Как раз над своей головой я увидела в скале еще одну небольшую трещину, совершенно черную в свете факела, и шириной, едва достаточной, чтобы в нее смог пролезть человек.
"Там есть пещера поменьше,"- сказал он, указывая наверх. "И когда я поднял туда Джема, чтобы посмотрел, что к чему, он сказал мне, что в пыли видел следы - совершенно квадратные, будто там стояли тяжелые ящики."
Именно поэтому, когда у нас возникла необходимость скрыть сокровище от посторонних глаз, он сразу подумал о Пещере Испанца.
"Перевезем оставшееся золото сегодня вечером,"- сказал он, -"и завалим отверстие камнями. Оставим его покоиться здесь."
Я вынуждена была признать, что лучшего места упокоения, чем эта пещера, нам было не сыскать. А присутствие здесь Испанского Солдата, скорее всего, отвадит любого, кто набредет на эту пещеру, от дальнейших изысканий - будь то индейцы или поселенцы-колонисты, питавшие особое отвращение к призракам. В этом отношении они ничуть не уступали горцам - и я с новым любопытством обратилась к Джейми.
"И вы с Джемом... вы совсем не были обеспокоены тем, что он начнет вас преследовать?"
"Да нет. Когда я запечатал пещеру, мы с ним прочитали подходящую молитву за упокой испанской души, и рассыпали вокруг нее соль."
Это заставило меня улыбнуться.
"Так ты знаешь правильную молитву для каждого случая - так, что ли?"
Он бледно улыбнулся в ответ и воткнул факел головкой в сырой гравий, чтобы его погасить.
Слабый луч света, проникавший сверху, засветился у него на макушке, как корона.
"Всегда есть молитва, а nighean, даже если это всего лишь "A Dhia, cuidich mi... Господи, помилуй!"
НОЖ, КОТОРЫЙ ЗНАЛ МОЮ РУКУ
НЕ ВСЕ ЗОЛОТО мы оставили Испанцу.
Золотую стружку мы зашили в подолы двух моих нижних юбок, равномерно распределив ее по крошечным кармашкам, и еще несколько унций были зашиты в шов в нижней части большого кармана.
Небольшое количество Джейми и Ян несли в своих спорранах. И у каждого из них на ремне было еще по два туго набитых пороховых мешочка.
Управившись, мы втроем удалились на поляну Нового дома, чтобы там, в уединении, заняться отливкой.
"Теперь хорошо бы еще не забыть, с какой стороны будут лежать заряженные, а?" Джейми выронил из литейной формы свежее мушкетное ядро, светящееся, как маленькое восходящее солнце, в кастрюлю с жиром и сажей.
"Пока ты по ошибке не заберешься в мою ружейную сумку, все будет в порядке,"- язвительно сказал Ян. Он отливал дробь, роняя горячие свежие шарики в дупло, выложенное влажными листьями, где они, дымясь и окутавшись паром, остывали в хрустящей свежести весеннего вечера.
Ролло, лежавший рядом, чихнул, когда струйка дыма проплыла мимо его носа, и шумно фыркнул. Ян посмотрел на него с улыбкой.
"Ты небось предпочел бы погоняться по вереску за рыжим оленем, a cù?" - спросил он. "Тогда тебе нужно держаться подальше от овец, а то кто-нибудь подстрелит тебя вместо волка."
Ролло вздохнул и опустил глаза, позволив им превратиться в сонные щелки.
"Думаешь, что скажешь своей матушке, когда ее увидишь?"- спросил Джейми, щурясь от дыма и поводя ковшом с золотой стружкой над пламенем.
"Я стараюсь не думать слишком много,"- ответил Ян упрямо. "У меня какое-то странное чувство возникает в утробе, когда я думаю о Лаллиброхе."
"По-хорошему странное, или по-плохому?"- спросила я, осторожно вычерпывая деревянной ложкой охлажденные золотые шары из жира, и опуская их в ружейные мешочки.
Ян хмурился, уставившись на свой ковш, пока свинец из бесформенных капель не превратился вдруг в трепещущую лужицу.
"Думаю, и то, и другое. Брианна однажды рассказала мне о книге, которую она прочитала в школе, в ней было сказано: вы не можете вернуться домой снова. Я думаю, может, это и правда - но я все-равно этого хочу,"- добавил он тихо, по-прежнему сосредоточенно следя за своей работой. В форме зашипел расплавленный свинец.
Я отвернулась от его тоскливого лица и обнаружила, что Джейми смотрит на меня насмешливо и вопросительно, с мягким сочувствием. Я отвернулась и от него тоже, и поднялась на ноги, со стоном распрямляя затекшие суставы.
"Так, хорошо,"- бодро сказала я. "Полагаю, все зависит от того, что такое, по твоему мнению, дом, не так ли? Это не всегда только место, знаешь ли."
"Да, это правда." Ян на минуту отставил форму для пуль в сторону, позволяя ей остыть. "Но даже если это человек - ты ведь тоже не всегда можешь к нему вернуться, так? А может, и сможешь,"- добавил он, усмехнувшись и поглядывая то на Джейми, то на меня.
"Я думаю, ты найдешь своих родителей такими же, какими ты их оставил,"- сказал Джейми сухо, предпочитая не замечать намеков Яна. "Теперь ты можешь появиться перед ними с большим эффектом."
Ян осмотрел себя с ног до головы, и улыбнулся.
"Разве что немного подрос,"- сказал он.
Я коротко фыркнула, забавляясь. Ему было пятнадцать лет, когда он оставил Шотландию - высокий, тощий птенец, маленький олух.
Теперь он был на несколько дюймов выше. Он был все такой же худой и жилистый, как ремень из сыромятной кожи - и обычно того же цвета, хотя зимой делался бледнее, и тогда татуированные точки, бежавшие полукружиями по его скулам, выделялись особенно ярко.
"Ты помнишь, я тебе говорила, что есть и другой путь?" - спросила я. "Когда мы вернулись в Лаллиброх из Эдинбурга, после того как я... снова нашла Джейми. Дом там, куда вы должны прийти, и где вас не могут не принять."
Ян поднял бровь, посмотрел на нас с Джейми и покачал головой.
"Не стану даже интересоваться, чем она так тебе нравится, дядя. Тебе с нею, должно быть, редко бывает уютно."
"Ну,"- сказал Джейми, не отрывая глаз от работы, "она меня по-прежнему впускает - так что, полагаю, она и есть мой дом."
***
РАБОТА БЫЛА ЗАКОНЧЕНА, Ян и Ролло понесли заполненные оружейные мешки обратно в хижину, а Джейми затоптал огонь, и я тщательно упаковала все принадлежности для изготовления снарядов.
Было уже поздно, и воздух - такой свежий, что щекотал мне легкие, наполняя их живительной прохладой,- ласкал и нежил мне кожу; дыхание весны без устали веяло над землей.
Наслаждаясь, я постояла еще минуту. Работа была жаркой, несмотря на то, что делали мы ее на открытом воздухе - и холодный бриз, поднимавший волосы над моей шеей, был восхитителен.
"Есть у тебя хоть пенни, а nighean?"- спросил Джейми, подойдя ко мне поближе.
"Хоть... что?"
"Ну, какая-нибудь монета, любая сойдет."
"Не уверена, что найдется, но..." Я порылась в кармане, привязанном у меня на талии, который, в результате наших приготовлений, содержал к тому времени почти такую же обширную коллекцию всяких невероятностей, как спорран у Джейми.
Среди мотков ниток, фунтиков, скрученных из бумаги, с семенами или сушеными травами, иголок, воткнутых в лоскуты кожи, маленьких баночек, с нитью для сшивания ран, между черно-белым пятнистым пером дятла, куском белого мела и половинкой печенья, которое я, очевидно, не доела, захваченная кем-то врасплох во время еды, я и в самом деле отыскала грязный полу-шиллинг, облепленный пухом и крошками от печенья.
"Такой тебе подойдет?"- спросила я, слегка его обтерев и передавая ему.
"Вполне,"- сказал он и что-то мне протянул. Моя рука автоматически ухватилась за то, что вблизи оказалось рукоятью ножа, и я чуть не выронила его от удивления.
"Всегда нужно отдавать деньги за новый клинок,"- пояснил он, чуть улыбнувшись. "Так он узнает своего владельца, и никогда против вас не обернется."
"Своего владельца?" Солнце уже коснулось края хребта, но света было еще достаточно, и я осмотрела свое новое приобретение.
Клинок был узкий, но крепкий, с одним лезвием, очень красиво отточенным; режущая кромка в лучах умирающего солнца отсвечивала серебром. Рукоять была сделана из оленьего рога, гладкого и теплого в руке - и еще в ней были вырезаны два небольших углубления, для лучшей хватки.
Без сомнения, это был мой нож.
"Спасибо,"- сказала я, любуясь им. "Но..."
"Ты будешь чувствовать себя безопаснее, если он будет с тобой,"- сказал он, как о чем-то само-собой разумеющемся. "Так, просто еще одна вещица. Давай его сюда."
Недоумевая, я передала его обратно, и поразилась, когда он легонько полоснул лезвием по кончику большого пальца. Из неглубокого пореза брызнула кровь, он вытер ее о штаны и засунул палец в рот, протягивая мне нож обратно.
"Теперь твой клинок в крови, отныне он знает свою цель и свое назначение,"- объяснил он, вынимая раненый палец изо рта.
Рукоять ножа была еще теплой, но легкий холодок пробежал у меня между лопаток. За редкими исключениями, у Джейми не было склонности к чисто романтическим жестам. Если он дал мне нож, значит, думал, что мне он необходим. И вовсе не для того, чтобы выкапывать им корешки, или срезать кору с деревьев.
Знай свою цель, в самом деле.
"Он очень мне по руке,"- сказала я, опуская глаза и поглаживая маленькую канавку, в которой поместился мой большой палец. "Как ты узнал, что сделал все так точно?"
Он рассмеялся.
"Твоя рука на моем петухе бывала достаточно часто, Сассенах, чтобы я точно знал меру твоей хватке," - заверил он.
Я только фыркнула в ответ, и тогда он повернул лезвие и уколол кончик моего пальца, совсем чуть-чуть. Оно оказалось удивительно острым; я едва почувствовала укол, но шарик темно-красной крови выступил сразу. Я сунула нож за пояс, взяла его за руку и прижала большой палец к его собственному.
"Кровь моей крови,"- сказала я. Хотя тоже не была любительницей романтических жестов.
БРАНДЕРА
*Брандер - корабль, нагруженный легковоспламеняющимися или взрывчатыми веществами, используемый для поджога и уничтожения вражеских судов. Мог управляться экипажем, покидавшим судно в середине пути, либо сплавляться по течению, или по ветру в сторону вражеского флота...
Нью-Йорк
Август 1776
НА САМОМ ДЕЛЕ новости, принесенные Уильямом - о бегстве американцев - были встречены гораздо лучше, чем он ожидал. С пьянящим ощущением, что они загнали врага в угол, армия Хоу продвигалась вперед с головокружительной скоростью. Флот адмирала еще стоял в заливе Грейвсенд; не прошло и дня, как тысячи мужчин были спешно высажены на берег и с замечательной быстротой пересекли весь Манхэттен; на закате следующего дня вооруженные соединения начали атаку на Нью-Йорк - и только для того, чтобы обнаружить там пустые траншеи и брошенные оборонительные укрепления.
В то время, как сам Уильям испытал нечто вроде разочарования - он еще надеялся на возможность немедленного, физического реванша - генерала Хоу такое развитие событий радовало безмерно. Вместе со своими сотрудниками он переехал в большой особняк под названием Бикман Хаус, и немедленно приступил к укреплению своей власти в Колонии.
Среди старших офицеров росло раздражение, им хотелось гнать американцев до победного конца - разумеется, Уильям это мнение разделял - но генерал Хоу посчитал, что поражение и усталость истощат оставшиеся у Вашингтона войска, а зима их прикончит.
***
"А МЕЖДУ ТЕМ,"- рассуждал лейтенант Энтони Фортнэм, оглядывая душную мансарду, в которой трем самым младшим из штабных офицеров предстояло разместиться, "мы - оккупационная армия. Полагаю, это значит, что мы имеем право на некоторые удовольствия от постоя, не так ли?"
"И что это будет?"- спросил Уильям, бесплодно выискивая какой-нибудь пятачок, куда можно было бы пристроить потрепанный дорожный чемодан, в настоящее время содержавший большую часть всех его мирских благ.
"Ну, например, женщины,"- задумчиво сказал Фортнэм. "Разумеется, женщины. И, естественно, в Нью-Йорке найдется достаточно "мясных котлов" и увеселительных заведений?"
"По дороге сюда я что-то ни одного не видел,"- с сомнением сказал Ральф Джоселин. "А я смотрел!"
"Недостаточно внимательно,"- твердо сказал Фортнэм. "Я нутром чую, тут должны быть злачные места."
"Здесь есть пиво,"- предложил Уильям. "Я нашел достойный трактир, называется Французская Таверна, недалеко от Уотер-стрит. Я там выпил добрую пинту по пути сюда."
"Должно же быть что-то поближе, чем это,"- возразил Джоселин. "Я в такую жару и мили пешком не пройду!"
Дом Бикмана был удобно и приятно расположен, с просторной прилегающей территорией и чистым воздухом, однако находился довольно далеко, за пределами города.
"Ищите и обрящете, братья мои." Фортнэм подкрутил локон сбоку прически, уложил его на место и лихо накинул мундир на одно плечо. "Ты идешь, Элсмир?"
"Нет, не сейчас. Мне еще нужно написать письма. Если обнаружите какие-нибудь злачные места, я буду ждать письменного отчета. В трех экземплярах, имейте ввиду."
И, мгновенно обратившись к своим собственным делам, он бросил сумку на пол и достал небольшую пачку писем, которые вручил ему капитан Грисволд.
Всего их было пять; три из них с печатью его отчима, в виде улыбающегося полумесяца - лорд Джон писал ему точно пятнадцатого числа каждого месяца, хотя и в другие дни писал тоже,- еще одно от его дядюшки Хэла, при виде него Уильям улыбнулся; послания дяди Хэла часто бывали сумбурными, но неизменно забавными и увлекательными, - и еще одно, написанное незнакомой, но весьма женственной рукой, с простой печатью.
Заинтересованный, он сломал печать, открыл письмо и обнаружил две густо исписанные страницы от своей кузины Дотти. Брови у него поползли вверх; Дотти прежде никогда ему не писала.
Они так и остались задранными, пока он внимательно перечитывал письмо.
"Будь я проклят,"- сказал он вслух.
"Почему?"- спросил Фортнэм, который вернулся, чтобы забрать шляпу. "Плохие новости из дома?"
"Что? Ох. Нет, нет,"- повторил он, возвращаясь к первой странице письма. "Просто... интересно."
Сложив письмо, он положил его за пазуху, на самом безопасном расстоянии от заинтересованного взгляда Фортнэма, и взял записку от дяди Хэла, с печатью и гребнем герцогского достоинства. При виде его глаза у Фортнэма расширились, но он ничего не сказал.
Уильям закашлялся и взломал печать. Как обычно, записка занимала меньше страницы и не содержала ни приветствия, ни концовки - твердое мнение дяди Хэла заключалось в том, что, поскольку на письме был указан адрес, значит получатель его очевиден, печать явно указывала на того, кто его написал, а он сам не станет тратить время на переписку с дураками.
...Адам получил должность в Нью-Йорке, под началом сэра Генри Клинтона.
Минни передала с ним для вас несколько вызывающе, прямо-таки Оскорбительно Громоздких Вещей.
Дотти шлет вам всю свою Любовь, которая места занимает гораздо меньше.