Родовой оберег князь узнал мгновенно. Точно такой же, висел у него на груди, как и у всех членов не очень многочисленного рода Стародубских. Полностью заряженный оберег, мог отклонить или погасить до пяти выстрелов, и примерно столько же стрел. Это не помогло его сыну, которого разбойники буквально изрешетили пулями, но несколько раз выручало самого князя, до самых последних пор водившего Стародубскую дивизию в бой.
Чуть дрожащими пальцами князь развернул письмо и чертыхнувшись, потянулся за очками лежавшими на письменном приборе.
По мере чтения, складка между кустистыми бровями становилась всё глубже пока лицо не застыло в выражении крайнего удивления. Перечитав письмо ещё раз, а затем снова, князь отложил бумагу, и снова взял в руки оберег.
То, что это тот самый, подаренный насмешливой красавице в маленьком селе, на границе владений Стародубских и Медведевых, не было никакого сомнения. И в словах собственноручно написанных его соседом князем Медведевым тоже не приходилось сомневаться. И дело тут было даже не в фактах, которые легко проверялись. Письмо было составлено так, чтобы никто не мог уличить Медведева в том, что тот не поставил Стародубского в известность, но никак не влияло на решение самого князя. Даже написано было на официальном бланке княжества. Да и приписка, что Горыня уже принят в Перунову дружину, тоже говорила о многом. Перуновы сотни комплектовались самыми лучшими и отчаянными воинами, исполнявшими роль летучих боевых отрядов в мирное время, а в военное, занимавшихся разведкой и особо важными поручениями. Желающих попасть в Перунову сотню всегда было предостаточно, а мест было ограничено, так что очередь из дворянских и боярских сынков стояла от дверей и до вечера. И связи тут играли последнюю роль, так как воевала сотня серьёзно, и даже в мирное время, бывало, хоронила воинов. Но честь дороже жизни, и молодые воины рвались в Сотню изо всех сил.
- Никон! - Князь оперся тяжёлым подбородком о скрещённые руки, и встретив взглядом вошедшего кивнул на стул. - Садись, Никон Петрович. Будем думу думать. Вот тебе раз. - Князь подал письмо от Медведева. - Вот тебе два. - Он вручил помощнику оберег.
Читал Никон бегло и скользнув по тексту ещё раз глазами поднял взгляд на князя.
- Так что же это получается. Прижила девка сыночка от вас, Григорий Николаевич? И оберег фамильный он же только вашу кровь охраняет. Ни на ком боле не работает оберег-то. Покойный Арефий свет Осипович, дело своё туго знал. До сих пор его обереги как новенькие.
- Значит, так. Поезжай в Сосновку, да в Медведевск. Расспроси людей, денежку кому надо дай, но всё мне про этого молодца вызнай до донышка. Что за человек, с кем знается, с кем гуляет, да как вообще...
- Ясно, Григорий Николаевич. - Старый слуга встал и вытянулся во фрунт. - Всё исполню в лучшем виде. Не извольте сомневаться.
Как раз в этот момент Горыня, очнулся от зелий которыми его поил Никифор, и открыл глаза. Потолок в комнате ничем не напоминал таковой в его номере в подворье, за исключением того, что был тоже белёный. Но роспись по потолку в виде цветов, и ажурная лепнина со всей очевидностью говорили о том, что это никак не его комната. Скосив глаза, Горыня увидел опрятно одетую женщину в белом переднике с вышитым по ткани стилизованным цветком, таком же белом платке, и узорчатых ичигах на ногах.
- Проснулся, соколик. - Женщина сразу подхватилась с места, и суетливо налила полную кружку какого-то питья и подала его Горыне. - Испей-ка отвара, а я кликну девок, чтобы мыльню готовили. Пропотел ты хорошо, так что к вечеру уже почти здоров будешь.
Отвар с вкусом ягод и мяты, провалился в желудок и не успел Горыня подумать о том, что вместо мытья предпочёл бы плотно перекусить, как вошедшие в комнату девицы подхватили его под руки, и почти волоком отвели в комнату с каменными полами и молча стали споро намывать душистым мылом во всех местах.
Ошалевший от такого обращения Горыня только успел прикрыть глаза, когда ушат ледяной воды обдал его с головы до ног. Потом его обтёрли полотенцами, и так же быстро одели в подштанники, штаны, рубаху и даже обернув ноги портянками, надели сапоги.
- Спасибо красавицы. - Горыня благодарно кивнул девушкам. - И сам бы справился, но так и быстрее и приятнее.
- Ещё приятнее к ночи будет, коли к нам дорогу найдёшь. - Черноглазая девица с толстой косой доходившей почти до ног, улыбнулась, показав ровные белые зубки, и с коротким смешком удалилась вместе с подругами.
Когда он вернулся в комнату, где лежал, там уже сидел Никифор, и окинув пациента долгим взглядом кивнул.
- Ну, хоть на человека похож. А то лежал такой, что краше в домовину кладут. Дай-ка я тебя посмотрю. Нахватал ты немало, но твоё счастье, Мокошь-матушка на тебе печать свою оставила. Я токмо пули вынул, да раны стянул, как всё затянулось, словно и не было ничего. Сам-то как?
Горыня с наслаждением потянулся, разминая тело после долгого бездействия, и улыбнулся.
- Да как новый. Ничего не болит, не ноет... Как благодарить вас, Никифор Кондратьич?
- То пустое. - Ведун отмахнулся. - Воев поднимать - благое дело. Ты вон к бандитам сунулся не за ради благодарностей?
- Так я же быстрее, чем люди Гордея. Быстрее и стреляю лучше.
- А вот три пули поймал! - Сварливо перебил его ведун.
- Сам дурак. - Горыня кивнул. - Перестал выстрелы считать. Забыл что их только двенадцать. Вот и поплатился.
- Не кори себя. - Никифор улыбнулся. - Кто знает, как бы оно сложилось, если бы тати в тебя палить не начали. Про всё позабыли только тебя и выцеливали. Вот их и повязали всех. Ну кроме двенадцати. - Ведун хищно усмехнулся. - А буде у тебя не двенадцать пуль а поболе, так и вязать было бы некого. Но и так повязали почти с два десятка, да самого боярина взяли. Они как раз в тот дён убирали все следы. Перевозить хотели в Тверь. Но теперь Гордей в именинниках, да дознатчики, все живы - здоровы. Только пару воев сотни особой подранили, ну так их уже небось вином в кабаке поят. Ты у меня самый тяжёлый был. - Никифор хлопнул ладонью по колену. - Ладно. Давай потихоньку спускайся вниз. Там вещи твои, да оружие. Сегодня переночуешь на подворье, а завтра давай с утра в казармы Перуновой Сотни. Там уже всё обговорено.
- А я думал так и оставят в разбойном приказе. - Горыня улыбнулся.
- Так тебя сунули только проверить, да посмотреть что за человек. - Никифор хитро сверкнул глазами. - Да и не до тебя сейчас у дознатчиков. Две банды за день взяли. Теперь бумаги сколько испишут, да человека из Москвы ждать будут. А в городе после таких случаев, тихо да гладко с месяц а то и два. Так что нечего тебе штаны там просиживать да девок лапать. В Сотне всяк при деле будешь.
Казарма Перуновой Сотни оказалась вполне уютным домом с отдельными комнатами которые язык бы не повернулся назвать кельями. Широкие кровати с мягкими матрасами, мыльня которую постоянно держали под парами, и даже собственный скверик, где можно было уединиться с девушками и женщинами Лекарского приказа.
Первым делом Горыню обмерили с головы до ног, сообщив, что доспех на него будет готов через неделю, а военный кафтан, выходной сюртук и попону для коня он должен пошить сам, но деньги ему компенсируют. Затем, замерили калибр револьверов и вписали в особую книжечку для снабжения боеприпасами. Ещё вручили личную пайцу воина Перуновой Сотни, и стальной браслет - оберег от кромешников. Правда, как говорили опытные воины, помогал тот оберег слабо, но Горыня посчитал, что лучше такая защита, чем никакой.
Последним выдали форменный палаш, и заставив расписаться в книге учёта, отпустили с миром.
Кормили воинов сотни в трактире, стоявшем через дорогу. Там по предъявлении пайцы можно было получить обед ужин или завтрак, а за небольшие деньги спиртное, и всякие дополнительные услуги вроде пирогов в дорогу, и напитков разливаемых в большие литровые бутыли.
Понимая процесс 'прописки' Горыня сам пошёл и договорился с кабатчиком чтобы тот 'накрыл поляну' и вечером кабак гудел принимая всех свободных от службы воинов. Скоро сюда же подтянулись дознатчики, и другие воины Медведевского гарнизона, квартировавшие на территории княжеского дворца, так что, несмотря на огромный зал, вмещавший больше ста человек, столы начали ставить уже во дворе трактира.
Дубыня - здоровяк который участвовал в испытании, подошёл к сидевшему за столом Горыне, и протянув здоровенную полуведёрную кружку, кивнул.
- Давай брате. Чтобы не таить зла, да быть верным побратимам всем нам. - Он оглядел длинный стол, за которым сидели воины сотни. - Про подвиги твои, дознатчики рассказали. И про то, что жизни многим из них спас. И то - добре. Сотня Перунова во всём особых статей, но главное, сотня - наша жизнь. Мы не отступаем без приказа князя или государя. Не бросаем своих, работаем, когда все отдыхают и делаем то, что никто не сделает. - Дубыня протянул братину Горыне, и тот уже наученный старшими товарищами, с поклоном принял её и сделал первый глоток.
- Во здравие государя. - Оторвался и глотнул ещё раз. - Во здравие князя, - и третий раз приложившись, поднял братину над головой. - Во здравие Перунова войска!
К себе в комнату Горыня попал уже по утро, а буквально через два часа, его как и всех воинов Сотни подняли на утреннюю тренировку.
Тренировка не впечатлила ни самого Горыню ни тело привыкшее к тяжёлому крестьянскому труду. На следующее утро болели некоторые группы мышц, но в целом нагрузка не была запредельной. Удивил только пожилой китаец, обучавший воинов сотни бою без оружия и со случайными предметами. Ханьский воин был совсем не субтильным а вполне крепким мужчиной высокого роста, с прекрасно развитой мускулатурой и движениями горного барса.
Посмотрев на его учебные схватки, Горыня понял, что ловить в данном случае ему нечего, и в свою очередь постарался хотя бы проиграть достойно, что и было оценено мастером.
- Тии где училися? - Произнёс он когда воины закончили работать и потянулись с площадки.
- Если скажу что это не первая моя жизнь, вы удивитесь?
- Не очена сильно. - Ханец кивнул с серьёзным выражением лица. - У тебя ниххонская школа. Есть немного У-и и чегото иссе. - Покази есе как бьеш рукой... - Нет не знаю такой техники. Будес у меня заниматся?
- Почту за честь мастер. - Произнёс Горыня и поклонился.
- Ти хао. - мастер поклонился в ответ и в первый раз за всё время улыбнулся.
Между тренировками и занятиями по групповому бою, оставалось достаточно времени, чтобы Горыня обошёл весь город, вдоль и поперёк. В городе было много производств из глины, небольшой судостроительный и ремонтный завод, и несколько казённых фабрик выпускавших военное имущество.
В своих прогулках он довольно случайно нашёл маленькую мастерскую с примитивными но вполне рабочими станками производства Московского станкостроительного завода.
За двадцать рублей, владелец мастерской и он же мастер, разрешил Горыне приходить вечерами и делать свои поделки, при этом иногда помогая в особо сложных случаях. Жил одинокий мастер при самом заводе, и явно маялся от безделья, так что его помощь была существенной.
А мастерить Горыня взялся ни много ни мало, а автоматический пистолет, так как его уже сильно утомила возня с револьверными барабанами. Взяв за основу знакомый ему до последней гайки, и простой как водопроводная труба пистолет-пулемёт Стэн, и доработав конструкцию, он получил вполне приличный агрегат, с тридцати пяти зарядным магазином, и стволом, упакованным в глушитель вихревого типа. Основную трудность доставил рантовый револьверный патрон, но и это, с помощью такой-то матери и напильника, удалось преодолеть.
Получилось оружие примерно в тех же габаритах что и прототип, только с торчащим вниз магазином, лёгким рамочным плечевым упором и откидной рукояткой для левой руки, чтобы повысить точность автоматического огня. Трясло автомат от мощного револьверного патрона нещадно и рукоять была очень кстати.
Второй экземпляр изначально задумывался как одноручное оружие, и Горыня сделал его компактнее, рукоять переместил на приёмный кожух магазина, и уменьшил насколько можно заднюю часть, чтобы затвор и возвратный механизм не сильно торчали над запястьем.
Патроны купил в лавке снабжавшей воинов Сотни, немало удивив хозяина, взяв сразу три сотни обычных патронов и две сотни с посеребрёнными пулями, предназначавшихся против нежити. Высшую нежить так было не убить, но мелкая, легко переносившая обычную пулю, от серебряной загибалась достаточно быстро.
- Страшное оружие ты сделал соколик. - Мастер покачал головой, смотря как Горыня под злой шелест глушителя и лязг затвора, укладывает весь магазин в десятисантиметровый торец полена на заводском дворе.
- Оружие это инструмент, дядько Макар. - Горыня вздохнул, и стал собирать гильзы. - Человеку все едино, зарубят его топором, застрелят из фузеи, или убьют голыми руками. Убивает не оружие, а человек.
Первый боевой выход в качестве воина Перуновой сотни Горыня совершил в плановом порядке в качестве сменного сопровождения обоза с серебром, добытом в Зауралье. Караван только называвшийся 'серебряным' вёз не только серебро, но и золото, платину и вообще дары Сибири и Дальнего Востока, включая ценные меха и мамонтову кость, добываемую якутами.
Воины Перуновой Сотни из Горска , вели караван до Москвы, а по землям Нижегородской губернии их сопровождала Медведевская сотня, передавая на границе губерний воинам из Владимира. Таким образом, сопровождение было выстроено по всем землям империи от порта Дальний в Желтороссии.
Сопровождение каравана оказалось просто очень долгой прогулкой, так как уже давно повывели дураков, готовых напасть на две сотни воинов и полный десяток боевых ведунов.
Возвращались так же неспешно, прицепив за собой обоз торговцев с телегами и пару карет с путешествующими дворянами.
Купцы и группка молодых дворян, ехали в Нижний на ярмарку, а боярин Лаптев спешил по казённой надобности в Горск.
За длинной дорогой, Савва его просвещал, для чего вообще созданы были Перуновы сотни. По словам тысяцкого в каждом уездном городе стояла своя Сотня насчитывавшая от полусотни до двух сотен воинов, исполнявших в мирное время роль внутренних войск, а в военное - разведки и спецназа. Больше всего воинов было в Москве, где квартировали три Тысячи, общим числом более пяти тысяч человек. А всего по Руси, Перунова войска было больше двадцати тысяч, при численности армии мирного времени в двести пятьдесят тысяч.
Особые Сотни, приписанные к разбойному приказу в основном патрулировали города вместе с городской стражей, и занимались отловом разбойников. Так же воины Особых Сотен были приписаны к Тайному Приказу - контрразведке, и Приказу Посольских дел ведущего дела с другими государствами.
Каждая сотня имела своё название, в основном по родовому тотему князя, или месту где квартировала. Таким образом Медведевская сотня звалась 'Медвежьей', Стародубская - 'Кречетами', Владимирская - 'Рысями' и так далее. Все сотни в случае войны собирались в один или несколько ударных отрядов, на плечи которых ложились самые сложные и особо опасные операции.
Особо отличившиеся воины Медведевской сотни, носили на плаще вышитую серебром оскаленную медвежью голову. Просто отличившиеся - золотую, а остальные воины - медный знак на груди с той же ощеренной пастью.
Горыня как новик , не имел даже медного знака, но это его совсем не печалило. К отличиям в Сотне было лёгкое отношение. Никто не кичился наградами и знаками, и в подразделении поддерживался дух воинского товарищества и взаимопомощи.
Он ехал в передовом дозоре, когда почуял тонкий едва уловимый запах крови. По привычке поднял кулак, призывая товарищей к вниманию, и лишь через секунду подумал, что его могут не понять. К счастью, воины ехавшие рядом мгновенно догадались, что что-то не так, и в руках их появились короткие ружья, с толстыми стволами дававшие на близкой дистанции чудовищное облако рубленой картечи.
Через минуту подскочил тысяцкий.
- Что?
- Кровь. Свежая. - Горыня ещё раз принюхался и соскочив с Обжоры, уверенно подошёл к обочине и смахнув тонкий слой желтоватой пыли обнажил чёрное пятно.
Рядом спрыгнул Савва, и коснувшись пятна растёр по пальцу алую полосу.