НРАВОУЧЕНИЕ
Путешественнику-во-Времени
НА СТОЛЕ В КАБИНЕТЕ У РОДЖЕРА БЫЛА настольная электрическая лампа, однако в вечернее время он предпочитал работать при свечах.
Он взял из коробка спичку и мягко чиркнул ею по шершавой полоске. После письма Клэр он и не думал, что когда-нибудь снова сможет зажечь спичку, не вспомнив при этом историю сожжения Большого Дома. Боже, он хотел быть там.
Огонек спички угас, как только коснулся фитиля, и прозрачный воск свечи на мгновение озарился тусклой неземной голубизной, а затем разгорелся ровным привычным свечением. Он посмотрел на Мэнди, распевавшую что-то в компании мягких игрушек на диване; ее уже искупали, и теперь унесли из ванной, подальше от неприятностей, пока там резвился Джем. Поглядывая на нее одним глазом, он сел за стол и открыл свой блокнот.
А началось все просто анекдотически, почти как шутка.
Другая половина истории - это было единственное, что он смог придумать, чтобы побороть парализующий его страх.
"Ты можешь хотя бы приучить детей не переходить улицу в одиночку,"- заявила ему Бри. "Конечно, если сперва сумеешь научить их держаться подальше от чертовых стоячих камней".
С этим он, пожалуй, и согласился бы, но - с существенными оговорками.
Маленькие детки, ну да... можно проесть им мозги, заклиная никогда не совать вилок в электрические розетки. Но когда они становятся подростками, с этим только еще зарождающимся стремлением к самопознанию и открытию вещей, доселе им неизвестных? Он еще слишком живо помнил себя, четырнадцатилетнего. Велите четырнадцатилетнему парнишке не приближаться с вилкой к розеткам - и он будет с ног до головы в порезах от столового серебра, в ту самую минуту, как вы повернетесь к нему спиной. Девочки, может, и устроены как-то иначе - но он в этом сильно сомневался.
Он посмотрел на диван, где Аманда лежала на спине, болтая в воздухе ногами, с большим, облезлым и больше похожим на крысу медведем, балансирующим у нее на коленях, и напевала ему "Братец Якоб...Frère Jacques..."
Мэнди была так мала, что даже не будет ничего помнить. Вот Джем будет.
Он и так помнил все; Роджер мог это точно сказать, когда мальчик просыпался среди ночи от кошмаров, с огромными глазами, глядевшими в никуда, в пустоту, и не мог описать своих снов словами. Слава Богу, это случалось не часто.
Его самого по-прежнему прошибал холодный пот, когда он вспоминал.
Этот последний проход. Он прижал Джемми к груди и шагнул в...
Боже, не было всему этому никакого имени - потому что в целом человечество никогда не испытывало ничего подобного - и, к счастью для них, никогда не испытает. Не было на свете ничего, с чем это можно было сравнить. Ни один из органов чувств там не работал - и в то же время все они были напряжены, в том состоянии почти невыносимой чувствительности, что вы просто могли умереть, если бы это продлилось хоть чуточку дольше. Воющая пустота, где звуки, казалось, пробивали вас насквозь; пульсируя, они пронизывали тело, пытаясь его расщепить, отделить каждую его ячейку от другой. Абсолютная слепота - но это была слепота человека, глядящего на солнце. И столкновение ... тел? Призраков? Невидимые Другие, которые проплывали мимо, как огромные, трепещущие крыльями мотыльки, или - как будто мчались сквозь вас, переплетаясь и сталкиваясь друг с другом, с глухим костяным стуком.
И этот нескончаемый крик...
Были ли там какие-нибудь запахи? Нахмурившись, он остановился и попытался вспомнить. Да, теперь ему это удалось чертовски хорошо. Как ни странно, запах можно было описать: это был запах воздуха, сожженного молнией - озона.
...Там сильно пахло озоном, писал он, чувствуя удивительное облегчение от того, что имеет хотя бы эту крохотную точку опоры, обращаясь к нормальному, обыденному миру.
Утешительное чувство освобождения исчезло уже в следующее мгновение, как только он вернулся к схватке с собственной памятью.
Тогда он чувствовал, словно ничто, кроме его собственной воли, не могло бы удержать их вместе; словно ничто, кроме грубой, отчаянной решимости выжить не могло бы собрать воедино его самого. Он знал, что никакие его ожидания не помогут ему ни в малейшей степени; на этот раз все было по-другому - и гораздо хуже, чем в его предыдущем опыте.
Еще он знал, что смотреть на них было нельзя. На призраков, если это то, чем они были. "Смотреть"- не совсем точное слово... обращать на них внимание? Опять же, не то - и он раздраженно вздохнул.
"Sonnez ле matines, sonnez ле matines ..."
"Din dan don,"- мягко пропел он с ней хором. "Дин - дан - дон!"
Размышляя, он еще минуту постукивал ручкой по бумаге, потом снова помотал головой и склонился над страницей, пытаясь описать свою первую попытку, когда он прошел в... моменте? в дюйме?...
Немыслимо малые степени и градации отделяли его тогда от встречи с отцом - и от полного разрушения.
...Думаю, вы не можете пройти свой собственный жизненный путь в одиночку, написал он. Они обе - Бри и Клэр, научные женщины - уверяли его, что два объекта не могут существовать в одном пространстве дважды - и неважно, будут указанные объекты некими субатомными частицами или слонами. Это истина, и это могло бы объяснить, почему никто не может существовать дважды в один и тот же временной период, предположил он.
Он подумал, что это и есть тот феномен, который чуть не привел его к гибели при первой попытке прохода.
Когда он впервые вошел в камни, он думал о своем отце - и, по всей видимости, встретил отца таким, каким он, Роджер, знал его когда-то, очень давно. И было это, конечно же, совсем в другой период их жизни.
Он снова задумчиво постучал ручкой по странице, но не мог заставить себя писать об этой встрече сейчас.
Потом. Позже.
Вместо этого он вернулся назад, к черновым записям на обложке рукописи.
Практическое Руководство для Путешественников во Времени.
I. Физические явления (Феномены)
Известные Места (Ley Lines?)
Смертность (Смертельный исход)
Влияние и свойства драгоценных камней
Кровь (??)
Этот последний пункт его сильно покоробил - глядя на него, он вновь почувствовал нерешительность.
Но ведь он не давал присяги говорить все, что знает - как это делают в суде свидетели, или, хуже того, подозреваемые?
Клэр считала, что само понятие необходимости или полезности кровавой жертвы может быть полной ерундой - языческим суеверием, без единого реального обоснования. Тут она могла быть права; она была ученой, в конце концов. Но он сам сохранил о той ночи, когда Гейлис Дункан прошла через камни, очень непростые воспоминания.
Длинные светлые волосы, взметнувшиеся в восходящем вихре огня, и ее силуэт, на мгновение обернувшийся к ним лицом, на фоне темных стоячих камней. Удушливый запах бензина, смешанный с запахом обожженной плоти, и какой-то нелепый сверток, лежавший обугленной колодой в центре круга.
И тогда... Гейлис Дункан зашла слишком далеко.
"В старинных легендах всегда проходит двести лет,"- говорила ему Клэр. Письменные, очень подробные сказания; истории о людях, похищенных феями, о прошедших сквозь камни Фэйри-с-холмов. Было время, двести лет назад, когда такие сказки стали слагать все чаще. Как будто люди снова стали возвращаться в свои края - но всегда через двести лет после того, как они их покинули. Двести лет.
Клэр, Бри, он сам - каждый раз, когда они путешествовали, промежуток времени был тот же самый: двести два года, достаточно близко к двумстам годам из древних сказаний.
Но Гейлис Дункан зашла слишком далеко.
С большой неохотой он снова медленно написал "Кровь," и добавил в скобках (Огонь??) - но дальше ничего писать не стал. Не сейчас; позже. Для уверенности он снова взглянул на то место на книжной полке, где лежало письмо, придавленное маленькой резной змейкой из вишневого дерева. Мы живы...
Ему вдруг захотелось пойти и принести деревянную коробку сюда, вытащить другие письма, открыть их все - и читать. Любопытство, конечно... но и что-то большее - желание прикоснуться к ним, Клэр и Джейми, прижать эти свидетельства их жизни к своему лицу, к своему сердцу, стереть пространство и время между ними.
Однако он подавил в себе этот импульс. Они же решили - или вернее, Бри так решила - а ведь они были ее родителями.
"Я не хочу читать их все сразу,"- сказала она, перебирая содержимое коробки длинными нежными пальцами. "Это... как будто, если я прочитаю их все сразу, они... они и в самом деле уйдут."
Он понял. Пока хоть одна буква остается непрочитанной, они будут живы. Несмотря на все его любопытство как историка, он разделял ее чувство. Кроме того...
Родители Брианны писали эти письма не как дневниковые записи журнала, предназначенного для последующего прочтения глазами неких смутно воображаемых потомков. Они были написаны с определенной и конкретной целью сообщения - с Бри, и с ним самим.
Это значило, что они вполне могли содержать самые неосторожные и тревожащие вещи; у обоих его приемных родителей был особый талант к подобного рода откровениям.
Несмотря ни на что, он встал, взял письмо с полки, развернул его и прочитал постскриптум еще раз, просто чтобы убедиться, что оно не было плодом его воображения.
Оно и не было.
На слове "Кровь," слабо зазвеневшем в ушах, он снова присел.
Итальянский джентльмен. Это был Чарльз Стюарт; не может быть никого другого. Христос...
Посмотрев некоторое время куда-то в пространство - Мэнди как раз затянула начало из "Jingle Bells" - он встряхнулся, перевернул несколько страниц и упрямо начал снова.
II. Мораль
А. Убийство и Смерть в результате насилия.
...Естественно, мы полагаем, что убийство кого-то по любой из причин - самообороны ли, защиты кого-то другого, или при законном использовании силы в военное время, - непростительно.
Он посмотрел на эту галиматью еще мгновение, пробормотал: "напыщенный осел" и, выдрав страницу из тетради, нещадно ее скомкал.
Не обращая больше внимания на трели Мэнди, на этот раз исполняющей "Gingle bells, Bamman smells, Wobin waid enegg!" он захлопнул блокнот и протоптал через весь зал в кабинет Брианны.
***
"ДА КТО Я ТАКОЙ, чтобы о чем-то рассуждать, и тем более настаивать на морали?"- воскликнул он.
Она посмотрела на него из-за листа с развернутым описанием компонентов турбины гидроэлектростанции совершенно пустым взглядом, что указывало на то, что она знает, что с нею говорят - но разум ее сейчас находится так далеко от предмета, что вряд ли она сумеет понять, кто с нею говорит, и что именно они ей говорят.
Хорошо знакомый с этим явлением, он с мягким нетерпением ждал, пока все эти турбины не отпустят ее на волю, и она не сможет снова сосредоточится на его скромной персоне.
"...Газом на стан...?"- сказала она, нахмурившись.
Она уставилась на него, и ее взгляд стал острым:
"Что такое - газом на стан? Ах, настаивать..."
"Ну..."- внезапно смутившись, он поднял исчерканный блокнот. "Это детям, вроде того."
"Твоя обязанность наставлять наших детей в вопросах морали,"- вполне разумно сказала она. "В конце концов, ты их отец; это твоя работа."
"О,"- сказал он в замешательстве. "Но - я сделал много такого, о чем я им не говорю."
Кровь... Да, возможно, это была защита от Других. А может и нет.
Она подняла на него густую рыжую бровь.
"А ты никогда не слышал о добросовестном лицемерии? Я-то думала, в Министерстве образования вас учат таким вещам. Поскольку вы там часто поминаете и ответственность, и мораль. Это ведь тоже забота министерства, не так ли?"
Она уставилась на него голубыми глазами, и ждала.
Он сделал хороший, глубокий вдох. Довериться Бри, подумал он, криво усмехнувшись - легче подойти к слону прямо в клетке, и сразу ухватить его за хобот.
С момента их возвращения она не сказала ему ни слова - ни о его чуть было не состоявшемся рукоположении, ни о том, что он думает о собственном призвании теперь. Ни единого слова за все время - их первый год в Америке, операция Мэнди, их решение переехать в Шотландию, месяцы обустройства после того, как они купили Лаллиброх - и до тех пор, пока он не открыл эту дверь.
А когда открыл - она, разумеется, сразу в нее ворвалась, сшибла его с ног и поставила собственную ногу ему на грудь.
"Да,"- спокойно сказал он. "Это,"- и отвел глаза.
"О'кей." Она нежно ему улыбнулась. "Так в чем проблема?"
"Бри,"- сказал он, чувствуя, как сердце застревает в его стиснутом шрамами горле. "Если бы я знал это сам, я бы тебе сказал."
Она встала и положила руку ему на плечо - но прежде, чем кто-то из них успел сказать больше, они услышали топот маленьких босых ног, вприпрыжку бегущих по коридору, и от дверей кабинета Роджера донесся голосок Джема, воскликнувшего: "Папа?"
"Мы здесь, дружок,"- окликнул он, но Брианна уже направилась к двери.
Последовав за ней, он нашел Джема в голубой пижамке Супермена, с торчащими как рожки мокрыми вихрами - стоящего у его стола и с интересом изучающего письмо.
"Что это?"- спросил он.
"Сё это?" - повторила за ним Мэнди, бросаясь к ним и пытаясь вскарабкаться на стул, тоже посмотреть.
"Это письмо от вашего дедушки,"- ответила Брианна, как обычно, не упускавшая ни одной детали. Она, как будто случайно, положила руку на письмо, скрывая большую часть Постскриптума, а другой указала на последний пункт. "Он шлет вам обоим поцелуй. Вот здесь, видите?"
Широченная улыбка осветила лицо Джема. "Он сказал, что никогда не забудет!"- воскликнул он, страшно довольный.
"Цевую, деда!"- воскликнула Мэнди и, нагнувшись вперед, так, что целая копна черных локонов упала ей на лицо, посадила громкий мокрый "чмок!" прямо на письмо.
Захваченная врасплох, где-то посередине между ужасом и смехом, Бри выхватила письмо и попыталась стереть с него влагу, что с такой старой бумагой сделать было непросто. "Ничего страшного,"- сказала она, и как бы случайно передала письмо Роджеру.
"Так, и какую историю мы будем читать сегодня?"
"Аминайные каски от Няни!"
"За-ни-ма-тель-ные,"- сказал Джем, наклоняясь и отчетливо выговаривая в лицо сестре: "Занимательные Сказки Нянюшки..."
"О'кей,"- дружелюбно сказала она. "Я пейвая!" И стремглав побежала к двери, безумно хихикая - а ее брат бросился за ней в погоню.
Брианна, улучив три секунды, ухватила Роджера за уши и крепко поцеловала его в губы, потом нехотя отпустила и помчалась вслед за своими отпрысками.
Чувствуя себя совершенно счастливым, он сел, прислушиваясь к шуму, производимому чисткой зубов и умыванием рожиц в ванной комнате наверху.
Вздохнув, он положил записную книжку обратно в ящик. Теперь уже надолго, подумал он. На многие годы, прежде чем это может стать необходимым. Годы и годы.