиру примчась.
Схватил и поверг его наземь тотчас;
2530 Спеша обезглавить, из ножен кинжал
Извлек; ярый гнев ему сердце сжигал.
Смягчиться бойцы умоляли вождя,
Хеджира от смерти спасли, уведя.
Поспешно направился муж-исполин
Туда, где покоился раненый сын.
Вослед исполину примчавшись затем,
Гудерз опечаленный, Тус, Гостехем
И витязи все, возглавлявшие рать,
Вождя своего принялись утешать:
2540 «Тебе в этом горе поможет Йездан,
Пошлет исцеленье, быть может, Йездан».
Схватился Ростем за отточенный меч,
В отчаяньи грудь себе хочет рассечь,
Но в горе к Ростему взывают бойцы,
Кровь сердца из глаз проливают бойцы.
Промолвил Гудерз: «Полно, будет ли прок,
Хотя бы весь мир ты в отчаяньи сжёг?
Хоть сотней мечей свое сердце пронзишь,
Страданий любимого не облегчишь;
2550 С тобою в живых он пребудет, коль срок,
Назначенный небом, ему не истёк;
А если окончится витязя век,
Подумай, кто в мире сей доли избег?
Ведь смерти объятья откроются всем.
Венец ли мы носим, иль воинский шлем —
Нас всех не забудут из жизни изгнать.
Что встретим затем — не дано нам узнать.
Никто не помилован грозной судьбой,
2560 Нам впору, о друг, зарыдать над собой!
Шагаем вразброд, а дорога — одна,
Будь долгою или короткой она».