Генерал обвёл помещение удовлетворённым взглядом, давая понять, что готов к следующему вопросу. Тот незамедлительно поступил от Ли Ворхи.
— Предположим, что «чернофевральцы», используя детей в виде живого щита, откроют огонь по военным…
Генерал понимающе кивнул. Такое развитие событий тоже было предусмотрено.
— Наши люди получили приказ не открывать огонь в таких обстоятельствах. Не исключено, что им придётся понести потери, прежде чем они сблизятся с противником и разоружат его.
Президент Рэндалл неторопливо изменил положение и, откинувшись, упёрся затылком в кожаный подголовник. Ему удалось пару часов подремать, но он так и не пришёл в себя и теперь ему казалось, что он обитает в этой комнате уже несколько недель.
— Не слишком ли многого мы требуем от солдата, Уолтер? — Рэндалл мягко дал понять, как он относится к педантизму генерала. — Рядом убили его приятеля, он понимает, что в любую секунду может прийти его черёд — и тем не менее, он не открывает огня. Такое трудно себе представить.
Хильдебранд нахмурился. В горних высях Пентагона такие до абсурдности малые потери, которые предполагал вопрос Президента, просто не учитывались, когда речь шла о столь высоком понятии, как «боевые действия».
— Не стоит забывать, мистер Президент, что эти люди — ветераны элитных частей, — предостерёг он. — Они были под огнём во Вьетнаме. Несмотря ни на какие провокации, они будут следовать приказу. На этот счёт у меня нет ни малейших опасений.
Рэндалл ещё глубже утонул в кресле, продолжая изучать Хильдебранда, который обстоятельно отвечал на очередной вопрос Осборна.
— Вы сказали, что в состав штурмовых групп входят только добровольцы, — заметил тот. — Сколько из них чёрных, генерал? У вас имеются такие данные?
Хильдебранд слегка порозовел и ощетинился.
— Не интересовался. Хотя, откровенно говоря, я был бы удивлён, если, учитывая вчерашний инцидент, среди двухсот добровольцев на каждой точке оказалось бы много чёрных.
— Поскольку несколько секунд все молчали, генерал сам задал вопрос: — Могу ли я подвести итог с военной точки зрения, мистер Президент?
Рэндалл кивнул. Хильдебранд стиснул спинку стоящего перед ним кресла.
— Министр обороны Эдельштейн и я видим сложившуюся ситуацию следующим образом, — сказал он. — Сейчас десять часов утра. Дома захвачены с вечера субботы, то есть, более шестидесяти часов назад. Если не считать оскорбительного вызова, поступившего из поместья Кроуфорда, силы, захватившие владения, не дают о себе знать. Они проигнорировали ваше предложение амнистии. Сдаваться они не собираются. Риск для жизни заложников возрастает с каждым часом. И что хуже всего, с каждым часом растёт опасность, что в крупных городах начнутся бунты чёрного населения. Из звонка мисс Джонс Гарольду Осборну мы знаем, что даже некоторые члены Ч. Ф. опасаются безумных призывов Даниела Смита к революции. Почти не подлежит сомнению, что в данный момент Смиту удалось выйти из горного района. Мы сидим на бочке динамита с сотней бикфордовых шнуров, которые в любой момент могут вспыхнуть. — Он помолчал для пущего эффекта, рассматривая лица слушателей. — Сочетание газовой атаки и штурмового натиска сулят 95 процентов успеха, что намного ниже уровня риска, приемлемого в обыкновенной военной операции. Я совершенно уверен, что, стоит вам отдать приказ, мистер Президент, и через несколько минут все заложники окажутся на свободе. А окончательная очистка домов разрядит всю ситуацию.
Рэндалл снова поёрзал на стуле.
— В теории всё это звучит неплохо, Уолтер, но кое-что может и не получиться. Вертолёты ошибутся в определении цеди. Их могут сбить. Передовые дозоры могут открыть огонь. Погибнут дети. Да всё, что угодно. А если в районе хоть одного из этих домов перестрелка затянется, то результатом может стать всеобщее восстание чёрных, чего мы так хотим избежать.
— Конечно, и такое возможно, — согласился с ним Хильдебранд, — но я повторяю, что риск минимален.
Рэндалл обвёл взглядом присутствующих.
— Пол?
— Я полностью согласен с Уолтером, — сказал министр обороны. — Подошло время действовать. Дальнейшее промедление может привести к исключительно опасным последствиям.
— Я против этого плана, — сказал Джой Ворхи. Прямота его слов напоминала о надёжности личных связей Джоя с Президентом. — Мы должны уладить это дело миром, и я думаю, что стоит продолжать усилия в этом направлении… хотя бы до конца дня.
— Я тоже так считаю, — сказал Осборн. — Если парашютисты перебьют членов «Чёрного февраля», гетто могут взорваться. Ситуация в чёрных общинах продолжает оставаться очень напряжённой.
— А я бы немедленно ввёл в действие план генерала Хильдебранда, — сказал секретарь Казначейства Ли. — Американские ценные бумаги пошли книзу по всей Европе. Торговцы повсюду избавляются от долларов, отдавая предпочтение более надёжным маркам и франкам. Ещё день — и начнётся мощное наступление на доллар. Биржи, которые только что открываются на восточном побережье, уверены, что оно грядёт уже сегодня. Дальнейшее промедление будет не только опасно, как говорит Пол. Мы можем оказаться на краю хаоса, с которым явно пытаемся заигрывать.
Встав, Рэндалл подошёл к длинному столу и сел на его угол. Похоже, что в моменты, когда приходилось принимать решение, ему было необходимо двигаться, пусть и бесцельно, словно мозг отказывался функционировать в состоянии неподвижности.
— Трое против двух за штурм. — Он было задумался, а потом повернулся к Осборну. — Когда мисс Джонс появится в моём кабинете, Хал?
— В любую минуту, — сказал Осборн. — Её чартерный рейс должен приземлиться в десять. Сейчас десять ноль семь.
Рэндалл поразмыслил.
— Первым делом я хотел бы переговорить с мисс Джонс, — сказал он. — И дам ответ примерно к одиннадцати. Сомневаюсь, что за этот час произойдут серьёзные изменения.
— При всём уважении, мистер Президент, должен не согласиться с вами, — сказал Хильдебранд. — Дальнейшие оттяжки значительно увеличивают степень риска.
Он по-прежнему стоял, вцепившись в спинку кресла и смотрел только на Рэндалла, не обращая внимания на остальных. Как ни странно, в этот момент смолкли и телепринтеры, словно не желая мешать диалогу между Президентом и генералом.
— Основания для импичмента, Уолтер? — чуть заметно улыбнулся Рэндалл.
— Нет, сэр, — ответил тот. — Вы главнокомандующий. И вы знаете, что я исполню любые ваши приказы. Но со всей настойчивостью, которую я могу себе позволить, хотел бы повторить, что оттяжка — это не самое умное решение.
— Я понимаю вашу точку зрения. — Рэндалл повернулся к морскому пехотинцу за пишущей машинкой. — Отметьте в отчёте точку зрения генерала, сержант. — На сухом стволе беспрекословной военной дисциплины внезапно пышно расцвёл цветок разногласий. Наделит ли история генерала своим лаврами? — Через час мы подведём итоги, — сказал Рэндалл. — Я попытаюсь к одиннадцати вернуться.
Президент закрыл за собой дверь. В сопровождении агента Секретной Службы он на лифте добрался до первого этажа и стремительно прошёл по коридору в свой залитый утренним солнцем Овальный кабинет.
Ему пришлось подождать лишь несколько минут, и тут же было объявлено о появлении мисс Джонс. Она вошла в высокие французские двери, ибо её доставили к задней стороне дома, чтобы ей не пришлось миновать холл, где ждали журналисты. Рэндалл встретил гостью на середине комнаты, устланной зелёным ковром с вытканной президентской печатью. Перед ним предстала напряжённая женщина в простом чёрном платье и золотыми серёжками в виде ятаганов. Сквозь проём высоких дверей, за которыми открывался вид на колоннаду и розовые посадки за ней, Рэндалл увидел лимузин Белого Дома, который доставил её, скорее всего, тайным образом, из ангара для специальных рейсов Национального аэропорта.
— Мне не нравится, что меня тут лапали, — сказала Джинни, когда они обменялись приветствиями. Она возмущённо уставилась на него чёрными глазами.
— Лапали? — смутился Рэндалл.
— Эти агенты обыскали меня, — пожаловалась она. — Даже в Белом Доме с нами обращаются как с грязью.
— Мне ужасно неудобно, мисс Джонс. Я должен был предупредить их. Но сомневаюсь, чтобы из этого получился бы какой-нибудь толк. Секретная Служба действует по своим собственным правилам, ну, а сегодня…
— Они обыскивали меня и рылись в моей сумочке потому, что я чёрная, — ровным голосом сказала она.
— Нет, мисс Джонс. Честное слово. Цвет кожи тут абсолютно не при чём.
— То есть, они обыскали бы и белую женщину, пригласи вы её сюда? Не могу поверить.
Рэндалл понял, что ему предстоит нелёгкий час. Он понимал, что гостья права. Кроме того, он знал, что никто из агентов Секретной Службы сегодня не подпустит члена Ч. Ф. и на десять метров к Президенту, предварительно тщательно не обыскав его. Но по возмущённому выражению лица мисс Джонс он видел, что никакие объяснения не смогут удовлетворить её.
Он подвёл её к одному из диванов у мраморного камина в дальнем конце кабинета. Джинни положила свою чёрнозолотую сумочку на кофейный столик и устроилась в углу дивана.
— Я понимаю, что вас ругать не стоит, — успокаиваясь, сказала она. — Я тут в первый раз, мистер Президент. До чего приятный кабинет. Он светлый и спокойный. Хотя и скучноватый.
Рэндалл с удовольствием увидел, что её настроение изменилось.
— Да и работа тут скучноватая — в большинстве случаев. — Он расположился на другом диване напротив неё.
— Но сегодня, благодаря вам, мы ею заниматься не будем. Мисс Джонс, мне нет необходимости говорить вам, как я восхищаюсь вашим пением. Мы с миссис Рэндалл ваши искренние поклонники.
— Благодарю вас. — Он отметил, что, ожидая дальнейшего развития событий, она была куда спокойнее, чем большинство тех, кто впервые оказывался в этом кабинете.
— Прошу прощения, что наши взгляды разошлись во вчерашнем телевизионном выступлении, — сказал он. — Но хотел бы лично сказать вам, что не имел представления об истории этих домов, как вы её описали. В каждой теме есть две стороны — как минимум — и вы более чем выразительно изложили свою точку зрения.
— Я изложила правду, — в её голосе прозвучала лёгкая нотка вызова.
— Кроме того, я хотел бы извиниться и по другому поводу, — сказал он. — Это верно, что ФБР проникло в среду «Чёрных Двадцать Первого Февраля». Но это произошло без моего ведома и без моей санкции. — Он вздохнул. — Правительственный аппарат огромен. Даже приказания Президента не всегда выполняются… Вы знали о Делмаре Спрэге?
Она кивнула.
— Теперь я знаю, что он мёртв. Он шпионил в Ч. Ф. — Её тон не оставлял сомнений, что Спрэг вполне заслужил свою смерть.
Рэндалл объяснил роль, которую выпало сыграть Спрэгу, как он нашёл телефонные номера и как на Орчард Стрит в Манхэттене было найдено его безжизненное тело.
— Сплошь и рядом грязные дела. — Он помолчал. — Мисс Джонс, я не хочу рисковать ничьей жизнью в этой… м-м-м, коллизии, если хотите. Вот почему Хал Осборн попросил вас прибыть сюда. Мы глубоко тронуты вашим предложением вместе с Альфредом Николетом помочь нам в случае необходимости, но должен сказать, что сомневаюсь в точности вашего изложения. Правильно ли я понял, — вы опасаетесь, что Даниел Смит может произнести какое-то кодовое слово, которое станет сигналом к революции?
— Именно так.
— Но чего ради? Трудно что-то планировать, если больше ничего не известно.
— Я понимаю, мистер Президент. Согласившись приехать к вам, я снова связалась с доктором Николетом, и он дал мне право кое-что рассказать вам с глазу на глаз… Мистер Президент, доводилось ли вам слышать слово «Гамал»?
— Одно из имён Насера, — сказал он.
— Нет, я имею в виду нечто другое. Слышали ли вы его в связи с движением чёрных?
— Нет, — удивился он. — Боюсь, что не слышал.
— Несколько часов назад я и сама не знала, что оно значит. — Она сложила руки на коленях. — Гамал — так называется отдельное чёрное государство, которое командир Смит хочет создать на юге из нынешних штатов Джорджии, Алабамы, Миссисипи и Луизианы.
Она обрисовала этот замысел и планы Смита по его воплощению: призыв к Гамалу, захват более тысячи домов в богатых белых пригородах, о готовности сил Ч. Ф. в больших городах, о захвате в конечном итоге десяти тысяч домов и об ультиматуме Президенту. Рэндалл внимательно слушал, понимая, что в данном случае любое соображение только ухудшит ситуацию.
— Я бы хотела сейчас жить в Гамале, — сказала она, — но пока мы не в силах его создать, да и в любом случае план Данни приведёт к гражданской войне, в которой погибнут тысячи чёрных.
— И белых тоже.
Она повела плечами.
— Да хоть бы и миллионы белых, меня это не волнует. Это ваши проблемы. У нас есть свои. Я не хочу, чтобы гибли чёрные… Откровенно говоря, мы в Ч. Ф. разделились. Часть из нас хочет, чтобы эти шесть домов легли в основу сделки. Другие хотят двигаться по пути Данни — стреляя и умирая.
— Так что вы по сути предлагаете? Как вы с Николетом можете помочь нам?
Она вспыхнула.
— Помочь вам? О, нет. Помочь себе, поберечь наших чёрных бойцов до битвы другого дня, когда обстоятельства будут куда лучше.
Рэндалл ощутил прилив враждебности. Есть ли такие слова, которые он может сказать этой молодой женщине, чтобы она не сделала из них убийственных выводов? Ему захотелось ответить ей со всей резкостью, но он вспомнил теорию президента Кеннеди во время ракетного кризиса 1962 года с русскими: никогда не загоняй оппонента в угол, пусть у него всегда будет пространство для манёвра. Никогда не припирай его к стенке, пока конфликт не становится неизбежным. Рэндалл поймал себя на том, что думает о чёрных обитателях Америки, как о врагах и покраснел. Слава Богу, эта ершистая женщина не умеет читать мысли.
— Помогая другому, тем самым помогаешь и себе, — сказал он, стараясь произнести это без всякой иронии. — Так что же я должен сделать?
— Если командир Смит отдаст закодированный приказ к началу Еамала, — сказала она, — мы с Николетом хотим, чтобы вы немедленно предоставили нам время на телевидении. Мы скажем нашим чёрным братьям то, что я сказала вам: в данный момент следовать за Данни означает самоубийство чёрного народа.
— Как я могу знать, что вы используете время в эфире не для того, чтобы призвать к поддержке Смита?
Она в упор посмотрела на него.
— Потому что я дала вам слово и я этого не сделаю — как и Николет. — Она была полна отчаянного напряжения. — Это слово чёрного человека, мистер Президент, и не стоит его сравнивать с уклончивыми обещаниями белых, от которых завтра же отказываются.
Проще иметь дело с дикобразом, подумал он, представив на этом месте генерала Хильдебранда или Ли. Джинни Джонс мигом вылетела бы за дверь.
— И вы считаете, что чёрные послушаются скорее вас и Николета, чем Смита?
— Да. Так они и сделают, если мы предложим им что-то более серьёзное. — Она с вызовом уставилась на него.
— Например?
— Когда белые напуганы, они, как правило, бросают кость.
Ну, она и колючая особа, эта дама. А почему бы ей в самом деле не обругать своего Президента, если ей это нравится?
— Прошу вас, мисс Джонс. Не можете ли вы изложить мне факты без того, чтобы м-м-м… тенденциозно оценивать их?
Её глаза блеснули мгновенной вспышкой торжества. Она выиграла.
— Когда вы услышите факты, которые вам не понравятся, вы тоже назовёте их тенденциозными. Я сказала кость от белых — именно это я и имела в виду. Если я обращусь с экрана к братьям и сёстрам, я должна сказать им — мы что-то выиграли.
— Вы хотите от меня каких-то уступок? Вы к этому клоните?
Она безрадостно усмехнулась.
— Наконец-то вы докопались до сути, мистер Президент.
Несколько секунд он внимательно изучал её.
— Прошу прощения, но я чего-то не понимаю. Захвачены дома. Их необходимо вернуть. На какие уступки, которые устроят владельцев домов, может пойти официальное лицо?