Только дойдя до рощи и убедившись, что его никто не видит, Фаустул поставил корзинку на землю и открыл её. Вид спящих скорченных человечков потряс его. Наконец-то он стал отцом! Пусть не совсем настоящим — неважно. В этот миг Фаустул понял, что отныне на многие годы их жизнь зависит от него, что он любит их всей душой, таких смешных и жалких, что отныне они станут главной отрадой и главной из всех забот. Успокоенный, он прикрыл цисту и, оберегая драгоценную ношу, стал подниматься по крутой тропинке к овечьему стаду.
Пристроив детей, Гней при первом удобном случае сделал Фаустула старшим над царскими стадами, и вот не прошло ещё половины года, а пастух уже скоро будет владельцем первого в Ференте настоящего дома. А в старой землянке можно будет хранить припасы или держать в холода мелкий скот. Конечно, строить дом вне стен — рискованное дело: начнись война, его непременно спалят. Но, слава богам, войны давно не было, и вроде бы пока в Лации тихо. Ну, спалят, так спалят, но всё-таки несколько лет поживут по-человечески.
Зима. Семилетний Ромул лежит рядом с братом на досках, прикрытых козьей шкурой, накрытый тёплым, немного колючим одеялом. Окошко закрыто плотной занавеской, через неё чуть просвечивает луна. На полу в кружке камней красным светятся угли, дымок от них поднимается и уходит в дыру под потолком. Рядом на табурете и вбитых в земляной пол кольях сушится одежда, промокшая за день от возни в снегу. В высокой подставке горит сосновая щепка, при её жёлтом дрожащем свете мама Акка прядёт бесконечную нитку и поёт:
В комнату входит отец, огромный, добрый и сильный.
̶ Что, вспомнила весёлые пирушки? — спрашивает он.
̶ Нет, просто пою, чтоб ребятам лучше спалось. Эту песню сочинил Асканий в первую зиму Амулия.
̶ А ты с ним встречалась?
̶ Один раз видела в доме Гнея, когда меня пригласили потанцевать. Там он и спел эту песню. А помнишь, какие были в ту пору морозы?
̶ Морозы были годами раньше, в последний год Нумитора. Из-за них случился падеж скота, потому рутулы и полезли на нас, но им крепко досталось.
̶ А ты бился?
̶ Нет, не дорос до воина, смотрел со стены. Ладно, довольно болтать, пора укладываться.
Отец вынимает щепку из железных пальцев подставки и кидает её на угли. Родители уходят, щепка вспыхивает, на короткое время становится светло, потом она гаснет, и видно только мерцание подернутых пеплом углей в отведённом для них на полу круге. Рем давно спит, Ромул закрывает глаза и зевает. В его голове возникают и начинают жить фантазии. Их не надо придумывать, они появляются сами по себе, так приятно смотреть, слушать и чувствовать их. Вот он лепит из снега огромного пса, положившего морду между лапами, срывает с репейника колючие шарики и втыкает их в собачью морду на место глаз и кончика носа. Тогда пёс оживает, отряхивается и приглашает Ромула сесть себе на спину. Ромул несётся верхом через озеро, а рядом на таких же белых собаках скачут Рем, Тит-обжора, Цез и Лид. Бесшумные мягкие лапы почти не касаются тонкого льда. «Вот бы завтра и правда слепить такого», — думает Ромул сквозь дремоту.
Весна. Они живут в шалаше на горном лугу со смешными добрыми овцами. Ромул любит всё вокруг: маму Акку, могучего отца, сильного и ловкого брата Рема, дядю Плистина, милого дедушку Аккила с восточных лугов, пса Каниса, овец, коров, отцовского коня Луцера, и все они тоже любят его. Вообще кажется: все вокруг любят друг друга, и это замечательно. Правда, Канис не любит Рема, не подпускает к себе, рычит и скалится. Это потому, что Рем как-то ударил его палкой, но наверно, они скоро помирятся. Ещё внизу есть гуси, он тоже их любит, хотя они не ласковые. Не то чтобы злые, а недоверчивые, всегда готовы обидеться...
— Эй, сорванцы, пошли на осыпь! — зовёт Плистин.
Они берут в шалаше маленькие пращи, которые специально для них сделал дедушка Аккил, и вместе с Плистином поднимаются по тропинке через кустарник к скале, у которой сливаются две осыпи, похожие на неподвижные каменные речки. Дети учатся кидать из пращи камни: здесь их сколько хочешь, любого размера.
Праща — удивительное оружие, простая кожаная лента с утолщением посередине, но ею можно зашвырнуть камень намного дальше, чем рукой. Правда, управляться с ней нужно умеючи. Сложить петлёй, зажать один конец в кулак, а второй прижать пальцем. Потом вложить камень посередине, где петля пошире, и раскрутить пращу над головой. Камень так и рвётся наружу, натягивает ремень, кажется, — выпусти его, сразу полетит прочь. Но это обман, камень хитрит. Он полетит вовсе не в ту сторону, куда ты хочешь его швырнуть. Нужно, чтобы он летел вперёд? Отпусти конец петли в момент, когда она сбоку!
Плистин показывает дерево, в которое надо попасть, и они до бесконечности швыряют в него пращами камешки. Сперва совсем не попадали, а сейчас камни стучат о кору довольно часто, причём Ромул попадает чаще Рема, и тот сердится. Зато из лука Рем стреляет намного лучше...
С некоторых пор с ними часто появляется худенькая пятилетняя девчушка в платье из удивительно гладкой голубой ткани. Её приносит на плечах здоровенный раб, который идёт так быстро, что нянька едва поспевает за ним и всё время просит идти помедленнее. Девчушку зовут Примой, она дочь господина Гнея Клелия, и ей нужно пить молоко прямо из-под коровы, и не какой-нибудь, а Лилы, любимой коровы Гнея. Лила — рыжая, очень большая, но не страшная, а приветливая, и Ромул с ней дружит. Отец держит корову около дома, и когда гости приходят поить Приму свежим молоком, отец сам доит её, и струйки молока стучат о стенки деревянного ведёрка. А если отца нет, Лилу доит мама Акка или старушка-рабыня Лидия, которая недавно поселилась у них, чтобы помогать матери. Прима капризничает, не хочет пить, а нянька заставляет: то уговаривает, то запугивает. Из нянькиных слов Ромул понял, что молоком Приму лечат от какой-то болезни. Наконец она допивает свою расписанную чёрными узорами красную глиняную кружку, заедая принесённым из дома хлебом, и гости уходят обратно в город.
На этот раз вместе с рабом и нянькой приходит сам господин Гней. Отец где-то на пастбищах, мама Акка суетится, они с Лидией ставят перед скамейкой столик, мама приглашает Гнея отведать сыра и замечательной простокваши, какую не умеет делать никто, кроме неё. Лидия приносит угощение. Гней садится на скамью, берёт на колени Приму и просит хозяйку принять участие в завтраке и угостить за компанию близнецов.
Все рассаживаются, Акка наливает простоквашу, раздаёт ячменные лепёшки.
̶ Я слышал, у тебя долго не было детей, — говорит Гней маме. — У меня такая же история, прожил с женой девять лет, пока родилась Прима. Я уж думал, останусь бездетным, а тут у тебя такая удача, и, глядишь, вскорости и у меня. Какие молодцы у тебя выросли! А почему вы никогда не играете с Примой? — обратился он к Рему.
̶ Да ну, — отмахивается тот, — у девочек свои игры, у нас свои.
̶ А я предлагал ей покормить Лилу хлебом, — говорит Ромул, — но она не захотела.
̶ Боюсь я корову, — обиженно пищит Прима. — Вон большая какая, руку откусит!
̶ А вот и нет, — возражает Ромул, — пойдём, покажу.
̶ Да, сходи с Ромулом, — соглашается Гней и спускает дочку с колен.
Мать даёт Ромулу лепёшку, и он ведёт гостью к дереву, возле которого пасётся Лила. Корова огромна, кажется, он может пройти под ней, не задев провисшего брюха. Ромул ласково зовёт её, показывает лепёшку. Лила поворачивает голову, потом задирает её и оглашает окрестность хриплым мычанием. Девочка прячется за спину Ромула и вцепляется в его тунику.
̶ Не бойся, это она радуется, — объясняет Ромул. Он чувствует себя настоящим мужчиной, бесстрашным защитником слабых.
Ромул протягивает лепёшку, корова тянется к ней, разевает рот. Исполинские рога, гигантские уши, огромные глаза. Прима из-за плеча смыкает губы и вроде бы улыбается...
̶ А ты смелый, — восхищённо говорит Прима.
̶ Теперь навестим Каниса, — предлагает Ромул.
Прима не возражает, она уверовала в могущество спутника и ничего не боится. Они идут вдоль озера, и Ромул рассказывает ей о волшебной снежной собаке, которую он слепил зимой, а когда снег стал таять, собака ушла в озеро и, наверно, живёт там, но следующей зимой он позовёт её, и она непременно вылезет на берег. Тогда он сядет верхом, приедет на ней в город и покатает Приму.
Девочка слушает, открыв рот от удивления. Они доходят до стада овец, которое пасёт Плистин и сторожит Канис. Ромул гладит пса, и тот позволяет погладить себя и девочке. Они возвращаются, Прима под впечатлением прогулки без возражений выпивает целебное молоко, и гости уходят. После этого Прима появляется всё реже, а потом и вовсе исчезает. «Наверно, вылечилась», — думает Ромул.
Глава 4. ТАЙНЫ
В самом большом из лесов звенит
источник священный.
Воздух смрадом густым испарений
своих отравляя.
Лето. Затевается большая прогулка на Альбанскую гору, к алтарю Юпитера Латиариса. Гора недалеко, город, собственно, стоит на её склоне, а Ферента чуть ниже, на уступе, где озеро.
Рано утром отец снаряжает Луцера, вьючит на него мешок с едой и плащами на случай дождя, сажает сыновей (Рема, конечно, спереди), берёт коня за узду, и они отправляются в путь. Утоптанная тропа приводит в заповедную рощу, наполненную голосами птиц. Здесь нельзя охотиться, рубить деревья, собирать орехи и ягоды. Брать можно только сухие ветки, если сами упадут с дерева, и убирать стволы упавших деревьев. Отец останавливает коня на покатой поляне. По её краю из заросшей мхом груды камней, журча, сбегает струйка воды. Там начинается прозрачный ручеёк, который бежит по гладким цветным камешкам. Дети слезают с коня, усаживаются на разложенных по траве колодах. Отец достаёт хлеб, наполняет чашку водой из родника и говорит, что это священный источник с целебной водой.
Они по очереди пьют вкусную холодную воду, а отец рассказывает, что на этой поляне, где нет места злу, время от времени собираются цари латинов и обсуждают общие дела. Те, что входят в «Союз тридцати латинских городов».
̶ А тридцать — это сколько? — спрашивает Рем, которого всегда занимают числа.
̶ Пересчитай пальцы на руках у нас троих, вот и будет тебе тридцать, — отвечает отец.
̶ Столько городов? — изумляется Рем.
̶ Городов меньше, — качает головой отец. — Это так говорится «тридцать», в смысле, много. А на деле их сейчас в союзе четырнадцать. — И он начинает перечислять: — Альба, Бовилы, Апиолы, Теллена, Тускул, Габии, Лаврент, Лавиний, Троя, Фикана...
̶ А зачем нужен союз? — интересуется Ромул, и отец объясняет, что Союз следит, чтобы латины жили в дружбе и не обижали друг друга. Столицей союза считается Тускул, он не очень далеко — вон за тем отрогом. Но всё равно между ними случаются ссоры и даже войны.
Они поели, отдохнули и вновь отправляются в путь. И сразу же на соседней поляне встречают ещё один источник. Из-под камня бьёт горячий ключ, окружённый паром и удушливым запахом тухлых яиц. Отец говорит, что он тоже священный и имеет чудесное свойство. Кто ляжет возле него спать на шкуре жертвенной овцы, увидит вещий сон. Ромул думает: «Хорошо бы достать такую шкуру и поспать Здесь. Только лучше сделать это днём и лечь с той стороны, откуда дует ветер. Интересно, что бы мне тогда приснилось?»
Тропа забирается выше и выше. Луцер шагает ровно и неспешно, под его копытами шуршат камни и прошлогодние листья. Уже день, и птицы немного угомонились. С одной стороны виден поднимающийся склон, с другой кроны деревьев, растущих ниже, которые заслоняют даль. Ромул ещё никогда не был так далеко от дома и радостно удивляется огромности мира. Но вот лес пропадает, впереди заросший травой и цветами склон, который упирается прямо в ярко-синее небо.
̶ Мы поедем на небо? — спрашивает Ромул отца.
̶ Дурак! — хохочет Рем.
̶ Не совсем на небо, малыш, — отвечает отец, — но поближе к небесным силам.
Они выезжают на широченный луг, края которого со всех сторон уходят вниз. Фаустул снимает детей с коня, они разминают ноги, оглядываются. Весь мир лежит внизу, позади бескрайний лес, впереди за глубокой лощиной лесистая гряда, а дальше в дымке видны далёкие горные цепи.
̶ Тускуланские холмы, — показывает отец, — а там вдали Сабинские горы. Они выше нашей. А теперь посмотрите туда. Видите на краю неба тёмную полоску? Это море.
Ромул видит пару сверкающих озёр, зелёную равнину, а за ней странную тёмную полосу, словно далёкую тучу с ровным верхним краем.
Отец, который признается, что сам ещё ни разу не бывал на море, рассказывает им про него, какое оно огромное, какая в нём солёная вода, и о том, что живущий в нём бог Нептун приказывает воде сбиваться в огромные живые горы — волны. Они бросают корабли, как щепки, и утаскивают в глубину.
Потом Фаустул ведёт детей к центру поляны, где лежит огромный серый камень. Он широкий и высокий, как дом. Это и есть алтарь Юпитера. Он не построен людьми, сам бог положил эту глыбу на священной вершине. Отец рассказывает о Юпитере, самом могучем и грозном из богов. У Юпитера много имён — его зовут и Диспатер — Отец дня, и Иовис патер — Отец-помощник, и другими именами. Он владеет молниями, и в грозу, когда летает среди мчащихся облаков, можно слышать его смех.
̶ А какой он? — спрашивает Ромул.
Отец задумывается:
̶ Однажды я видел его в грозовой туче. Разглядел косматую бороду и растрёпанные бурей волосы. Но, может быть, это был бог ветра?
А Ромул уже представляет себе бородатого гиганта в плаще из тёмных дождевых облаков с оторочкой из облаков белых, пушистых, просвеченных солнцем. Вот он стоит на поляне, поставив на камень исполинскую ногу. Ромул замирает от страха и уважения, а отец спокойно достаёт мешочек с жертвенным зерном, насыпает немного сыновьям в ладошки, по очереди поднимает (конечно, Рема первого), и они сыплют зёрна в одно из углублений на волнистой верхушке алтаря. Сам он высыпает на камень всё содержимое мешка.
̶ Теперь вознесём молитву, — говорит он. — Ну-ка, повторяйте мои слова и смотрите, чтобы они звучали торжественно. — И отец начинает молитву, делая частые перерывы, чтобы дети смогли повторять: «Великий правитель бессмертных, властитель молний, святозарный даритель дня...»
Ромул повторяет — сперва имена божества, потом его восхваление, в конце просьбы о благополучии стад и почему-то о защите детей Марса. Он половины слов не понимает, но ощущает важность происходящего.
На обратном пути Ромул расспрашивает отца о богах. Отец говорит о трёх главных богах латинов: Юпитере — громовержце-защитнике, Марсе — хранителе-воине, и Квирине — покровителе народных собраний. Рему все разговоры давно надоели, он что-то напевает и заплетает косички на гриве Луцера. Ромул же изводит Фаустула вопросами: «А сколько всего богов?» Отец не берётся сосчитать и говорит, что их очень много. Есть такие, о которых не знают даже этруски, да и никакие другие люди. Поэтому, молясь богам, надо добавлять слова «и вам, с которыми мы не знакомы».