*- национальный еврейский головной убор
Он не ожидал увидеть столько мужчин и женщин. При входе любезный еврей дал ему белую кипу*, улыбнувшись. Парень ответил тем же. Найдя свободное место, Том встал, посмотрел на стену, потрогал её, потом прислонил лоб и ладони к шершавой поверхности, приводя мысли в порядок.
«Я знаю, что являюсь не самым лучшим твоим сыном. Никогда не отличался талантами, силой веры и скромностью. Но сейчас для меня настал кризис в жизни, и помощи просить не у кого. Боже, дай мне сил, чтобы побороть недуг, позволь моей душе успокоиться. Я метаюсь, не могу прийти к гармонии с самим собой. Ведь ты же видишь, что я изменился. Мне по-прежнему плохо. Прошу, дай мне успокоения. Если мне суждено умереть в сентябре, я хочу, чтобы внутри меня ничего не терзало. Я не прошу никаких материальных благ, я их просто не заслужил. Не прошу любви, в которую не верю. Лишь спокойствия. Я хотел бы попросить у тебя ещё счастья для своего брата и для друзей. Они остались со мной даже в такой период. Они достойны быть счастливыми. Спасибо, Боже, за то, что позволил мне высказаться»
Все последующие дни Том ходил к Стене Плача, а Сирше ездил на Мёртвое море. У них были совершенно разные цели. Сидя уже в самолёте, Томас сказал очень странную вещь:
- Я буду надеяться на его отклик, а ещё, я смирился.
- С чем?
- Что умру. Мне не страшно уже. Я впустил Бога в свою душу. Возможно, это то главное, что мне суждено было сделать в этой жизни.
Сирше ничего не ответил.
Дома было всё по-старому. Зима кончалась. Люди ждали тепла, яркого солнца. Том прилетел и будто привёз это самое солнце. На работе его были все рады видеть. Слегка загоревший, весёлый, беззаботный. Таким сомелье уже давно не видели.
- Я сперва подумала, что ты закрутил там роман, - Нелли обняла друга, искренно радуясь его настроению. – Но сейчас понимаю, что дело вовсе не в этом.
- Это верно.
Билл стал последним в очереди, кто хотел поздороваться с парнем.
- Я очень рад тебя видеть. Ты хорошо отдохнул?
Они обнялись.
- Да, спасибо.
Юноша улыбнулся и ушёл работать. Том почувствовал, будто в душе кто-то вытер пыль с невидимых полок.
Вечером к нему в кабинет зашёл парнишка.
- Я хотел поговорить, - начал тот, смотря, как сомелье делает наброски новой винной карты, - это важно.
- Садись, я уже заканчиваю.
- Это по поводу тех бутылок вина, которые я разбил.
Томас тут же отложил карандаш.
- Здесь не о чем говорить.
- Ты принял на себя удар, который должен был достаться мне.
- Билл, - парень улыбнулся. – Я знал, что меня не уволят, потому что я зарекомендовал себя, как ответственный и прилежный работник. И потом, ты очень хороший официант. Было бы обидно, если тебя бы погнали из ресторана. Так что, можешь забыть и прощения больше не просить.
Юноша достал из кармана две бумажки и протянул их приятелю.
- Что это?
- Билеты на мюзикл, который приезжает к нам через две недели. Я думаю, ты слышал о нём. Мне хочется сделать для тебя хоть что-то. Мне всё ещё стыдно.
- Не надо, тебе вовсе не обязательно.
- Но я хочу. Может, ты поведёшь туда свою бывшую девушку, и, возможно, у вас начнутся новые отношения, или сходишь с другом.
Том скептично посмотрел на билеты.
- Хорошо, я возьму их, только при одном условии.
- Каком?
- На этот мюзикл вместе со мной пойдёшь ты.
- Я?
- Да, ты. У меня нет друзей и, тем более, бывших девушек, которые оценят хотя бы десять минут представления по достоинству.
- Ты не шутишь? – Билл улыбался во весь рот.
- Нет.
- Ой, это просто потрясающе. Я так хочу на него пойти.
- Вот и отлично. Просветишь меня, а то я не разбираюсь в тонких искусствах.
Том находился в одухотворённом состоянии. Его не раздражала очередь в гардероб, тупой трёп блондинок, стоящих впереди. Он мог с уверенностью сказать, что улыбка приятеля, что стоял рядом, его больше всего воодушевляла.
- Тебе понравилось?
- Очень, я никогда раньше не ходил на мюзиклы, - ответил брюнет, подавая номерок женщине.
- Ты многое потерял.
Они оделись и вышли из здания. Томас не знал, пригласить Билла в кафе или разойтись по домам. Его обуревали различные эмоции после представления, которые он никак не мог систематизировать.
- Ты не хочешь кофе? – спросил он всё-таки, но как-то подавлено.
- О, спасибо за приглашение, но завтра ведь на работу.
- А, ну да, это у меня выходной.
- Счастливчик.
Билл обнял парня, пожелал ему приятного вечера и спокойной ночи, а потом удалился, махнув на прощание рукой.
Кира бережно склеивала банку, сидя на полу и плача.
- Что ты сделал?
- Она не правильная.
- Глупый мальчишка, - надрывно крикнув, блондинка встала, держа в руках предмет. – Смотри.
Прямо на глазах у Тома банка начала восстанавливаться. Все трещинки сглаживались, затягивались, будто раны, а в конце Кира держала абсолютно новую банку.
- Больше не делай таких глупостей.
Томас остался один, поражённо смотря на целёхонькую посудину, в которой было по-прежнему пусто.
- Что с тобой творится в последнее время?
- Не понял.
- Ты другой, - Алекс увлечённо рассматривал брови брата.
- Ты мне это говоришь каждый раз при встрече.
Младший был посвящён, что у Тома на работе появился юноша, с которым они подружились и очень хорошо общаются, но не разделял энтузиазма Сирше, который настойчиво вбивал его брату, что парнишка – и есть тот самый антидот.
- Потому что мы видимся с тобой редко.
- Я в этом не виноват. Ты там со своей англичанкой...
- Её зовут Слэйни.
- Да, да, как я мог забыть!
- Том, серьёзно, я хочу знать, что происходит в твоей жизни.
Старший очень неохотно рассказал, что они с Биллом действительно подружились, что теперь сердце болит реже и в душе спокойнее. Алекс был хмур, молчалив и, казалось, был настроен враждебно.
- Я не хочу, чтобы ты был геем, но понимаю, что это единственный способ...
- Ты же не верил мне. Не верил в проклятье Киры!
- Знаешь, смотря на тебя, как ты на глазах сохнешь и чахнешь, поверишь даже в такие небылицы. Мне всё ещё больно на тебя смотреть.
- Молчи.
- Тебе полегче после Иерусалима?
- Да, но как оказалось, ненадолго. Но не так сильно меня гложет всё это, раньше было хуже.
- Хоть это хорошо. Том, ты не ори только, - Алекс печально посмотрел на брата, - может тебе вновь сходить к врачу?
- Мы это уже обсуждали.
- Но всё-таки ты не должен отметать вариант, что это проблемы со здоровьем, а не из-за какого-то там проклятья.
- Алекс, - зло начал сомелье, - я не хочу этого слышать. Ты знаешь, что я проверялся, меня тестировали... но всё впустую.
- Возможно, тогда болезнь только-только проявилась в симптомах и...
- Всё, закрыли тему.
- Ну, пожалуйста, я же не фигню какую-то несу. Я переживаю. Мне боязно.
- Тогда не распространяй свою нервозность на других.
- Ты не изменился нихрена, Том, - юноша подскочил и кинул на стол пару купюр, - у тебя нет больше родни, которая так о тебе переживает, как я.
- Отлично, купишь мне гроб, позаботишься о такой мелочи.
- Что за херню ты несёшь?
- Я не болен, ясно тебе?
- Откуда ты знаешь? – крикнул младший.
На них обернулась половина посетителей кафе. Алекс прикусил губу и быстрым шагом ушёл, не оборачиваясь. Том хлопнул себя ладонью по лбу, но не пошёл за ним.
- Ты просто непроходимый тупица. Мог и помягче с ним, - Сирше наливал им чай, отчитывая друга, - он реально переживает.
- Он не признаёт очевидного. Я не верю в сказки, в волшебство или колдовство, но метаморфозы, которые творятся со мной, точнее, внутри меня, ничем другим нельзя объяснить, - парень надел тёплые носки и сел за стол, приняв у мулата чашку.
- Он всё-таки младше. Ты должен идти на уступки.
- А мне надоело, - жёстко.
Они помолчали.
- Как с Биллом?
- Ну, болтаем на работе, не более.
- Он никак не даёт понять, что ты ему нравишься?
- Нет. Сирше, почему ты так на нём зациклился? Он вовсе не такой...
- Нет, это именно он. Гей, красивый, с хорошим нравом, одинокий, приятный... Всё подходит. Просто идеальный вариант.
Томас фыркнул.
- Меня не возбуждают мужчины.
- Да ты достал уже! – Сирше вспылил. – Подожди ты со своим возбуждением. Ты должен проникнуться, узнать, какой он человек...
- Хороший он человек.
- ... а уже потом думать, как бы напялить этого хорошего человека на свой пенис. Ясно?
Том скривился.
- Ты невозможен.
Они больше не разговаривали. Сирше не пошёл домой, а лёг на диване, перед телевизором, пока друг отпаивал себя чаем и думал. А ночью ему приснился странный сон: он стоял в дверях, а Билл застёгивал ширинку, как было в день свадьбы их гостей. Только на этот раз Том не просто помог ему с рубашкой, он откровенно смотрел на его тело, трогал кожу, любовался чувственной улыбкой юноши. Ему было приятно ощущать тепло и нежность этого парнишки. Билл не отпрянул, не испугался. Он наслаждался, иногда прикрывая глаза.
- Как такой как я мог понравиться тебе?
- Ты хороший.
- Этого же мало.
Он наклонил голову и ещё нежнее улыбнулся. Том провёл пальцами уже по шее, постоянно натыкаясь на родинки.
- Ты очень красивый.
- Не правда.
- Правда.
Сомелье уткнулся носом в эту шею и вдохнул запах, улыбнувшись.
Проснувшись, Том помотал головой. Сирше уже делал кофе, смотря новости. Он не мог поверить, что ему приснился романтический сон с парнем. Это обескураживало, но ещё больше брюнета напугало то, что он об этом думал. Долго думал. Текли минуты и часы, а Том обмозговывал один единственный сон. Ему казалось, что это до ужаса неправильно, отвратительно. Но во сне, когда парень вдыхал запах чужого тела, ему было приятно, и отчёт он себе в этом отдавал. Билл же крутился в ресторане, неизменно покоряя всех своей обворожительной улыбкой. И отчего-то Том стал присматривать за ним. То выцепит жест, то фразу. Это стало похоже на игру. Сомелье частенько стоял в коридоре, смотря в зал, где носился официант.
Наконец настала весна. Можно было вдохнуть полной грудью уже не морозный воздух. Билл расцветал. Он казался счастливым, довольным жизнью, весёлым, когда как Томас продолжал наблюдать за ним. Они не часто общались вне ресторана. Были пару раз, когда то один пригласит второго на чашечку кофе, то другой. Но обычно всё это сводилось к трёпу и смеху, заканчиваясь лёгкими и ничего не значащими объятиями. Они делились своими победами и поражениями на личном фронте, хотя брюнет решил скрыть от приятеля свои не самые «чистые» похождения. Всё чаще Томас обращал внимания не на слова собеседника, а на его мимику и жесты. И с каждым разом этот юноша, который всегда был открыт и искренен, располагал.
- Мне с ним легко, - сказал Том, улыбаясь.
- Вот видишь!
- Я боюсь себя, своих эмоций.
- Не убивай меня своим пессимизмом, - Сирше нахмурился, пододвигая чашку к другу.
- Он такой, - парень пытался найти подходящее слово, - такой настоящий, такой милый и трепетный, он живой, понимаешь?
- Нет.
Оба замолчали. Томас буравил собеседника взглядом.