Много ли, мало ли времени прошло, зовет он княжеских сыновей обратно.
Старший сын князя вылепил из воска конскую головку.
А младший вернул миску нетронутой.
— Отец никогда не показывал нам своего изумруда. Как же я мог его вылепить? — сказал он.
— Хоть ты и уверял, что никогда не лжешь, все-таки лжец ты! — указал младший брат на старшего княжеского сына. И отдал изумруд младшему.
Так рассудили три брата все три тяжбы, что не под силу было рассудить множеству мудрецов, и отправились в путь. Вернулись домой, и коня своего любимого привели, и зажили мирно и дружно. Но была у них одна забота. Очень хотелось братьям иметь свою землю! А земля кругом вся в руках у князей да у богатеев.
И в ближних местах братья искали, и в дальних — нет ни клочка свободной земли… Думали они, думали и надумали. Были братья люди молодые, а хотелось им стать на вид людьми почтенными, чтобы принимали их с уважением.
Шесть месяцев братья бороды и усов не брили. Обросли, как медведи. Нарядились в домотканые черкески, наточили кинжалы, по два пистолета за пояс заткнули. Палки взяли и отправились к князю, у которого много было земли. Смело зашли во двор и крикнули во весь голос:
— Эй, кто в доме есть?
Встретил их слуга и, как глянул на лица, испугался, стал низко кланяться. Но опомнился все же, провел их в дом.
Сели гости, беседуют, а слуга стоит, во все глаза на них смотрит. Потом побежал и княгине докладывает: так, мол, и так, прибыли к нам гости, между собой разговаривают, но ртов у них нет, даже смотреть страшно.
— А это мы увидим, есть у них рты или нет, — сказала княгиня и велела подать гостям меду.
Поставили перед гостями столик-треножку, а на ней полное блюдо меду.
Гости рукава засучили, пальцы в мед макнули, по усам провели, усы закрутили, рты открыли и давай мед есть. Поели, умылись, и снова ртов у них не стало.
— Да, — говорит княгиня, — это, видно, гости почтенные. Князь вернется, сам их угостит на славу. А пока я угостить должна.
Кликнула княгиня служанку:
— Беги в курятник, поймай жирного петуха.
Пошла служанка, стащила с насеста за ноги самого жирного петуха. А братья видели это через окно.
— Домашнего глашатая уже свалили, — сказал старший брат.
— А коли свалили — значит, скоро на трехногой лошади прискачет, — откликнулся средний.
— Не видать ему счастья, коли прискачет, — добавил младший. — Мы его скрутим и через узкие ворота протолкнем.
Когда гости между собой так разговаривали, слуга возле них стоял. Рот разинул, слушает, а о чем говорят — не понимает…
Пошел, княгине доложил: так, мол, и так, гости друг другу загадки загадывают.
— Какие там загадки! — рассердилась княгиня. — Домашний глашатай — это наш петух. Трехногая лошадь — столик-треножка, на которой курятину подадут, а узкие ворота — это горло…
В полночь вернулся домой сам князь, и княгиня рассказала ему, какие у них в доме гости.
Всю ночь князь не спал, о гостях думал. Наутро зашел в кунацкую и, как увидел медвежьи лица трех братьев, удивился, даже назад отступил.
Приказал князь для гостей барана зарезать. Сам их угощал. И три дня резали для них по барану и шло в княжеском доме угощение. На четвертый день спрашивает князь:
— Откуда вы, гости? Какое дело у вас?
— Дай нам земли! — говорят братья. — Мы хотим земли! Много нам не надо. Хоть бы столько, сколько шкурами трех быков обхватим.
«Это еще по-божески!» — обрадовался в душе князь и говорит:
— Хорошо, дам вам земли, сколько просите!
— Смотри не передумай! — сказали братья. — Кто нас обманет, тому мы не прощаем!
— Я не из тех, кто своему слову изменяет, — гордо ответил князь. — Сказал — и кончено!
Убили братья трех быков, содрали с них шкуры и пошли на княжеское поле. Тут они шкуры разрезали сначала на ремни, а потом на тонкую дратву. Связали братья дратву в один шнур и пошли землю обхватывать. Как увидел князь такое дело — за волосы схватился, локти себе кусал…
— Эх, — говорит, — не думал я, что они так меня проведут!
Но что мог князь поделать! Нечего было ему сказать! Отмерили братья себе большое поле и уже с тех пор никуда не ездили. Стали спокойно жить-поживать, свою землю пахать.
МЛАДШИЙ БРАТ АБОКОВЫХ.
Карачаевская сказка
Перевод и обработка А. Алиевой и А. Холаева.
авным-давно, говорят, жили на свете шесть братьев Абоковых. Пятеро старших были смелые джигиты, а шестой — смирный да тихий. Кроме своих шести сыновей, воспитал их отец еще и приемыша — осиротевшего сына одного князя, бия.
Старшие братья славились храбростью: они бесстрашно сражались со злыми эмеге́нами, которые не давали покоя народу той страны: угоняли скот, пожирали людей и держали всех в постоянном страхе. А смелые братья выходили против них, отнимали награбленное добро и возвращали людям. Но эмегены были сильные противники. Одного за другим убили они пятерых братьев. Остались в живых только младший брат — скромный мальчик, которого почему-то считали дурачком, да приемыш — сын бия.
Старик-отец вскоре умер — не смог пережить такого горя, а сын бия привел в дом жену, и возненавидела молодая невестка младшего сына старика лютой ненавистью.
— Видеть его не могу! Девай его куда хочешь, — твердит она мужу с утра до вечера.
И вот связали муж с женой младшего и бросили в глубокую яму, а соседям сказали: пропал, мол, наш младший. Где искать, не знаем. Соседи любили младшего брата за доброту и приветливость. Долго они разыскивали его, да так и не смогли отыскать. Но злой невестке и этого было мало. Думала она, думала и заставила мужа темной ночью вытащить младшего из ямы и отвезти в дремучий лес. Посадил его сын бия на клячу, сам сел на доброго скакуна и завез его в такой дремучий лес, куда нога человеческая не ступала.
— Подожди меня здесь, скоро я вернусь, — сказал он ему, а сам ударил коня плетью — и был таков.
Много ли времени прошло, мало ли, решил сын бия съездить в лес, посмотреть — жив ли еще младший сын старика, или его уже волки съели? Прискакал в ту самую глушь, на то самое место, где оставил младшего, и что ж видит? Сидит младший брат на траве жив-здоров, рядом с ним лежит мешок — артма́к, и кляча тут же пасется.
Когда младший увидел приемыша, он поднял артмак и взвалил его на спину своей лошади. Пошатнулась лошадь и упала.
— Видишь, брат мой, какого коня ты мне дал. Этой кляче даже артмак не под силу. Как же ей меня носить?
А потом достал младший из артмака богатую одежду, саблю и кинжал, оправленный в золото, оделся, снарядился и превратился в славного джигита. После этого вынул он из артмака колокольчик, позвонил, и примчался к нему оседланный голубой скакун небывалой красоты.
Стоял приемыш, молчал от удивления, а потом соврал:
— Я за тобой приехал, поедем домой.
— Что ж, садись, брат, на своего коня, а я на своего, — говорит младший. — Только кто из нас впереди будет, а кто сзади?
— Езжай ты первым, — ответил приемыш.
И тронулись они в путь. Скакун младшего мчался, словно огонь, лошадь приемыша едва поспевала за ним.
Так ехали они долго, и что ни день встречались им табуны коней.
— Давай, братец, угоним этот табун! — говорил сын бия, как только видел какой-либо табун.
— Нельзя нам этих лошадей трогать. Я здесь бывал, знаю, чьи они. Угнать их — все равно что у слабой женщины кукурузную лепешку отнять.
А заехали они между тем уже далеко-далеко.
Встретился наконец братьям зеленый луг, на котором паслись кони красоты невиданной.
— Вот этот табун — эмегена, мы можем его угнать, — сказал младший.
Вытащил он из своего артмака аркан и направился к табуну.
Не успели они подъехать поближе, как вырвался из табуна жеребец и поскакал прочь. Однако джигит не зевал: метнул аркан и поймал жеребца. Подвел его к брату и спрашивает:
— Чего хочешь: табун гнать или жеребца вести?
— Поведу жеребца, — сказал сын бия.
— Ну веди. Да держи крепко, не то в беду попадем.
— Буду держать.
Отдал младший свою добычу приемышу в руки, а сам табун погнал. Но тот не сумел удержать жеребца — ускакал он прочь.
— Что ж ты сделал? — говорит младший. — Теперь прилетит сюда на этом жеребце эмеген! Это его табун. Ну, делать нечего. Только не вздумай окликнуть меня по имени. Эмеген не должен знать, что я младший из Абоковых. А когда мы биться начнем, ты поймай жеребца, да смотри опять не выпусти.
— Валла́х, уж теперь не выпущу! — поклялся бийский сын.
Собрали они табун, тронулись в путь. К вечеру показалось вдали большое белое облако.
— Оглянись и скажи, что видишь? — велел младший бийскому сыну.
— Не то облако, не то туман к нам приближается.
— Не облако и не туман. Это пар из ноздрей жеребца, которого ты упустил. Я буду биться с эмегеном, а ты тем временем поймай жеребца.
Только успел он так сказать, подлетел к ним эмеген.
— Какой собачий сын осмелился угнать мой табун? — закричал эмеген. — Бывало, это делали братья Абоковы, но мы их всех побили.
— Кроме братьев Абоковых, разве нет людей, могущих сесть на коня? Это я угнал твой табун, — ответил младший.
— Бороться будем или камни бросать? — спросил эмеген.
— Если на силу свою надеешься — бороться!
Стали они бороться, и младший Абоков легко свалил страшного эмегена и зарубил его. А сын бия так испугался, что спрятался за камень и не смог поймать жеребца.
— Что же ты, братец, мешкал? — сказал с досадой младший. — Теперь прискачет на этом жеребце второй эмеген. Ну ладно! Уж в этот раз, пока я биться буду, поймай жеребца непременно! Да помни: по имени меня не называй.
И только он это успел вымолвить, как примчался на том жеребце второй эмеген, страшней и свирепей прежнего. Увидел он убитого эмегена и заревел:
— У, собачье племя! Кто осмелился убить моего брата и угнать наш табун? Когда-то нам Абоковы покоя не давали. Так мы их всех до одного побили.
— Я твоего брата убил! Я ваш табун угнал! — ответил младший.
— Бороться будем или камни бросать? — спросил эмеген.
— Коль на свою силу надеешься — бороться!
Долгой была схватка с эмегеном. Но все же свалил джигит его и снес голову. А сын бия совсем перепугался, и от страха взобрался на высокое дерево, и опять не поймал жеребца.
— Что ж ты, братец, так оплошал? — в сердцах сказал младший. — Нет мне от тебя никакой помощи. Отправляйся домой, пока цел. Да помни: не вздумай окликнуть меня по имени! Ведь сейчас прискачет сюда третий эмеген. Кто знает — он победит меня или я его? Если он верх возьмет, тебе тоже пощады не будет.
И отправился сын бия с позором прочь.
Но он только притворился, что возвращается домой. Нашел поблизости пещеру, спрятался и стал ждать, пока эмеген прискачет. А эмеген тут как тут. И был это самый страшный из трех эмегенов, самый свирепый. Как увидел его приемыш, упал наземь без памяти. Однако очнулся вскоре и стал подглядывать, как младший с эмегеном бьется.
Долго бились они, но все же удалось младшему схватить эмегена и ударить об землю. А сын бия посчитал, что эмеген убит, и выбежал с криком:
— Эй, младший из Абоковых, ударь его хорошенько!
Услышал эмеген имя Абоковых, поднялся, натянул лук, и ударила стрела прямо в младшего брата. Но он выхватил саблю и успел все-таки снести эмегену поганую голову.
— Ну, братец, вот ты и сделал то, чего я так боялся, — сказал джигит со стоном. — Трижды просил я тебя не называть мое имя. Садись теперь на моего коня, отпусти поводья и скачи. Конь сам доставит тебя куда надо. Там, где он остановится, выйдут тебе навстречу. Не рассказывай дурных вестей, скажи только: «Младший из Абоковых занемог и просит вас приехать».
Сел приемыш на голубого коня, отпустил поводья, и помчался конь быстрее ветра. Много ли он ехал, мало ли, но прискакал конь к богатой каменной сакле, громко заржал и стал бить копытом.
Выбежала тут на порог красавица, краше которой никогда не видел сын бия. Она попросила его войти в дом:
— Будь нашим гостем! Скажи, в чем нуждаешься? Чем можем тебе помочь?
— Младший из Абоковых занемог. Эмеген пронзил его грудь стрелой, и он уже, наверное, скончался.
Услышав такую весть, вскрикнула красавица и упала замертво. Тут вышел почтенный старик с белой бородой. Он поднял красавицу и унес в дом, а потом вернулся и сердито спросил:
— Эй, всадник, что за весть ты принес в мой дом?
— Младший из Абоковых ранен. Эмеген пронзил его стрелой, и он уже скончался, наверное.
— Глуп же он, коли с тобой дело имел! — проворчал старик.
Быстро оседлал он своего коня и приказал:
— Показывай дорогу!
Как огонь, летели их скакуны. Примчались они на место битвы, видят — младший из Абоковых совсем уже умирает. Спрыгнул старик наземь, зубами у него стрелу из груди вытащил, перевязал рану и посадил на эмегенова коня.
Погнали они перед собой табун, вернулись в дом старика. Младшего брата в постель уложили, и старик принялся искусно врачевать его. А сына бия как гостя принимали, угощали на славу: то кушанье, что сегодня ел, назавтра уже не подавали.
Когда стал раненый поправляться, позвал старик приемыша в комнату для гостей. Там было много красивых девушек. Они пришли приветствовать гостя.
— Узнаешь среди них ту, что вышла тебе навстречу? — спросил старик.
— Я узнал бы ее сразу, но здесь ее нет. Она лучше всех этих красавиц!
— Вот она! — сказал старик. — Она была прекрасней всех моих дочерей, но ты сразил ее страшной вестью. Она занемогла совсем и потеряла свою красоту. Твой поступок недостоин мужчины!
Потом повел его старик в свою кладовую, открыл сундук, полный золота, и велел:
— Бери сколько сможешь и уезжай!
Насыпал приемыш золота два полных кармана, и отправились они с младшим братом домой. Младший брат на эмегеновом коне едет и перед собой табун гонит.
По дороге младший сказал приемышу:
— Эмегены, которых я убил, погубили моих старших братьев. Все пятеро погибли из-за этого табуна.
Как стали к родному аулу подъезжать, младший брат слез с эмегенова коня, снял с себя богатый наряд и оружие, надел старую, рваную черкеску и принял свой прежний вид.
— Если кто спросит обо мне, смотри не болтай, что я пригнал табун и убил эмегенов, — наказал он приемышу.
Добрались они наконец до своего аула.
— Сын бия нашел младшего брата и пригнал табун коней! — радовались люди.
Но когда начали соседи у приемыша допытываться, как ему такая удача выпала, он не удержался:
— Этот табун пригнал он, младший брат.
Как увидела приемышева жена младшего живым, невредимым, опять решила извести его.
Собрались тем временем старейшины аула, пришли к младшему из Абоковых. Приветствовали его как равного.
— Что ж ты, — говорят, — сынок, несмышленышем прикидывался, нас, грешных, обманывал?
— Почтенные друзья моего отца! Всем вам ведомо, что старшие мои братья были смелые джигиты, богатыри. Пятерых убили эмегены. Один я остался жив — был в ту пору ребенком. Если б эмегены прослышали, что уцелел один из Абоковых, они бы и меня погубили. Я прикинулся дурачком, несмышленышем, чтоб не могли люди сказать: «Жив еще один из рода богатырей Абоковых!»
Похвалили старики юношу за его сметливость.
— А теперь, — продолжал он, — рассудите нас, друзья моего отца. Не знаю, какое зло причинил я нашей невестке, но заставила она своего мужа отвезти меня в дремучий лес и бросить на съедение волкам. Дом, скот, земля — все, что есть у нас, по праву мое. Нужды не знают в нашем доме. Почему же она для меня крошку лишнюю жалела? Скажи при всех, что я тебе плохого сделал? — обратился младший брат к жене приемыша.
Молча стояла женщина. Нечего было ей сказать. Достал тогда младший брат из своего артмака колокольчик, позвонил, и примчался на его зов необыкновенный конь. Посадил джигит злую невестку лицом к хвосту коня и пустил его в степь.