— Я так и понял, — Франциск мягко отстранился и подтолкнул меня к выходу из столовой. — Я на кухню. А ты иди к своему пациенту. Мне ещё готовить и готовить, мясо в духовке ждёт, пережаривается, поставщик овощей с минуты на минуту позвонит… короче, я удивлюсь попозже. Детальный рассказ потребую тоже позже.
— Спасибо… «папочка», — я лукаво улыбнулся и с тревожно бьющимся сердцем
(«А вдруг он уже пришёл в себя?!»)
вошёл в спальню. Нет, надежда не оправдалась, Кси разметался по кровати в своём беспробудном сне-лихорадке. Лапочка… если к вечеру ты не придёшь в сознание, мне придётся кормить тебя внутривенно. А пока я волей-неволей обязан оставить тебя и уйти на работу.
Иначе Хардинг сдерёт с меня три шкуры.
Комментарий к 8. Пожар
¹ Человек в железной маске (фр.) — загадочный узник Бастилии (примерные годы заточения 1660-1670). До самой смерти за решёткой не показал никому своего лица и не проронил ни слова.
========== 9. Перед грозой ==========
****** Часть 2 — Чувства стихий ******
Шеппард оторвал глаза от кипы бумаг и холодно взглянул на меня:
— Ты хочешь уволиться?
— Не понял…
— Ты хочешь уволиться? — спокойно повторил Шеп.
— Эй, ты чего?! — сердце забило тревогу от неясных предчувствий. Я велел ему заткнуться.
Хардинг хрустнул пальцами и повернулся ко мне вполоборота:
— Ты отказался от трёх весьма заманчивых клиентов, больше недели без всяких объяснений не показывался в офисе, а сейчас пришёл с таким затравленным и замученным видом, что никакого другого вопроса у меня возникнуть и не могло. Присаживайся.
— Не хочу, — я нервно улыбнулся. — Я вовсе не собираюсь увольняться. У меня просто… просто я… у меня проблемы, которые касаются только меня.
— Ты в этом уверен?
— Откровенно говоря, нет, но… я пришёл просить себе ещё выходной. Хотя бы один день. Я не могу выйти на задание просто физически.
— Разумеется, не можешь. И никто не сможет это сделать, если не будет высыпаться целую неделю.
— С чего ты взял, что я не спал неделю?
Босс пожал плечами:
— По тебе много не скажешь, и мне остаётся догадываться, что такое страшное с тобой приключилось. Но твои воспалённые и смертельно усталые глаза заставляют меня тревожиться сильнее, чем ты можешь себе представить. Не хочешь поделиться проблемой?
— Ты не сможешь подсказать мне выход.
— А ты не будь в этом так уверен.
— Я ни в чём не уверен, Шеп. И я боюсь. А со своим страхом справлюсь только я сам.
— Почему ты перестал мне доверять? — его серые глаза приобрели знакомое пронизывающее выражение. Не могу допустить его в свой внутренний мир именно сейчас.
— Я доверяю тебе, не сомневайся. Возможно, просто настало время проверить крепость твоего доверия ко мне. А потому доверься мне немедленно. И больше ничего не спрашивай.
— Как скажешь. Поговорить с тобой, по крайней мере, можно или ты жутко торопишься?
— Могу остаться на полчасика, Шеп. А у тебя что, совсем дел нет?
— Анджело, я не видел тебя восемь дней. Почти девять. Я мог элементарно соскучиться, или у меня внутри счётная машина и кассовый аппарат? Я ведь имею право на мизерную толику твоего внимания?.. Как крёстный отец. Работа может и подождать. Иди сюда, — Хардинг прекратил болтовню и привычным движением привлёк меня к себе.
В его медвежьих объятьях я ощущаю себя неповторимо маленьким и беззащитным. Проверенная надёжность этих могучих мускулистых лап вроде бы успокаивает. Но и тревожит кое-что. Шеп без памяти влюблён в моё тело, поклоняется ему… и тем не менее пресекает в корне любую шальную мысль, направленную на воплощение непристойных фантазий. Я верю, что его воля огромна. Но ведь не бесконечна же. Когда Шеппард сорвётся? И, если это произойдет, не превратится ли он во второго Бэзила? Он, конечно, совестливый и сердечный, но мало ли во что может превратить его мой отказ. Кроме того, Варман по комплекции и рядом с ним не стоял. Шеп такой верзила, что при желании и надлежащей агрессии способен изнасиловать меня одним мизинцем. При желании, да — одним мизинцем. Нет, он слишком любит меня. Или я наивно обманываюсь?
— Я обожаю тебя, — прошептал Шеп, вряд ли даже догадываясь, как метко разрешил мои сомнения. — И никогда не хотел причинять боль. Я мучаюсь, когда мучаешься ты. Если я обидел тебя настойчивыми расспросами, то прости, малыш. На самом деле я хотел поговорить с тобой о твоём последнем клиенте.
— Максимилиан? — моё тело слегка напряглось, и его руки не могли этого не заметить.
— Не совсем. Ксавьер.
— Опять?! Дался тебе младший Санктери…
— Не мне. Правительству.
— Ну что уже случилось? — нетерпение я довольно ловко выдал за раздражение и протест.
— Едва поступив на базу, он следующей же ночью оттуда сбежал, подорвав штаб-квартиру управления, где, к счастью, было немного людей. Кроме того, задушен его учитель Бэзил Варман, твой любимый враг… и наш недавний заказчик. Застрелено несколько офицеров. Ходят упорные слухи, что Санктери помогли сбежать. Ты ничего не слышал об этом?
— Забываешь о том, что я неделю из дому не выходил. Какие новости, когда мне так хреново?!
— Энджи, может, ты заболел?
— Может, — я вздохнул с притворной горечью. — Вполне возможно, у меня неизлечимая болезнь. Одна из тех, что нередки в рядах бывших федеральных шлюх. Ты понял, о чём я, Шеп. Закончился многолетний инкубационный период, и теперь вирус перешёл в наступление…
— Ш-ш! Не смей так говорить! По этой части ты абсолютно здоров, я уверен. Я продолжу. Ксавьер исчез, сотворив дичайший переполох и панику, его разыскивает национальная служба безопасности, ЦРУ и наша контора. За его голову назначена кругленькая сумма, однако всем нам он нужен исключительно живым. У Максимилиана огромное наследство, если Ксавьер умрёт, оно автоматически по завещанию достанется его двоюродной сестре Шейле. Она живёт в Европе, семья у неё немаленькая и хорошо подкованная в вопросах финансовой защиты, я наводил справки. А сама она работает в министерстве юстиции. Наше правительство просто не сможет дотянуться до неё и, тем более, убрать. Всё это вызовет слишком широкий резонанс у общественности.
— Зачем вообще кого-то убивать?!
— За неимением наследника всё богатство Санктери достанется государственной казне Штатов. А оно не очень скромное, знаешь ли — 29,7 миллиардов долларов по официальным документам. И является в пять раз большим на самом деле.
Я еле-еле сглотнул сухой комок в горле и спросил:
— А если этого Ксавьера найдут живым?
— В идеальном варианте его заставили бы подписать документ, по которому он отказывается от прав на собственное наследство, но это было бы в том случае, если бы он был совершеннолетним. А в данной ситуации ему назначат опекуна-распорядителя имуществом, который постарается сделать так, чтобы через пару лет унаследовать нечего было. Но без самого Кси провернуть все эти махинации им не удастся: любые действия будут неправомерными. А они всегда и всё… делают неукоснительно буквы закона, — Шеппард криво усмехнулся.
— Я не понимаю, к чему об этом рассказывать мне?
— Я хочу, чтобы ты занялся малолетним Санктери, его поисками. Хочу доказать этим вшивым правительственным агентам-недоумкам, что “Compare2State” — круче всех не только в США, но и во всём мире. И что наши сотрудники — лучшие из лучших. А самым лучшим из этих лучших небезосновательно являешься ты. Поэтому-то я тебя и выбрал. Ты найдёшь его быстрее ЦРУ.
— Мило. А что потом, после того как я поймаю и приведу малявку?
— Собственно, нам он не нужен. И мы дорого продадим его алчущему казначейству. Но не за одни лишь деньги, разумеется. Что касается тебя — награду за Кси ты получишь и от своих, и от чужих. От меня, как обычно, премиальные, и от Белого Дома тридцать два миллиона: именно во столько оценили голову Санктери. Короче, я рекомендую тебе хорошенько выспаться и заниматься работой. Подготовься. Завтра начнёшь охоту.
— А если я не хочу? — вырвавшиеся слова принадлежали не мне, а миокарду.
— Не хочешь? Но… — Хардинг явно растерялся, — не хочешь или не можешь?
— И не хочу, и не могу. Но я это не утверждаю окончательно, я просто спрашиваю. Что, если я откажусь от этого дела?
— Я тебя пойму. Если, конечно, ты сможешь мне вразумительно объяснить почему.
— Объясню охотно. Мне с головой хватило папочки этого шустрого сопляка. Он так меня выбил из колеи, что я до сих пор не могу опомниться.
— А что такого произошло в ночь убийства, Андж? — у меня было омерзительное ощущение, что Шеппарду известно абсолютно всё, но я бездумно подавил его: этого просто не может быть!
— Тебя это не касается, Шеп. Прости, но это действительно так. Когда пойму, что могу расколоться, тогда и открою тебе эту замечательную тайну.
— О’кей. Проясни лишь одно: ты берёшься?
— Не знаю. Я… ещё подумаю. Дай мне время до завтра. Я позвоню или приду и… нет, просто позвоню и скажу два слова. Даже три.
— Какие?
— «Выхожу на охоту». В противном случае я не позвоню. Сам мне лучше не трезвонь. Скорее всего, я буду спать.
— Договорились, малыш, — он чмокнул меня в щеку.
— Пока, Шеп, — я успокоен, но не полностью. Что-то в тоне его голоса сильно разволновало моё сердце.
«Ему известно то, о чём ты даже не подозреваешь!»
Может быть. Всё может быть.
*
Вернулся домой. И первым делом бросился к Франциску:
— Детка в себя не приходил?
Повар сокрушённо покачал головой:
— Я бы очень хотел тебя обрадовать, но… извини, Анжэ.
— Ты не виноват. Я не ставлю будильник, разбуди меня в семь, — я влетел в спальню, еле вписавшись в поворот, притормозил и с отчаянным стоном опустился на постель рядом с Кси. При одном взгляде на него силы меня оставили. Снял одежду не вставая, неловко расшвырял по комнате. Жадно тяну его к себе, завёрнутого в одеяло, обхватываю за талию и тщетно пытаюсь уснуть. Я не могу сейчас связно думать, нахожусь в таком глубоком ступоре, что мозги отказали. Это чистой воды издевательство. И издеваются надо мной все, начиная с Шеппарда. Ловить Кси, лапочку… искать его, продавать…
(«И предавать»)
…да, и предавать. Сдавать правительству, за большие деньги. И получать от Корпорации ещё большие деньги. Ведь кусок такой жирный. Как же так? За что, за что мне это?
Горячечно покрыл его личико поцелуями, прижал к своей груди и вроде бы засыпаю. Либо во время, либо после сна, ко мне должно прийти решение, что делать с летаргией. Как вынуть его из защитного кокона… не может же это продолжаться вечность.
А когда Ксавьер очнётся, пусть сам решит свою судьбу. Я полностью в его руках. И помогу ему всем, чем он захочет.
*
Франциск забыл меня разбудить. Или специально не тревожил, чтоб я выспался. Самостоятельно проснувшись в девять вечера, я ужаснулся столь позднему времени до такой степени, что меня шарахнуло гениальным озарением. Ну, может, не совсем гениальным… короче, когда петушок в задницу клюнул, тогда меня и осенило, как разбудить Кси. Главное, как обычно — не спешить.
Я тщательно подобрал одежду: тонкая чёрная рубашка просвечивает ровно настолько, чтобы оставить в мучительном сомнении по поводу наличия или отсутствия татуировок (они у меня есть); чёрные джинсы той неопределённой низкой посадки, которая остается в зыбких рамках приличия и одновременно при каждом движении приоткрывает узкую полоску голой кожи. И внезапно рубашка становится недостаточно длинной… но всё ещё пристойной. Старые учителя постарались привить мне манеру выглядеть одновременно и вызывающе, и просто. У рубашки строгий деловой покрой, однако расстёгнутые рукава свободно свисают вниз, ниже запястий, а из пяти незаметных пуговиц застёгнуты лишь третья и четвёртая. Джинсы без всяких излишеств (если не считать клёпанного ремня), с одной-единственной серебряной цепью сбоку, невероятно длинные
(«Ещё бы, шиты на заказ, и покрой точно по длине твоей ноги, хи-хи… какой же ты скромник»)
и плотно облегающие до колена. Платформу ботинок я себе позволил сегодня высотой в пять дюймов, более чем достаточно при моём росте. Ботинки унисекс, страшные, как носороги, и привлекающие максимум внимания. Я ведь другие не ношу. К счастью, их под штанинами почти не видно, только полукруглые лакированные носки. Смотрюсь в зеркало — там стоит довольно бледный, тщательно напудренный мальчик, здорово напоминающий девушку-утопленницу. У него ненормально большие синие глаза и слишком яркое красное пятно губ. Ему осталось хорошенько подвести веки жирным чёрным карандашом, для создания классического образа упыря — это последний логический штрих. Да уж, я сегодня слишком правдоподобно похож на вампира. И это почти не забавно. Что скажешь, миокард?
«Талия и узкие бедра… мальчик? Отнюдь не широкие плечи и смазливое накрашенное лицо… девочка? Нет, я не запутываюсь, просто сравниваю. Вот только лицо твоё гораздо больше, чем просто смазливое или сладенькое. Больше, чем привлекательное или ещё какое-то там. Больше, чем всё это, вместе взятое. У меня никогда не было слов, чтобы описать тебя, мозг. Даже по отдельности, не говоря уж об облике в целом. Не могу, не получается. Твоё порочное очарование создали не черты лица. Но они неотделимы от него и всего твоего паршивого продажного облика».
Сколько комплиментов. Знать бы ещё, что эта драная внешность мне действительно поможет. Я ведь даже толком не уверен, что иду в правильном направлении.
Самое трудное — это оказаться в нужном месте в нужное время. С нужными людьми. И желательно без досадных проволочек. Я пробую. Набираю номер своего единственного друга.
— Салют, Руперт. Ты не мог бы отпустить Фредди сегодня на вечеринку со мной? Обещаю, всё будет прилично. Кроме того, твой, как ты выразился, «кроха» не такой уж и мелкий и несмышлёный. Думаю, в историю не вляпается. Хорошо, я лично привезу его домой утром. Да, утром. Ну и чего ты так орёшь? Неужели ты думаешь, что мальчик, как несчастная грязнуля Золушка, помчится домой, едва пробьёт двенадцать? Руп, ты сильно отстал от жизни. К полуночи вечеринки ещё даже в разгар не входят! И шлюхи в это время ещё недостаточно обнажены и раскованны. И вообще, прекрати вести себя как законсервированный таракан доледникового периода. Короче, я забираю Фреда. До скорого. Не гнуси.
Это первое. Второе — лезем во всемирную сеть и выясняем, на какую пьянку нам следует завалиться. Лицо, столь меня интересующее, непредсказуемо. Способно и не пойти сегодня веселиться. Может, оно вообще где-то на гастролях вне Лос-Анджелеса. Но мне чертовски везёт: цель находится не только в черте города, но и на пирушке в честь открытия магазина новой линии модной парфюмерии её имени. Судя по новостным таблоидам, официальная церемония в бутиковом центре состоялась пять часов назад, значит, можно смело заваливаться на after-party, стартовавшую на другом конце города.
*
Подъехал к дому на пересечении 73-й и 18-й улиц. Одинокая фигурка Альфреда торчала на обочине дороги.
— Я так рад, что ты уговорил моего папу!
— Садись скорее, мы опаздываем, — я тронулся с немилосердным ускорением и покатил на холмы.
Фредди с интересом вертел башкой, потом воскликнул:
— Мы опять едем на Беверли-Хиллс!
— Почему тебя это удивляет?
— Ну, если честно… мне почти стыдно. У меня даже подобающего случаю прикида нет.
— Да кого будет интересовать твоё шмотьё?! Там, куда мы едем, темно!
— Там, куда мы едем, собираются сливки общества, — его голос стал очень обиженным. — Зачем ты берёшь меня с собой? У меня нету таких денег, как у них. Как у тебя.
— Так, ясно. Заедем ко мне домой. Если тебя так напрягают тряпки, я переодену тебя сам.
— В свою одежду?
— Именно.
— Но… — его глазки загорелись и тут же потухли, — что же я надену? У тебя идеальная фигура. Длинная, стройная…
— Господи, Фредди, не начинай! — где-то я сегодня уже слышал это.
— Не перебивай! У тебя такая фигурка… просто дар богов. Я не смогу сравниться с ней ну никак. А у тебя же всё сшито точно по размерам, волос к волосу…