– А ты не боишься поплатиться в следующей жизни за то, что продаешь духовенству запретный напиток? – Арлен осушил очередную чашку.
Она пошла уже лучше.
– Боялся бы, если бы верил в эту чушь, Пар’чин, – ответил Аббан. – Хорошо, что не верю.
Арлен приложился еще, теперь его глотка утратила чувствительность. Он посмаковал корицу, дивясь тому, что поначалу не ощущал ее вкус. Ему почудилось, будто он плавает в расшитых узорами шелковых подушках. Аббан выглядел таким же расслабленным, и к тому времени, когда бутылочка опустела, оба уже беспричинно хохотали и хлопали друг друга по спине.
– Мы снова друзья – не вернуться ли к делу? – спросил Аббан.
Арлен кивнул. Аббан, пошатнувшись, встал и заковылял к бахаванской посуде, которую его женщины перенесли в шатер, разгрузив Утреннего Ветра. Аббан приготовился торговаться, и лицо его, разумеется, тотчас приняло привычно нейтральное выражение.
– Тут в основном не Дравази, – заявил он.
– В лавке мастера много и не было, – солгал Арлен. – И прежде чем говорить о деньгах, нам все еще нужно обсудить твои недомолвки насчет опасности моего похода.
– Разве это важно? – отозвался Аббан. – Ты выбрался целым и невредимым, как всегда.
– Важно. Я мог вообще не поехать, если бы знал, что это место кишит демонами, против которых у меня нет меток! – вспылил Арлен.
Но Аббан только хмыкнул, пренебрежительно махнув рукой.
– Зачем мне было лгать тебе, сын Джефа? Ты Пар’чин и ничего не боишься! Скажи я о глиняных демонах, ты бы лишь укрепился в решимости посетить это место и плюнуть им в глаза!
– Лесть не поможет, Аббан, – отрезал Арлен, хотя его затуманенный рассудок сдержанно обрадовался похвале. – Тебе придется расщедриться на большее.
– Чего же хочет от меня Пар’чин?
– Гримуар меток против глиняных демонов.
– Договорились, – сказал Аббан, – причем бесплатно. Это станет подарком, друг мой.
Арлен вскинул брови. Метки были ценным товаром, а Аббан – человеком, скупым на дары.
– Назовем это вложением средств, – пояснил Аббан. – Даже простая бахаванская посуда имеет известную ценность. Тень опасности, благодаря которой покупатель понимает, что берет нечто редкое. – Он посмотрел на Арлена. – Там есть еще?
Арлен кивнул.
– Значит, мне и невыгодно тебя убивать, пока не привезешь остальное, – изрек Аббан.
– Откровенно сказано, – оценил Арлен. – И все же как ты можешь предлагать мне нечто подобное? Разве тебе не запрещено прикасаться к сводам меток?
– Хаффиту запрещено почти все, Пар’чин, – усмехнулся тот. – Но ты прав, дама считают рисование меток священным занятием и бдительно охраняют тайны ремесла.
– Однако ты можешь раздобыть гримуар меток против глиняных демонов.
– Прямо из-под носа у дама и уведу! – рассмеялся Аббан, щелкая пальцами перед Арленом.
Тот пьяно качнулся, завалился на подушки, и оба снова расхохотались.
– Как? – не унимался Арлен.
– Ах, друг мой, – погрозил ему пальцем Аббан, – ты просишь выдать чересчур много тайн моего ремесла!
– Вот же демоново дерьмо. Следуя твоей карте, я ошибся с Бахой на целый день. Если я собираюсь доверить жизнь твоим картам и меткам, мне надо убедиться, что сведения достоверны.
Аббан долго смотрел на него, потом пожал плечами и сел рядом; щелкнул пальцами, и женщина в черном принесла новую бутылку кузи. Опустившись на колени, она наполнила их чашки, низко поклонилась и исчезла. Друзья же чокнулись и выпили.
Аббан придвинулся ближе и тихо произнес:
– Я скажу тебе, Пар’чин, не потому что ты ценный клиент, а потому что ты мой верный друг. Пар’чин всегда относился к презренному хаффиту по-человечески.
Арлен с усмешкой разлил кузи.
– Ты и есть человек, – сказал он.
Аббан благодарно склонил голову и снова придвинулся.
– Мне помогает мой племянник Джамере, – поделился он тайной. – Его отец был даль’шарумом, но умер, когда мальчик еще не вышел из колыбели. Отцовская семья жила в бедности, и моя сестра вернулась ко мне в шатер, а мальчика вырастила здесь, на базаре. Недавно он созрел, и его забрали, чтобы определить ему жизненную стезю, но он тощ и произвел неблагоприятное впечатление на даль’шарумов-наставников. Однако дама обратили внимание на его ум и взяли в послушники.
– Это он был сегодня на рынке с най’дама? – спросил Арлен, и Аббан кивнул.
– Джамере учится на клирика, – продолжил Аббан, – но мальчишка глубоко порочен и верует даже меньше, чем я. Если я скажу ему, что есть покупатель, и поделюсь выручкой, он с удовольствием скопирует или украдет из храма любой свиток.
– Любой свиток?
– Все, что угодно! – хвастливо сказал Аббан, снова щелкая пальцами. – Да он может выкрасть даже карты, где указан путь к затерянному городу Анох-Сан!
Арлен остолбенел. Анох-Сан – древняя резиденция Каджи, которому красийцы поклонялись как первому Избавителю. Три тысячи лет тому назад плюс-минус пара веков Каджи покорил известный мир – пустыню и Зеленые земли, объединив человечество в войне с подземниками. С помощью магического меченого оружия люди истребили столько демонов, что столетиями считали, будто победили, подземников больше нет, а ночь уже не страшна.
Но теперь стало ясно: это явилось кратковременной победой в большой игре. Демоны отступили в Недра, куда никто не мог последовать за ними, и затаились. Ждали, когда их враги состарятся и умрут. Как и их дети. И внуки. Будучи бессмертными, подземники выжидали, пока на поверхности не забыли об их существовании. Пока демоны не превратились в миф, а древние символы силы, которые против них применяли, – в обрывки народных легенд.
Они выждали. И размножились. И когда вернулись – забрали все, что потеряли, и сверх того.
Человечество частично спаслось, потому что вовремя нашло основные метки – защитные и запрещающие, но древние боевые начертания Каджи, которые наделяли оружие способностью сокрушать плоть демонов, утратило. Арлен годами искал их в руинах, но не нашел даже намека на существование таковых, не говоря о самих метках.
Но если они где-то и скрывались, то в городе Анох-Сан. Во время молитв красийцы опускались на колени лицом на северо-запад, где он предположительно находился. Арлен уже дважды искал затерянный город, но пустыня раскинулась в том направлении на тысячи квадратных миль, и легче было найти конкретную песчинку в песчаной буре.
– Достань мне карту пути в Анох-Сан – и получишь даром целую гору бахаванской посуды, – сказал Арлен. – Я даже вернусь туда с телегой, за собственный счет.
Глаза Аббана потрясенно расширились, затем он хохотнул и покачал головой.
– Ты же знаешь, Пар’чин, что я пошутил, – сказал он. – Затерянный город Каджи – это миф.
– Нет, – возразил Арлен. – Я читал о нем в хрониках в герцогской библиотеке, в Форте Милн. Город есть – или когда-то был.
Аббан прищурился.
– Допустим, ты прав и я могу это устроить, – сказал он. – Это Священный город. Если дама прознают, что ты туда отправился, мы оба поплатимся жизнью.
– И чем он тогда отличается от Баха кад’Эверам? Не ты ли говорил, что, если нас схватят, поиск посуды в руинах обернется смертным приговором?
– Разница как между днем и ночью, Пар’чин, – сказал Аббан. – Баха – ничто, набитая хаффитами деревушка в луже верблюжьей мочи. Даль’шарумы почтили ее алагай’шараком и освятили могилы бахаванцев лишь по обязанности, согласно закону Эведжана, чтобы дать ее жителям возможность возродиться в высшей касте. К тому же посуда Дравази имеется в любом красийском дворце. Появление на рынке нескольких новых предметов заинтересует только завзятых ценителей.
С другой стороны, на свете нет места священнее, чем Анох-Сан, – продолжил он. – Если ты, чин, его осквернишь, твоей крови возжаждут все мужчины, женщины и дети Красии. И любой артефакт, с которым оттуда вернешься, породит тьму вопросов.
– Я ничего не оскверню! – возмутился Арлен. – Я всю жизнь изучаю историю древнего мира! Я буду обращаться с найденным бережнее, чем кто-либо другой.
– Ты осквернишь его уже тем, Пар’чин, что ступишь туда ногой, – сказал Аббан.
– Демоново дерьмо! Никто там не был тысячи лет с тех пор, как империя Каджи охватывала земли не только твоего, но и моего народа. У меня не меньше прав побывать в городе, чем у кого угодно еще.
– Может, оно и так, Пар’чин, – отозвался Аббан, – но в Красии мало кто с тобой согласится.
– И ладно, – сказал Арлен, сверля его взглядом. – Либо ты достанешь мне карту, либо я отвезу посуду Дравази на север, а тамошние товары начну продавать здесь другим.
Аббан какое-то время смотрел на него, и Арлен почти слышал, как щелкают счеты в его голове – друг подсчитывал вероятные убытки. Из вестников мало кто рисковал связываться с Красийской пустыней и ее народом. Арлен приезжал в Копье Пустыни в три раза чаще других и достаточно хорошо владел красийским языком, чтобы вести дела повсеместно.
– Ладно, Пар’чин, – сказал наконец Аббан, – но в случае чего – выпутывайся сам. Я не дотронусь до санитских артефактов.
Это удивило Арлена, который знал, что Аббан никогда не упускал выгоды.
«Глупец, кто понимает, что задача не по зубам, но все равно поступает по-своему», – заметил отцовский голос.
Арлен отогнал его. Зов затерянного города оказался слишком настойчив, и дело стоило любого риска.
– Я слова никому не скажу, – пообещал он.
– Вечером передам племяннику весточку, – сказал Аббан. – Есть один дама из мелких, который каждый вечер приходит ко мне за кузи и передает мальчишке письма. Завтра он скажет, сколько времени займет копирование и где мы встретимся для обмена. Тебе придется пойти со мной, Пар’чин. Я не понесу в шатер карту дороги в Анох-Сан.
– Все будет, как ты пожелаешь, мой друг, – кивнул Арлен.
– Надеюсь, это не пустые слова, Пар’чин.
– Переоденемся. – Аббан показал черные одежды даль’шарумов.
Арлен удивленно уставился на него. Да, он сражался в Лабиринте бок о бок с даль’шарумами, но ему не разрешали надевать черное, а что касалось Аббана…
– А если нас поймают?
Аббан глотнул из бутылки кузи и протянул ее Арлену.
– Лучше об этом не думать, – сказал он. – Обмен состоится ночью, и платье скроет нас в темноте. Даже если кто-нибудь заметит, на нас будут ночные покрывала, и все обойдется, главное – уйти от погони.
Арлен с сомнением посмотрел на хромую ногу Аббана, но промолчал.
– Ночью? – переспросил он. – Разве это не запрещено законом Эведжана?
– Най, да что в этой сделке не запрещено, Пар’чин? – фыркнул Аббан, снова берясь за бутылку. – Город надежно помечен. Никто из живущих не помнит, чтобы на улицах Красии появился хоть один демон.
– Мне все равно, – пожал плечами Арлен.
– Разумеется, – буркнул Аббан, хлебнув еще. – Пар’чин ничего не боится.
Дождавшись захода солнца, они надели черные одежды воинов. Арлен восхитился своим отражением в одном из многочисленных Аббановых зеркал, удивившись тому, как легкая подводка вокруг глаз и ночное покрывало уподобили его красийскому воину – разве что ростом пониже на несколько дюймов.
Аббан же, напротив, не выдержал бы пристального досмотра. Он был высок, как воин, но опирался, расставшись с костылем, на копье, да и солидное брюхо, которое натянуло платье, не добавляло сходства с поджарым даль’шарумом.
Когда они откинули полог шатра и выглянули, снаружи уже воцарилась кромешная тьма. До слуха Арлена донеслись трубный зов далекого рога и артиллерийские залпы. Он пожалел, что лишен возможности сразиться плечом к плечу с даль’шарумами.
«Нет ничего опаснее», – раздалось в голове, и Арлен в кои веки раз согласился. Без боевых меток древности алагай’шарак – прекрасное, но все же безумство. Впрочем, не более здраво было и прятаться еженощно за метками, как поступали на севере. В одном случае погибало тело, в другом – дух. Мир нуждался в третьем выходе, но тот возможен лишь при наличии старинных меток.
Они выехали в повозке, в которую запрягли небольшого верблюда. Его ноги, как и колеса повозки, были обернуты подбитой кожей и тихо шуршали по пыльным улочкам с покрытием из песчаника. Пересекая город, путники не осмелились освещать дорогу, но над пустыней ярко горели звезды, да и вспышки меток через неравные промежутки времени сверкали в Лабиринте, словно молнии, и то и дело озаряли окрестности.
– Мы встретимся с Джамере в Шарик Хора, храме Костей Героев, – сообщил Аббан. – Он не рискует далеко отойти от келий послушников.
Арлену на миг стало совестно. Гигантский Шарик Хора был и храмом, и усыпальницей, выстроенным из погибших на алагай’шараке даль’шарумов. Строительный раствор замешивался на их крови. Мебель сделана из их костей и кожи. Сотни тысяч – может быть, миллионы – воинов отдали жизни за его идеалы, а тела – на постройку стен и куполообразного потолка.
В Форте Красия не существовало места священнее, чем Шарик Хора, и вот он, Арлен, крадется в ночи с намерением ограбить его. Как Баха кад’Эверам. Как Анох-Сан.
«Неужели я просто-напросто кладбищенский вор? Человек без чести?»
Он чуть не попросил Аббана повернуть назад. Но затем подумал, что даль’шарумы не в состоянии даже заполнить огромный храм из-за бесконечной войны на уничтожение – и все потому, что группка праведников скрывала знания. Северные рачители мало чем отличались от них, и Арлен без колебаний нарушал их заповеди.
«Это только копии, – сказал он себе. – Я ничего не украду, лишь заставлю их поделиться».
«Все равно плохо», – откликнулся отцовский голос.
Оставив повозку в переулке за два квартала до цели, они прошли остаток пути пешком. Улицы словно вымерли. Когда приблизились к храму, Аббан повязал на копье яркую тряпицу и принялся им размахивать. Через секунду в окне второго этажа замелькала такая же.
– Быстро туда, – бросил Аббан, заковыляв к окну со всей скоростью, какую позволяла хромая нога. – Если Джамере схватят в келье… – Он не договорил, но Арлен без труда домыслил остальное.
Они прижались спинами к стене храма, и из окна свесилась тонкая шелковая веревка. Мальчишка, который ее спустил, хотя и был тощ, двигался с кошачьей грацией воина. Дама – знатоки жестокого красийского искусства, рукопашного боя без оружия, известного как шарусак. Арлена обучали ему лучшие даль’шарумы, но воины овладевали шарусаком в структуре общей подготовки, а дама посвящали ему всю жизнь. Арлен ни разу не видел их в деле – нападать на дама дураков не находилось, – но наблюдал, как они двигаются, неизменно собранные, всегда начеку. Он не сомневался в их убийственном мастерстве.
– У меня всего секунда, дядя. – Юнец вложил в руки Аббана кожаную сумку. – По-моему, меня слышали. Нужно вернуться, пока не увидели, иначе устроят пересчет бидо.
Аббан извлек увесистый кошель, в котором звякнули монеты, но племянник остановил его жестом.
– После, – сказал он. – Не хочу, чтобы меня с этим поймали.
– Вот же черное сердце Най, – пробормотал Аббан. – Приготовься бежать, – сказал он Арлену, вручив ему сумку.
– Я отдам деньги твоей матери, – сказал Аббан Джамере.
– Не смей! – прошипел тот. – Ведьма их прикарманит! Я приду за ними потом, и лучше бы им оказаться у тебя под рукой!
Он взялся за веревку, но не успел сдвинуться с места, как в окне замерцал свет. Веревку заметили, раздался крик.
– Бежим! – яростно шепнул Аббан.
Помогая себе копьем, он бросился прочь на удивление резво. Арлен последовал за ним, даже юнец, когда дама в белом посветил из окна фонарем и обнаружил их, поспешил за ними, бормоча красийские проклятия такой скороговоркой, что Арлен не разобрал ни слова.
– Эй, вы! Остановитесь! – заорал клирик.
Окна храма расцветали светом, и дама спрыгнул на землю, не прибегнув к веревке. Перекатившись по песчанику, он устремился в погоню сразу, как истощилась инерция падения.
– Остановитесь и предстаньте перед судом Эверама! – крикнул он.