"Вы не можете говорить этого серьезно,"- сказал он. "Вы не можете думать, что ваши родители - и ваш отец, в частности - смогут когда-нибудь одобрить такую идею."
"Он смог бы,"- возразила она решительно. "Если вы сумеете представить ему вопрос должным образом. Он ценит ваше мнение больше, чем чье-бы то ни было,"- продолжала она убедительно, немного нажимая. "И вы, изо всех людей на свете, должны особенно хорошо понимать, какой ужас я чувствую при мысли, что что-то может случиться... с Уильямом, прежде чем я снова его увижу."
В самом деле, подумал он - единственное, что веско говорило в ее пользу, было чувство опустошенности и отчаяния, которое вызвало в его собственном сердце упоминание о возможной гибели Уильяма.
Да, он мог быть убит. Как мог быть убит во время войны любой мужчина, в особенности солдат.
Это был один из рисков - и, по совести говоря, он сам не смог удержать Уильяма, уговорить не принимать его на себя - хотя одна мысль об Уильяме, разорванном на куски пушечным ядром, павшем на поле боя с простреленной головой, или умирающем в долгой агонии, истекающем кровью...
Во рту у него пересохло, он сглотнул и с некоторым усилием засунул эти малодушные образы обратно, в запертый на все замки мысленный чулан, в котором обычно их от себя прятал.
Он глубоко вздохнул.
"Доротея,"- твердо сказал он. "Я все равно узнаю, что вы затеяли."
Она довольно долго задумчиво на него смотрела, как будто оценивала все шансы.
Потом уголок рта незаметно приподнялся, а глаза чуточку сузились, и он увидел в ее лице ответ - так ясно, как если бы она произнесла его вслух. Нет. Я так не думаю.
Хотя это выражение было похоже не больше, чем на легкое мерцание - и ее лицо снова изобразило негодование, смешанное с мольбой:
"Дядя Джон! Как вы смеете обвинять меня и Уильяма - вашего собственного сына! - в том... в том... в чем вы вообще нас обвиняете?"
"Я не знаю,"- признался он.
Ну, так вот что! Вы поговорите о нас с папой? Для меня? Пожалуйста? Сегодня?"
Дотти была прирожденной кокеткой; когда говорила, она наклонилась к нему так, чтобы он мог почувствовать в ее волосах легкий аромат фиалок, и при этом совершенно очаровательно теребила пальчиками лацканы его мундира.
"Я не могу,"- сказал он, пытаясь выкрутиться. "Только не сейчас. Сегодня он от меня один удар уже получил; другой может его прикончить."
"Тогда завтра,"- уговаривала она.
"Дотти..."
Он взял ее руки в свои, и был почти тронут, обнаружив, что они у нее стали совсем холодными, и дрожали.
Для нее это что-то, да значило - или, по крайней мере, ее это смущало.
"Дотти,"- повторил он, уже более мягко.
"Даже если мне удастся расположить вашего отца к тому, чтобы отправить вас в Америку и выдать там замуж - а я не думаю, что его может на это сподвигнуть что-то меньшее, чем ваша беременность ,- все равно возможности отплыть туда до апреля у вас нет. Следовательно, не стоит торопиться свести Хэла в могилу, рассказав ему все это - по крайней мере до тех пор, пока он не оправится от текущего недомогания."
Она этому ничуть не обрадовалась, но все же вынуждена была признать убедительность его рассуждений.
"Кроме того,"- продолжал он, потихоньку освобождаясь из ее рук -"кампания на зимний период прекращается; и вам это известно. Скоро боевые действия приостановят, и тогда Уильям будет в относительной безопасности. У вас нет поводов за него опасаться."
...Не считая несчастных случаев, наводнений, лихорадки, заражения крови, колик в животе, потасовок в тавернах и еще дюжины других угрожающих его жизни великолепных возможностей, добавил он про себя.
"Но..."- начала она, потом остановилась, и вздохнула. "Да, полагаю, вы правы. Но... вы же поговорите с папой в ближайшее время - не так ли, дядя Джон?"
Он в свою очередь вздохнул, но тем не менее улыбнулся:
"Я попробую - если это именно то, чего вы действительно хотите."
Порыв ветра гулко ударил в стены часовни, и витражи с образом Святой Барбары вздрогнули в своих свинцовых рамах. Струи внезапно налетевшего дождя прогремели по всей сланцевой крыше, и он потуже завернулся в свой плащ.
"Оставайтесь здесь,"- посоветовал он племяннице. "Я подгоню сюда карету, прямо на дорожку."
Пробираясь против ветра вперед и одной рукой придерживая шляпу, чтобы помешать ей взлететь, он с некоторым беспокойством вспомнил свои к ней слова:
Не могу себе даже представить, если что-то менее безотлагательное, чем то, что вы ждете от него ребенка, вынудит его на такое согласиться.
Не может быть. Или она..?
Нет, - уверял он себя.
Забеременеть от кого-то, чтобы потом убедить отца позволить ей выйти замуж за другого?
Недурной шанс; Хэл выдал бы ее замуж за виновного, прежде, чем тот успел бы сказать "кошка."
Разумеется - если она не выбрала кого-то, с кем просто невозможно иметь дела: например, человека женатого; или, скажем...
Но это же полная ерунда!
Что может сказать Уильям, если она неожиданно прибудет в Америку, беременная от другого мужчины?
Нет, даже Брианна Фрейзер МакКензи - женщина, до корней волос прагматичная, изо всех, кого он когда-либо знал - не сделала бы ничего подобного.
Он слегка улыбнулся при мысли о грозной миссис МакКензи, вспомнив ее попытку шантажом заставить его на себе жениться - в то время, как сама была беременна от кого-то, кем он, безусловно, не являлся...
С тех пор он не раз себя спрашивал - что, если ребенок был и в самом деле от ее мужа?
Возможно, она бы смогла. Но только не Дотти.
Разумеется, нет.
НЕВООРУЖЕННЫЙ КОНФЛИКТ
Инвернесс, Шотландия
Октябрь, 1980
СТАРИННАЯ ВЫСОКАЯ ЦЕРКОВЬ Св. Стефана безмятежно расположилась на берегу Несса, словно завещая обветренные камни своего церковного дворика всему праведному миру. Роджер и сам знал толк в спокойствии и безмятежности - но теперь все это было не про него.
Кровь еще пульсировала в висках, и воротник рубашки был влажным от усилий, хотя день стоял холодный.
Он примчался сюда пешком от автостоянки на Хай-стрит, на жуткой скорости, и ему казалось, что все расстояние он покрыл в считаные секунды.
Она назвала его трусом, Бога ради! Она называла его многими другими ужасными, обидными именами, но именно это ужалило больнее всего - и ей это было известно.
Схватка между ними началась накануне, сразу после ужина, когда она собралась наконец положить закопченный, покрытый коркой горшок в старинную каменную раковину, повернулась к нему, испустила глубокий вздох и сообщила, что прошла интервью для работы на севере Шотландии, при Гидро-Электрическом Совете.
"Работа?"- тупо переспросил он.
"Работа,"- повторила она, прищурив на него глаза.
Ему все-таки хватило сообразительности проглотить автоматическое - "Но у тебя уже есть работа!"- которое чуть не сорвалось с его губ, заменив его довольно деликатным - как он считал, - "А зачем?"
Отнюдь не созданная для спокойной дипломатии, она одарила его пристальным взглядом и сказала: "Потому что один из нас должен работать - и если это будешь не ты, придется этим заняться мне."
"Что ты имеешь в виду под этим "нужно работать?"- спросил он - черт побери, она права, он действительно был трусом, потому что он знал, чертовски, до ужаса хорошо знал, что именно она имела в виду. "На ближайшее время денег у нас достаточно."
"На какое-то время,"- согласилась она. "На год, или два - быть может, и больше - если мы будем осторожны. И ты считаешь, что мы должны просто тупо сидеть на задницах, пока деньги не кончатся - и что тогда? Тогда ты и начнешь думать о том, что же ты должен теперь делать?"
"Я уже думал,"- сказал он сквозь зубы. Это правда; он даже что-то предпринимал, несколько месяцев назад. Конечно, еще была книга; сейчас он записывал все песни, которые в восемнадцатом веке собирал для памяти, с комментариями - но само по себе это едва ли можно было назвать работой, и вряд ли он сможет заработать на ней много денег. В основном он размышлял.
"Ах так? Ну так я тоже."
Она повернулась к нему спиной и отвернула кран, то ли, чтобы заглушить все, что он мог ей на это ответить, то ли просто для того, чтобы взять себя в руки. Вода идти перестала, и она обернулась снова.
"Послушай,"- сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно. "Я не могу больше ждать. Я не могу оставаться не у дел год за годом и возвращаться к работе, когда мне заблагорассудится. Прошел почти год с момента последней моей консультации - больше я ждать не могу."
"Ты никогда мне не говорила, что собираешься вернуться на полный рабочий день."
В Бостоне она сделала несколько рабочих проектов - небольших консалтинговых проектов, когда Мэнди уже выписали из больницы, и с ней все было в порядке. Их для нее раздобыл Джо Абернати.
"Слушай, мужик,"- сказал Джо Роджеру конфиденциально, - "она уже дергается. Я эту девицу знаю; она должна двигаться дальше. Она и так была сосредоточена на ребенке днем и ночью - вероятно, с тех пор как та родилась - а теперь неделями сидит взаперти с врачами, больницами и приставучими детишками. Ей пора выбираться наружу."
А мне - нет? Роджер это только подумал, но сказать не решился.
Пожилой мужчина в сплющенной кепке возился у одного из надгробий, пропалывал вокруг сорную траву; безвольная масса истребленной зелени лежала на земле рядом с ним. Он наблюдал, как Роджер топчется у стены, и дружески ему кивнул, но не заговорил.
Но она - мать, хотел он ответить. Хотел сказать что-то о близости между ней и детьми, о том, как сильно они в ней нуждаются - как нуждались в воздухе, и пище, и воде. Время от времени он даже начинал ревновать, оттого что не нужен им таким же первобытным образом; как же она могла отвергнуть такой дар?
Что ж, он уже пытался сказать ей что-то подобное. Результат был такой, какого следовало ожидать, зажигая спичку в шахте, заполненной газом.
Он резко повернулся и вышел с церковного двора. Он не мог разговаривать с ректором сию же минуту - не мог заговорить вообще, вот до чего дошло; он должен был остыть, чтобы голос вернулся снова.
Он свернул налево и прошел вниз по Хантли-стрит, краем глаза отметив на другом берегу реки фасад Сент-Мэри; единственный католический храм в Инвернессе.
Во время одного из начальных, и наиболее рациональных этапов сражения, она все-таки сделала над собой усилие. Спросила, есть ли во всем этом ее вина.
"Разве это я?" - спросила она серьезно. "Католичка, я хотела сказать. Я знаю - знаю, как это все осложняет." Губы у нее задрожали. "Джем рассказал мне о миссис Огилви."
Это было совсем не смешно - но вспомнив, он уже не смог удержаться от улыбки.
Он тогда был у сарая, сгребал лопатой хорошо перепревший навоз в тачку, чтобы потом разбросать его в огороде, а Джем помогал ему собственной маленькой лопаткой.
"Шестнадцать тонн - и что вы получаете?"- запел Роджер, - если можно было назвать пением это хриплое кваканье.
"Еще на день старше - и глубже в дерьмо!!"- проревел Джем, изо всех сил пытаясь передать своим голоском нижние ноты в диапазоне Теннесси Эрни Форда, но потом от смеха раскис до глиссандо.
Именно в этот злосчастный момент он обернулся - и обнаружил, что у них есть посетители: миссис Огилви и миссис МакНейл, столпы "Дамского Общества Алтаря и Чая" из Свободной Северной Церкви в Инвернессе.
Он их уже знал - и знал, что они здесь делают.
"Мы пришли, чтобы призвать вашу милую жену, мистер МакКензи,"- сообщила миссис МакНейл, улыбаясь скорбно поджатыми губами. Он не был уверен, было у нее это выражение припасено для обозначения присущей ей внутренней сдержанности, или просто оттого, что она боялась, как бы плохо подогнанные вставные зубы не выпали у нее изо рта, если она откроет его больше чем на четверть дюйма.
"Ах... Боюсь, в данный момент она находится довольно далеко от города." Он вытер руку о джинсы, подумав, не стоит ли предложить ее дамам - но, осмотрев ее повнимательней, передумал и просто кивнул. "Но, пожалуйста, проходите в дом. Девушка могла бы сделать нам чаю."
Обе в унисон покачали головами.
"Мы давно не видели вашей жены в церкви, мистер МакКензи." Госпожа Огилви гипнотизировала его своими рыбьими глазами.
Что ж, он ожидал чего-то подобного. Он мог бы еще выиграть время, приговаривая - Ах, у нас ребенок был нездоров,- но смысла в этом не было; раздражение рано или поздно должно было прорваться наружу.
"Нет,"- сказал он любезно, хотя плечи у него рефлекторно застыли. "Она католичка. В воскресенье она будет на мессе в Сент-Мэри." Квадратное лицо миссис Огилви моментально вытянулось до изумленного овала.
"Так ваша жена - папистка?"- спросила она, словно давала ему шанс немедленно исправить явно безумную вещь, которую он только что произнес.
"Да, именно так. С рождения." Он слегка пожал плечами.
После подобного откровения разговаривать было почти не о чем. Короткий взгляд на Джема, едкий вопрос о том, ходит ли он в воскресную школу, тяжкий вздох в ответ - и немного посверлить взглядом Роджера, перед тем как с ним распрощаться.
...Ты хочешь, чтобы я обратилась в твою веру? - требовательно спросила Бри в пылу спора. И это был вопрос, а не предложение. Внезапно и яростно ему захотелось спросить ее, готова ли она именно это и сделать - только, чтобы убедиться, что готова, из любви к нему. Но религиозная совесть никогда бы не позволила ему проделать такое; и еще меньше его совесть, как ее любовника. Ее мужа.
Хантли-стрит внезапно свернула к Банк-стрит, и все пешеходы торгового района куда-то исчезли.
Он миновал небольшой мемориальный садик, заложенный в память о медсестрах, служивших во время Второй мировой войны, и - как всегда это делал,- подумал о Клэр, хотя на этот раз с меньшим, чем обычно, восхищением, которое он всегда к ней испытывал.
А что бы сказали вы? - подумал он.
Черт побери, он отлично знал, что она на это скажет - или, по крайней мере, на чьей она будет стороне в этом вопросе.
Она и сама не слишком заботилась о том, чтобы быть мамой круглосуточно, разве нет? Пошла в медицинскую школу, когда Бри было семь лет. И отец Бри, Фрэнк Рэндалл, дал тут слабину, хотел он того или нет.
Он ненадолго замедлил шаг, начиная понимать. Не удивительно, если Бри считает...
Он прошел Свободную Северную Церковь, и слегка улыбнулся, подумав о миссис Огилви и миссис Макнил.
Они еще вернутся, он это знал наверняка - если он так ничего и не предпримет.
Ему был знаком этот их "бренд" Решительного Радушия. Господи, да если они только услышат, что Бри ушла на работу, и - сообразно их образу мыслей - бросила его с двумя маленькими детьми, они будут печь для него пастушьи пироги и горячие пончики не покладая рук!
Это может оказаться не так уж плохо, подумал он, задумчиво облизнувшись - не считая того, что они так и останутся в доме, чтобы совать свои носы в дела его семьи - а уж пустить их на кухню к Брианне, значит не просто играть с динамитом, но умышленно бросить бутылку нитроглицерина в толпу, в самый разгар женитьбы.