С подобного рода прогнозами Бжезинский не соглашается: «Китай: не мировая, но региональная держава» – именно такой тезис вынесен в название одного из разделов книги.
По мнению Бжезинского, подобные предсказания содержат упущения, из которых выделяется «механическая зависимость от статистического прогноза»: та же ошибка в своё время была допущена теми, кто прогнозировал, что Япония обгонит США по экономическим показателям (в тот момент весьма обнадёживающим) и станет новой сверхдержавой. Однако эти аналитики не учитывали несколько важных факторов (экономические уязвимости, отсутствие непрерывности в политике). Призывая отойти от линейного мышления в оценке экономических показателей и не повторять ошибку с переоценкой Японии теперь в случае с Китаем, Бжезинский, по сути, линейно экстраполирует опыт Японии на Китай: раз у Японии не получилось, у Китая тоже вряд ли получится.
В подтверждение своей позиции он выделяет три фактора, из-за которых «Китай в действительности вряд ли скоро поднимется до мировой державы»:
1) Экономический: проблематичность сохранения невероятно высоких темпов экономического роста, возможного при сочетании эффективного руководства, политической стабильности, сохранения высокого уровня иностранных капиталовложений и региональной стабильности, социальной дисциплины, высокого уровня накоплений.
2) Политический: необходимость избегать серьёзных политических кризисов, вызванных проблемой передачи власти от нынешней команды правителей более молодому поколению и проблемой урегулирования растущего противоречия между экономической и политической системами страны.
3) Социальный: бедность населения.
Среди факторов риска для развития Китая Бжезинский выделяет рост энергопотребления в стране столь стремительными темпами, что они намного превышают возможности внутреннего производства. Несмотря на снижение рождаемости, численность населения продолжает расти, и потому зависимость от импорта продовольствия не только увеличивает нагрузку на экономические ресурсы Китая из-за более высоких цен, но и делает страну более уязвимой к внешнему давлению.
Ещё одним источником проблем для Китая может стать неизбежно неравномерный характер ускоренного экономического роста, который в значительной степени обеспечивается неограниченным использованием преимуществ прибрежного государства. В первую очередь преуспели южные и восточные районы Китая. В то же время сельскохозяйственные районы, расположенные в глубине страны, значительно отстали в развитии: число безработных сельскохозяйственных рабочих там – порядка 100 млн человек).
В дополнение к неравномерному развитию различных районов Бжезинский выделяет социальное неравенство, растущее по мере экономического развития Китая. В какой-то момент оно может оказать негативное влияние на политическую стабильность в стране.
Тот факт, что, по некоторым западным оценкам, в середине 90-х годов на военные нужды шло около 20 % ВВП Китая, побуждает Бжезинского вспомнить гонку вооружений. По его трактовке, если затраты Китая на военную сферу будут чрезмерными, они могут так же негативно повлиять на экономический рост Китая, как неудачная попытка СССР конкурировать в гонке вооружений с США повлияла на советскую экономику. Кроме того, в ответ на обильные вливания Китая в военную сферу активно вооружаться начнёт Япония, которая тем самым «сведёт на нет политические преимущества растущего военного совершенства Китая».
На аргумент, касавшийся сомнений в экономической устойчивости Поднебесной, Бжезинский сам себе ответил через 15 лет: «Учитывая недавние успехи Китая и его исторические достижения, было бы опрометчиво рассчитывать, что китайская экономика может внезапно забуксовать. Ещё в 1995 году некоторые выдающиеся американские экономисты высказывали предположение, что к 2010 году Китай может оказаться в такой же финансовой яме, как и Советский Союз тридцатилетней давности после фантасмагорических обещаний руководства в 1960-х, что к 1990-м страна догонит и перегонит Америку. Сейчас даже для закоренелых скептиков очевидно, что экономический взлет Китая – не фикция и имеет все шансы продолжиться, хотя, возможно, со снижением темпов годового прироста».
Но вернёмся в 1997 год. Вторым поводом для скепсиса в отношении прогноза о превращении Китая в доминирующее на мировой арене государство Бжезинский называет политическое развитие Китая, которое окажется под угрозой из-за противоречия между экономической открытостью и сравнительно «замкнутой и бюрократически жесткой коммунистической диктатурой». С одной стороны, политическая элита продолжает заявлять о своей верности догме, которая как бы оправдывает её власть, с другой – в социальном плане эта догма не реализуется. В какой-то момент это также приведёт к серьёзной конфронтации.
По прогнозу Бжезинского, «необходимость демократизации будет всё в большей степени преследовать Китай»: вопросы прав человека и демократии неизбежно встанут однажды во весь рост. Будущее Китая зависит от того, как правящая элита справится с нетривиальными задачами, требующими большого профессионализма и виртуозности. Для осуществления контролируемой демократизации политическая элита Китая нуждается:
• в умелом руководстве;
• в прагматическом здравомыслии;
• в сохранении единства;
• в готовности и желании уступить часть своей монополии на власть.
Население при этом должно быть терпеливым и не очень требовательным. По оценке Бжезинского, такого сочетания невероятно трудно добиться в реальности: требования демократизации снизу, как правило, значительно опережают готовность властей идти на компромиссы. «Таким образом, едва ли Китаю удастся избежать этапа политической нестабильности», – делает вывод Бжезинский.
Третьей причиной для скепсиса Бжезинский называет бедность Китая по сравнению с другими государствами. Даже при увеличении ВВП в 3 раза страна всё равно останется в последних рядах среди всех стран мира.
«Геостратегическая адаптация Америки»
По мнению Бжезинского, «распространённая житейская мудрость, что Китай – это следующая мировая держава, рождает паранойю по поводу Китая и способствует развитию в Китае мании величия. Страхи перед агрессивным и антагонистическим Китаем, которому суждено вскоре стать ещё одной мировой державой, в лучшем случае преждевременны, а в худшем – могут стать самоосуществляющимся предсказанием». Американский стратег исходит из того, что создание коалиции, противодействующей превращению Китая в глобальную державу, приведёт к противоположным результатам. С уверенностью можно сказать, что такой Китай стал бы враждебным. Ухудшились бы отношения американцев и японцев, поскольку последние наверняка не поддержали бы такую коалицию.
Бжезинский выступает за взаимодействие с Китаем как с глобально важным действующим лицом, поскольку считает, что «Китай в действительности вряд ли скоро поднимется до мировой державы». Амбиции Китая могут быть удовлетворены путём активного вовлечения Поднебесной в международное сотрудничество (например, в «Большую семёрку», поскольку «Россию тоже пригласили туда»).
Большой Китай Бжезинский характеризует как региональную доминирующую державу, которая может предпринимать попытки оказывать на соседние государства дестабилизирующее воздействие или может ограничиться более косвенным воздействием (по примеру того, как это уже происходило в китайской истории). Пойдёт ли речь о гегемонии или об уважении – зависит от того, насколько авторитарным будет оставаться китайский режим, и от того, как на появление Большого Китая отреагируют «ключевые действующие лица, а именно Америка и Япония».
«Потенциально самым опасным сценарием» Бжезинский называет создание «антигегемонистской» коалиции с участием Китая, России и Ирана, которые объединяются не по идеологическому принципу, а на основе взаимодополняющих обид. Подобное развитие событий по масштабу может напомнить проблему, которая была создана после создания китайско-советского блока. Но в этот раз лидером будет Китай, а Россия – ведомой стороной.
Бжезинский уверен, что у китайцев на самом деле нет стратегического выбора: экономическое процветание страны зависит от доступа к западным рынкам, технологиям и капиталу. Союз с «обнищавшей Россией» не способен дать Китаю новых перспектив – а для России этот союз возможен лишь в формате подчинения. Пан Збигнев убежден, что этот геостратегический расклад не реалистичен, хотя тактически как Китай, так и Россия подвержены соблазну поиграться с этой идеей. По оценке Бжезинского, коалиция россиян одновременно с китайцами и иранцами «может возникнуть только в том случае, если Соединённые Штаты окажутся настолько недальновидными, чтобы вызвать антагонизм в Китае и Иране одновременно».
«Китай, даже если ему удастся сохранить высокие темпы экономического роста и не утратить внутриполитическую стабильность (и то и другое сомнительно), станет в лучшем случае региональной державой, потенции которой по-прежнему будут лимитироваться бедностью населения, архаичной инфраструктурой и отсутствием универсально притягательного образа этой страны за рубежом», – это уже фрагмент из книги «Выбор. Глобальное господство или глобальное лидерство», написанной в 2003 году.
В 2007 году Бжезинский всё ещё не готов признать в Китае глобального игрока. Более того, в одном ряду с Китаем американский стратегический тактик неоднократно упоминает Японию: «Китай быстро поднимается как доминирующая держава на Дальнем Востоке, но у него есть противник, которым является Япония, и всё ещё не ясно, каким образом Китай разрешит основное противоречие между свободным экономическим развитием и бюрократическим централизмом его политической системы». В другом месте: «финансовый кризис в Азии заложил основу для возникновения восточноазиатского регионального сообщества, характер которого будет определяться либо доминирующей ролью Китая, либо конкуренцией между Китаем и Японией».
О дивный новый многополярный мир: стратегическое прозрение
С момента выхода книги «Ещё один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы» до появления «Стратегического взгляда…» прошло менее пяти лет, но оценка Бжезинским ключевых вопросов изменилась кардинально: уже с первых страниц великий стратег всерьёз задаётся вопросом: отберёт ли Китай у Америки ведущую роль на мировой арене к 2025 году? Он признаёт, что на момент написания книги «мало кто видит Евросоюз серьёзным политическим игроком в ближайшем будущем, и господствующее положение Америки на мировой арене тоже под вопросом».
Что же успело измениться? Неужели дальновидный стратег Бжезинский проспал возникновение многополярного мира? Он ещё во введении отмечает, что нынешнее положение США – непростое и тезис об их упадке становится «интеллектуально модным». Тем не менее, такого рода пессимизм не является новым. В течение XX века, который, по мнению великого стратега, справедливо называют «веком Америки», имело место несколько моментов, когда у скептиков возникало беспокойство относительно её безоблачного будущего. Примеры: запуск спутника СССР («американцы стали волноваться за свои перспективы как в мирном, так и в стратегическом противоборстве»); Вьетнам, когда, по утверждению Бжезинского, «советские лидеры с уверенностью предсказали крах Америки».
Были не только скептики, но и безудержные оптимисты. Они появились после 1991 года, когда стало казаться, что «как и двадцатый, двадцать первый век предназначен быть американским». Им вторила академическая среда, предсказавшая «конец истории» (Ф. Фукуяма. – Прим. С. Т.) и провозгласившая победу одного типа общественного устройства (западного) над другим. «Победа либеральной демократии была названа не только решающей, но и финальной. Очевидность того факта, что либеральная демократия расцвела именно на западе, подразумевала под собой предположение, что отныне Запад будет определять стандарты для всего мира».
Тем не менее этого не произошло. Культура самоудовлетворения и дерегулирования, получившая начало при Клинтоне и продолжение при Буше-младшем, привела сначала к краху фондовой биржи на рубеже веков, а затем, десятилетие спустя, к полномасштабному финансовому кризису. Дорогостоящий унилатерализм президента Буша-младшего повлёк за собой десятилетие войны на Ближнем Востоке и крушение американской внешней политики в целом. Финансовая катастрофа 2008 года практически ввергла мир в несущую бедствия экономическую депрессию, что потрясло Америку и большую часть Западного мира, признавшего собственную системную неспособность к противостоянию неконтролируемой жадности. В Китае же и других странах Азии удивительная амальгама экономического либерализма и государственного капитализма продемонстрировала удивительную способность к экономическому росту и техническим инновациям. Всё это породило новые беспокойства по поводу статуса Америки как ведущей мировой державы.
Если к Бжезинскому прозрение пришло только к 2012 году, то, например, известнейший немецкий историк Эрик Хобсбаум ещё в марте 2005 года, характеризуя роль США в мире, придерживался следующей позиции: «Сегодня у нас есть одна сверхдержава, пытающаяся навечно закрепить за собой мировое господство и обречённая в этом на неудачу, ибо нет никакой вероятности, что это удастся – ввиду полного отсутствия исторических прецедентов, ограниченности её собственных ресурсов и того факта, что в наши дни, когда глобальная экономика вообще не может контролироваться ни одним государством, государственная власть в принципе ослаблена влиянием экономических субъектов, не имеющих к государству никакого отношения, не говоря уже о том, что тенденция смещения мирового центра масс от севера Атлантики на юг и восток Азии видна уже невооруженным глазом».
Бжезинский сравнивает положение нынешних США с ситуацией, в которую попал СССР накануне своего распада. Советский Союз со своей государственной системой, день ото дня становившейся всё более закостенелой и всё более неспособной к принятию серьёзных политических решений, в сущности, «сам обанкротил себя, выделив чрезмерно большой процент своего ВВП на многолетнее военное соперничество с США и потратив не менее существенную сумму на попытку покорить Афганистан длительностью в десять лет, что ещё более усугубило ситуацию». Про роль Бжезинского во втягивании СССР в «афганскую ловушку» мы уже упоминали и подробнее рассмотрим эту «ловушку» ниже.
«Неудивительно, что он не смог выдержать конкуренции с США в области передовых технологий и в итоге остался далеко позади». Его экономика дала сбой, качество жизни общества серьёзно ухудшилось по сравнению с западным, а правящий класс стал в вопросе углубляющегося социального неравенства цинично нечувствительным, лицемерно при этом маскируя собственный привилегированный образ жизни (срисовано как будто с натуры, причём сегодняшней. – Прим. Н. Л.). Наконец, Советский Союз становился всё более изолированным во внешней политике, погрязая, вдобавок во всё более глубокой и геополитически вредоносной вражде по отношению к коммунистическому Китаю, некогда бывшему главным союзником в Евразии.
Таким образом, «даже будучи преувеличенными, эти параллели подтверждают мысль о том, что Америке необходимо обновление и обретение всеобъемлющего и долгосрочного геополитического видения, реагирующего на вызовы, которые несёт в себе изменение исторического контекста». Только обладающая стратегическим чутьём Америка, вместе с объединённой Европой, сможет продвигать образ более широкого и более жизнеспособного Запада, способного стать партнёром для растущего и становящегося всё более напористым Востока. В противном случае, разделённому геополитически и эгоистичному Западу грозит историческое забвение, которое будет напоминать унизительное бессилие, характерное для Китая в XIX веке. При том, что Восток может подвергнуться соблазну воспроизвести разрушительное противостояние, имевшее место в Европе на протяжении XX века.
Последняя мысль является ключевой и будет повторяться далее в ходе всей книги. Отметим, что в это гипотетическое противостояние наверняка будет вовлечена азиатская часть России, богатая ресурсами, но практически (по сравнению с Китаем) незаселённая.