ЖАСМИН. У нее наверняка уже были мужчины.
ТОЛСТУХА. Карл бы об этом знал.
КАРЛ. Оставьте меня в покое.
ЖАСМИН. Карл.
КАРЛ. Не знаю. Не было. Были. Возможно, что были. Экий допрос мне устроили.
* * *
Герман появляется со связанной Эрикой. У нее потерян один ботинок.
ЭРИКА. Что вы думаете. Может, кто-то думает, что ваша сила производит на меня впечатление. Вы не знаете, сколь всемогущ Господь. Аллилуйя. Он ворвется в ряды своих врагов, как ураган, врывающийся в леса.
ЖАСМИН. Ты святая. Ты послана, чтобы спасти нас.
ЭРИКА. Вас не спасти.
ЖАСМИН. Господь поручил тебе прибыть в Ченстохову. Ты трогаешься в путь. Едва вышла из дома, как тут же садишься не в тот автобус. К нам. Как сочетается одно с другим.
ЭРИКА. Кто ты такая, чтоб спрашивать о планах Господа.
ТОЛСТУХА. Почему ты села именно в наш автобус. Кто это решил.
ЭРИКА. Это промашка. Моя промашка. Я была невнимательна.
ТОЛСТУХА. Он привел тебя к нам. В Его планах мы играем важную роль.
ЭРИКА. Никакой роли в Его планах вы не играете.
ЖАСМИН. Мы стоим между тобой и твоим Богом. Если ты хочешь прийти к Нему, то должна сначала пройти мимо нас.
ЭРИКА. Видеть вас больше не могу. Убейте меня, наконец.
ТОЛСТУХА. Спаси нас.
ЭРИКА. Вас не спасти.
ТОЛСТУХА. Наши сердца пусты. Наполни их твоей верой.
ЭРИКА. Никому не дано наполнить худую бочку. В ваших сердцах зияет дыра, все, чем является человек, уходит в землю.
ЖАСМИН. Сверши какое-нибудь чудо, тогда мы тебе поверим.
ЭРИКА. Никакое чудо не поможет. Вы ползете по жизни. У вас есть дети, были мужья, наверняка вы кого-нибудь потеряли, плакали, по выходным вы любите развлечься, вам нравится поехать в отпуск, увидеть красивые города, бродить по картинным галереям, слушать скрипичную музыку, все это прекрасно, все это правильно. Но чтобы быть человеком, этого мало. Вы толкаете вашу жизнь пред собой, как тачку с мешком картошки.
ТОЛСТУХА. Нет, это не она. Доброго вечера. (Уходит.)
ЭРИКА. Ты — жалкая тварь, кубышка, полная гноя, ты — груда дерьма. А все вы вонючие ослы и ослицы, гнилые кочаны и кочерыжки. Просто позор тратить себя на вас. Вас ничтожная кучка, а я могла бы вести к Богу массы людей. Потеряны, вы потеряны, хоть со мной, хоть без меня. Вас спасать я не хочу. Я должна спасать людей, людей, а не страшилищ. Мужчин и женщин с открытым сердцем.
ЖАСМИН. Она боится. При том что встанет перед своим Творцом.
* * *
ЖАСМИН. Герман. Ты справишься один. Доброго вечера. (Уходит к автобусу.)
Карл направляется к автобусу.
ЭРИКА. Карл. Куда же ты. Ты хотел мне помочь.
КАРЛ. Мне очень жаль, Эрика. Еще увидимся.
ЭРИКА. Останься здесь, не уходи. Не оставляй меня одну с этим чудовищем.
Карл уходит.
ГЕРМАН. Как только находится работа, так леди и джентльмены исчезают. А отдуваться за них приходится Герману. Коротковатой получилась, так и знал. (Вонзает лопату в землю.)
ЭРИКА. Что вы там делаете. Что вы роете.
ГЕРМАН. Слегка удлиняю твою могилу. Иначе тебе придется поджать ноги. Как ребеночку в чреве матери. Я этого не хочу. Так делают народы на островах Тихого океана, а раньше делали обитатели пещер. Но мы не пещерные люди. Жаль, у меня только вот эта складная лопатка. Ею я тебя убью. Хлоп — и готово.
ЭРИКА. Ты этого не сделаешь.
ГЕРМАН. Еще как сделаю.
ЭРИКА. Но почему.
ГЕРМАН. Почему. Почему. По кочану. Потехи ради.
ЭРИКА. Это тебя не порадует.
ГЕРМАН. Мы не знали, какими плохими мы были, — до встречи с тобой. Теперь познаём себя и друг друга. Сближаемся. Я думаю, Бог по милости своей послал нам тебя, чтобы мы наконец стали тем, кем были всегда. Мало лишь быть кем-то, надо еще и действовать.
ЭРИКА. Ты не плохой.
ГЕРМАН. Я, может, и не плохой. Но разве ты не видела рыло этого Карла. Оно же слеплено из дерьма.
ЭРИКА. Карл мне ничего плохого не сделал.
ГЕРМАН. Он тебе не помог. А та, что со скрипками, — от нее же воняет. Ты ничего не заметила. Несет какой-то кислятиной. Кого это обрадует. Вонять — плохо уже само по себе.
ЭРИКА. Я не хочу умирать.
ГЕРМАН. А Жасмин. Что это. Во всяком случае, не человек. Весь божий день палец о палец не ударит. Ты же сама говорила. Не работает, только портки свои протирает. Никому не помогает. Читает свои хитрые книжонки. Заботится только о себе. Она только потребляет, жрет и пьет, лишает какого-нибудь хорошего человека еды и питья. Это плохо.
ЭРИКА. Плохо то, что делаешь ты.
ГЕРМАН. Да, это, конечно, нехорошо.
ЭРИКА. Ты ищешь выход, я знаю.
ГЕРМАН. Не ищу. Это не имело бы смысла. Из низости и убогости выхода нет.
ЭРИКА. Я его знаю.
ГЕРМАН. Ты. Знаешь. Смотри, руку я тебе уже сломал.
ЭРИКА. Я знаю выход.
ГЕРМАН. Не верю.
ЭРИКА. Тебе надо лишь встать на колени. Или, может быть, ты трусишь.
* * *
ЭРИКА (шепотом). Лишь встать на колени. И все. Не надо бояться.
ГЕРМАН. Я не боюсь.
ЭРИКА. Развяжи меня, Герман, и спаси себя.
ГЕРМАН. Если попытаешься убежать, я побегу за тобой.
ЭРИКА. Я говорю, на колени. Вот так. (Опускается на колени.)
ГЕРМАН (опускается на колени). И это все. Какой пустяк. Ничего не стоит.
ЭРИКА. Предай твое сердце в руки Господа. Проси Иисуса Христа о прощении твоих грехов.
ГЕРМАН. Каких грехов.
ЭРИКА. Всех, Герман, всех твоих грехов.
ГЕРМАН. Но их же не два и не три.
ЭРИКА. Просто повторяй за мной.
ГЕРМАН. А потом.
ЭРИКА. Просто повторяй за мной. Господь мой Иисус Христос.
ГЕРМАН. Господь мой Иисус Христос.
ЭРИКА. В руки Твои
ГЕРМАН. В руки Твои
ЭРИКА. предаю я жизнь мою, веру мою.
ГЕРМАН. жизнь мою, веру мою.
ЭРИКА. Я знаю, что я грешил
ГЕРМАН. Я знаю, что я грешил
ЭРИКА. и сбивался с пути, грешил и заблуждался.
ГЕРМАН. и сбивался с пути, грешил и заблуждался.
ЭРИКА. Но я прошу Тебя, войди в сердце Германа.
ГЕРМАН. сердце…
ЭРИКА. В сердце Германа, он человек, наполни милостью сердце его.
ГЕРМАН. милостью…
ЭРИКА. И сделай его инструментом Твоей веры.
ГЕРМАН. инструментом Твоей веры.
Эрика умолкает. Герман тоже умолкает.
ЭРИКА. Аминь.
ГЕРМАН. Аминь.
Эрика целует его в лоб.
* * *
ГЕРМАН. Красиво. Как неожиданно начинает светать. Вон там, с краю неба, красиво, а. Посмотри. Света все больше. Как это выглядит. Просто чудо какое-то. Ты это когда-нибудь уже видела. А эти краски, откуда они.
КРАМЕР. ЧТО ЭТО ТАМ. ГЕРМАН. КАКОЙ-ТО СОУС, ДА.
ГЕРМАН. Свет в небе, Крамер, если бы вы могли это видеть. Просто чудо какое-то.
КРАМЕР. ЭТО УТРО. ВСЕГО ЛИШЬ ВОСКРЕСНОЕ УТРО. ТЫ ОБЕЩАЛ, ЧТО НОВОГО ДНЯ Я БОЛЬШЕ НЕ УВИЖУ, РАЗВЕ НЕ ОБЕЩАЛ.
ГЕРМАН (вонзает лопату в землю). Я спешу. Спешу. (Копает без передышки.) Очень твердая почва. Полно камней. И эти корни.
ЭРИКА. Перестань копать.
ГЕРМАН. Приходится.
ЭРИКА. А свет.
ГЕРМАН. Это всего лишь утро.
ЭРИКА. Мы отправимся в Ченстохову вместе, ты и я.
ГЕРМАН. На тебе вины не будет. Ты придешь к Иисусу Христу.
* * *
ГЕРМАН. Ну и корни. Можжевельник. Чем же он так здорово пахнет. Дай-ка вспомнить. Ну конечно же, джином. Но лопатой тут не продраться. Поди к автобусу и принеси тесак. Возьмешь его из ящика с инструментом под моим сиденьем. (Эрика не трогается с места.) Должна получиться могила, не окопчик. (Эрика стоит недвижно.) Найдешь в ящике инструмент с кожаной рукояткой, лезвие смазано и заточено, можно даже побриться. Боже мой, да ты, милая, вся дрожишь, а ну бегом — и согреешься. Но не вздумай удрать. Если не вернешься, к моменту, когда я выну десять лопат, придется пойти за тобой. На ветер я слов не бросаю. Запомнила. Десять лопат. (Эрика уходит, а Герман, не дожидаясь ее, продолжает копать.) Наверняка так сплетаются только корни можжевельника. Иначе лопата не шла бы так туго, да и почва каменистая. Никто не подумает, что здесь похоронен человечек. И можно будет отдохнуть. Здесь, наверху. И как это прекрасно. Сколько копков я сделал. Четыре или уже пять. Неважно. (Кричит в сторону автобуса.) Четыре. Слышишь, уже четыре. Никому не пожелаю лежать в этой земле. Среди можжевеловых-то корней. Тонких, как волос, но силы непомерной. Проникают сквозь что угодно, и покойничек пронизан ими с головы до пят, прежде чем дело свое сделают черви. Боже, как же туго идет лопата. Но где же девчонка. (Кричит.) Уже десять. Слышишь, десять. Иду за тобой. (Герман налегает на лопату с еще большей силой.) Если б знал, что лопату надо было сразу воткнуть чуть левее, то копалось бы легче. Вот как сейчас. Под камнями почва песчаная, это приятно. Лежится в ней наверняка неплохо. Песочек рыхлый. Умирая, ты будто закопался в него у самого синего моря. Черви в песке не водятся, спать можно как на пляже, ха-ха-ха, прислушайся, ветер в можжевельнике шумит, как прибой. Закрой-ка на минутку глаза. (Закрывает глаза.) Ну, действительно как прибой, с шелестом и шорохами. Ветер приносит дождь. Лучше всего, если б могила осталась открытой, можно было бы лежать и глядеть в небо. А ты загляни-ка в яму. Давай, давай, загляни. Ну, что скажешь. Достаточно глубока. (Снимает с шеи свою копию в дереве. Смотрит на нее, целует и, помедлив, бросает в могилу.) Покойся с миром, Герман. Ты сделал доброе дело. Господь Иисус Христос в твоем сердце. (Закапывает могилу.)
Темнеет.
В-четвертых
В сумерках. У бензоколонки Антона. Эрика стоит, держа в руке тесак. На лице выражение мрачной решимости. Она потеряла ботинок. Под навесом светится экран телевизора. Антон поднялся со складного стула. С большого пальца его левой руки свисает конец грязного бинта.
АНТОН. Что ты тут ищешь. Иди дальше. Держись все время этой дороги. Что за штуковина у тебя в руке.
ЭРИКА. Тесак называется.
АНТОН. Заявляю тебе сразу. У меня тут разжиться нечем.
ЭРИКА. Я ищу свой ботинок.
АНТОН. Бесхозной обуви тут нет.
ЭРИКА. Кроме того, мне нужно подлечить руку.
АНТОН. А где же все остальные.
ЭРИКА. Покатили дальше.
АНТОН. Тут что-то не так. Что ты сделала с Германом. И с его пассажирами. Ты всех их зарезала. Не молчи. Ты целый автобус отправила на тот свет. В уме ли ты. Признавайся, их уже нет в живых.
ЭРИКА. Дайте мне бинт и немного мази.
АНТОН. Такого добра не держу.
ЭРИКА. А на вашей руке. Что это.
АНТОН. Ах, это. Это был бинт, единственный и последний. Нет половины пальца. Будто кто-то откусил. Не могу вспомнить, как это случилось. И когда. Вроде совсем недавно. Только что. Неделю тому назад. Или раньше. В прошлом месяце. В прошлом году. Или все-таки минут пять тому назад. Такая острая боль. Здесь на-ве-рху время те-че-т та-к ме-дле-нно… И вдруг! Вновь! Начинает! Лететь! Ты не понимаешь, почему это происходит, и у тебя кружится голова…
ЭРИКА. Мне нужен бинт.
АНТОН. Слышал уже. Бинтов у меня нет.
ЭРИКА. А тот, что у вас на руке. Отдайте мне его.
АНТОН. Этот вот. Спятила, что ли.
ЭРИКА. А ну-ка отдайте.
АНТОН. Нет половины пальца. Скорее даже трех четвертей.
ЭРИКА. Сматывайте бинт, да поживей.
АНТОН. Хочешь, чтоб я изошел кровью.
ЭРИКА. Рана-то давно зажила.
* * *
АНТОН. Смотри, подцепишь болезнь.
ЭРИКА. Какую еще болезнь.
АНТОН. Мою болезнь.
ЭРИКА. Вы не больны.
АНТОН. В том-то и дело, что болен. Даже очень. С чего бы мне иначе обитать в этих дебрях. Я житель городской. В этой местности чужой. Владелец бензоколонки. Да какой из меня владелец. Видно же. Я в карантине. Причем в добровольном.
ЭРИКА. А выглядите вполне здоровым.
АНТОН. Ты так считаешь. В самом деле. Очень мило с твоей стороны.
ЭРИКА. А теперь отдайте мне, наконец, этот злосчастный бинт.
АНТОН. Да ладно уж. Бери. Пусть истеку кровью. Не все ли равно, в конце-то концов. (Сматывает бинт и подает его Эрике.) Разве народ заметит пропажу заправщика.
Эрика безуспешно пытается перевязать пальцы.
Захвати зубами один конец. И положи руку на колено. Получишь опору и сможешь связать концы.
* * *
АНТОН. И такому научишься, если ты тут один как перст. Чего я только не вытворяю в моем скиту. Ты и представить себе не можешь. Делаю сам массаж спины. Могу себя напугать. Неожиданно. Например, криком филина: У-у! И я вздрагиваю, бледнею, ругаюсь как извозчик, а потом радуюсь своей шуточке. Иногда ведь охота себя развеселить. В день рождения преподношу себе сюрприз. В виде пирога. И благодарю выдумщика поцелуем. В губы. Делать это научился сам. Своими же губами. Не веришь. Тогда смотри.
ЭРИКА. На бинте мазь.
АНТОН. Собственного изготовления. Смешиваю цинковую пасту с ромашкой. Мазь абсолютно безвредная, никакой химии, клянусь.
ЭРИКА. Помогите мне.
АНТОН. Сперва брось тесак вон туда, в кусты.
ЭРИКА. Не дождешься.
АНТОН. Мне ты им ничего не сделаешь. Я пьян. А пьяные из той же категории, что и женщины, дети, старики.
ЭРИКА. Ничего я вам не сделаю.
АНТОН. Тогда брось его.
ЭРИКА. Сейчас же перевяжи мне руку, поганый алкаш.
АНТОН. Ладно. Ладно.
* * *
ЭРИКА. Я Германа не убивала. И вообще никогда никого не убивала.
АНТОН. Так уж и никого.
ЭРИКА. Ну конечно же, никого.
АНТОН. А может, все-таки хоть одного.
ЭРИКА. Вы должны мне верить.
АНТОН. Так я же верю.
* * *
АНТОН. Почему ты села в этот автобус.
ЭРИКА. По ошибке. Мне надо быть в Польше.
АНТОН. И по какой же такой надобности.
ЭРИКА. По семейным обстоятельствам.
АНТОН. По каким же таким обстоятельствам.
ЭРИКА. Не ваше дело.
АНТОН. Разумеется, не мое. Я просто спросил.
ЭРИКА. У моей сестры проблемы.
АНТОН. Твоя сестра полька.
ЭРИКА. Нет, вышла замуж за поляка.
АНТОН. И какие же проблемы у твоей сестры.
ЭРИКА. Рак.
АНТОН. Вон оно как. Рак.
ЭРИКА. Знаете кого-нибудь, кто мог бы подбросить меня в долину.
АНТОН. Я вообще никого не знаю. Стало быть, не знаю и того, кто мог бы подбросить тебя в долину.