— Ты к чему это? — спросил тот.
— Просто так, пришел потолковать с тобой, поговорить, чтобы потом обиды не было.
— Я не люблю в прятки играть, Хачик, да и тебе такая игра вроде тоже не подходит. Выкладывай начистоту, чего от меня надо, — раздраженно ответил Манукян.
— А ты не сердись и голоса на меня не повышай: как-никак я в гостях у тебя, а гостя, какой бы он ни был, надо уважать.
Манукян, в свою очередь, испытующе посмотрел на Хачика, но молчал, кусая от злости губы.
— Пришел я к тебе как армянин к армянину, как твой земляк, — помолчав, продолжал Хачик. — С чистым сердцем пришел. Не якшайся ты с турками да уйми своих ребят, чтобы они не безобразничали. Не вносите раздора в народ, нам и без того забот и горя хватает…
— Иначе?.. Не стесняйся, Хачик, договаривай.
— Сам знаешь. Зачем лишнее говорить! Слова легкие, их ветер уносит, а дела остаются.
— Угрожать пришел мне?
— Зачем такие обидные слова между земляками? Пришел просто посоветовать: остановись, пока не поздно. Дорога, которую ты избрал, к хорошему не приведет тебя.
— А вы тем временем изобьете кого захотите, а если не по-вашему — и убить можете, дом сжечь, магазин разграбить.
— Что ты, что ты! Разве мы бандиты, чтобы лавки грабить, дома жечь, людей убивать? Никогда этого не бывало. Но кровь может пролиться, и тогда Черный бинбаши потрет руки от удовольствия: одним, мол, меньше стало.
— Значит, вы этого добиваетесь?
— Нет. Я просто предупредил тебя в последний раз, а там смотри сам.
Хачик, не прощаясь, вышел, оставив Манукяна в мрачном раздумье. Манукян долго расхаживал по тесной лавчонке. Не такой человек Хачик, чтобы бросать слова на ветер. История с племянником — предупреждение для Манукяна.
«Это ясно, нужно быть очень осторожным, — думал Манукян, — иначе никакая полиция не защитит от острия кинжала или от веревки. И вообще защитит ли она?»
— Дикари! — вслух сказал Манукян.
И вечером, встретившись со своими многочисленными друзьями в единственной в городе кофейне, Манукян вскользь коснулся разговора с Хачиком.
— Нам придется быть очень осторожными, временно прекратить всякие действия, — пусть страсти немного улягутся, а там видно будет, — закончил он свою речь.
— А по-моему, нужно убрать с дороги Гугаса и Хачика, — предложил молодой Каракаш.
— Теперь — ни в коем случае! Есть люди, которые не менее опасны и после своей смерти. Тронь их — и эти дикари устроят нам настоящий погром. Нет, с этим нужно подождать, — воспротивился Манукян.
Мир был окончательно нарушен. Борьба среди армянского населения долины разгоралась.
Гугас благополучно вернулся. Мулы были нагружены кормом для баранов. Жители долины устроили каравану торжественную встречу. И охотник Мигран в сотый раз рассказывал, как он указал каравану удобные проходы в горах, как они проскочили сквозь бушующую пургу в ущельях и чуть не замерзли там, какие препятствия им пришлось преодолеть, и о том, какое крепкое сердце у Гугаса. Чабаны слушали Миграна и качали головами.
Глава пятая
Смерть дедушки
Наконец горы сбросили свой белый покров и уже покрылись кое-где зеленью. Из серых, несущихся низко над землею облаков не переставая шел мелкий дождь. Весело зажурчали многочисленные речушки. Перелетные птицы возвратились в покинутые гнезда. Пришла долгожданная весна.
В садах и огородах началась рабочая пора. Чабаны, накинув на плечи свои бурки, погнали отощавшие за зиму стада на яйлу.
Гугас опять отправился в далекие края. Караван выходил из города. Горожане услышали боевой клик:
— Эй-эй!.. Идет караван Гугаса!
Чуть приоткрыв занавеску, Сирануш украдкой следила за уходящим караваном. Отдохнувшие мулы, звеня колокольчиками, бодро шагали за своим вожаком — конем Гугаса. Апет, увидев отогнутый край занавески на окне, вздохнул и ускорил шаг. Вскоре караван скрылся за садами.
Мурад с Качазом провожали Гугаса далеко за город. Когда караван обогнул плетень крайнего сада, Гугас спрыгнул с коня и обнял сына.
— Ну, Мурад, до свидания! Дальше не ходи. Передай привет всем нашим — дедушке, бабушке, маме. Поцелуй сестру и братьев. В следующий раз непременно возьму тебя с собой. Прощай и ты, Качаз.
Ребята остановились у края дороги и так стояли на одном месте, пока не прошел последний мул. Мурад звонко крикнул вслед:
— Счастливого пути! Дядя Апет! Не забудь египетского петуха!
Апет повернулся и махнул рукой: ладно, мол, не забуду!
— Знаешь, Мурад, я непременно стану караванщиком. Побывать в чужих краях, объехать весь мир, драться с разбойниками — что может быть лучше? — сказал Качаз, когда они возвращались домой.
— Да, дело хорошее. Ну, а разве плохо быть капитаном и плавать по морям? С караваном далеко не уйдешь. Вот капитан — это другое дело. Во всех странах можно побывать, настоящих негров повидать, даже в Австралию съездить. Я бы хотел стать капитаном, только отец говорит, что доктором быть лучше.
— Я моря не видел, но доктором не стал бы. Большой интерес — сидеть у постели больного, выслушивать его стоны, да еще вдобавок брать у него деньги, как нищий. Скажи, Мурад, а ты хотел бы стать богачом, как Манукян?
— Нет, они все трусы, вроде Смпада.
— Я тоже не хотел бы. Мой отец говорит, что богачи, как пауки, сосут у народа кровь.
— Догадайся, Качаз, что подарил мне Апет?
— Револьвер?
— Нет. Еще лучше: ножи, такие тонкие, острые, что залюбуешься. Еще обещал египетского петуха привезти. Вот тогда в петушином бою я всех побью.
— Где ножи?
— Дома.
— Ты мне покажешь?
— Конечно, покажу. Хочешь, после уроков приходи, вместе будем метать.
— Приду!
Навстречу им важно шагал Смпад в драповом пальто и в новых, блестящих калошах. Поравнявшись с ребятами, он спросил:
— Ребята, вы не знаете, который час?
— Должно быть, поздно: в церкви уже отзвонили, скоро в школу.
— А я знаю точно: сейчас семь часов тридцать пять минут.
— Ври побольше!
— Ей-богу, правда. Не верите, так смотрите. — Смпад вытащил из кармана большие часы с цепочкой. — Отец подарил.
Ребята стали внимательно рассматривать часы. Качаз закрыл крышку, она щелкнула. Это ему понравилось.
— Как здорово закрываются! — И опять открыл.
— Давай сюда! Испортишь. — Смпад отнял часы и спрятал в карман.
— Подумаешь! — с презрением сказал Качаз.
— Вот и подумаешь! У тебя их никогда не будет.
— Может быть, получше твоих будут.
— Как же! Лучше этих не бывает: они серебряные.
— Ну и проваливай со своими часами! — рассердился Мурад.
— Не на твоей земле стою.
— Говорю — проваливай, а то получишь.
— Испугался я тебя! Попробуй тронь! — Смпад заложил руки в карманы, выпятил грудь.
— Показал бы я тебе, только дал слово директору не связываться больше с тобой.
— А я никому слова не давал, — сказал Качаз и ударил Смпада по лицу. — Будешь знать, как задаваться!
Смпад, падая, ухватился было за Мурада, но тот с силой оттолкнул его. Смпад отскочил в сторону и показал язык, потом стал дразнить Качаза:
— Арап, арапка!
— Вот подлец! Даже драться не умеет, а еще хвастается. Да брось ты его. — Мурад еле удержал разъяренного товарища.
Вечером Манукян опять пришел к дедушке с жалобой:
— Уйми ты своих волчат, чтобы они не смели трогать моего сына!
— На то и дети, чтобы драться. Когда я был маленьким, тоже любил драться. Сколько раз приходил домой битым! — начал вспоминать дед.
— Я вовсе не хочу, чтобы мой сын рос хулиганом, — перебил его Манукян. — Если твой внук еще раз тронет Смпада, я ему руки переломаю!
— Что ж, бог в помощь! Чтобы бить детей, большого ума не требуется. Только знай: скандал будет — жалеть будешь.
— Да что это! Все мне угрожают, словно я никогда в руках кинжала не держал!
— Кинжалом ты не кидайся: руки поранишь.
— Держи язык за зубами, старик!
— Знаешь что… уходи-ка из моего дома подобру-поздорову!
— Я-то уйду, только ты запомни мои слова. — Манукян угрожающе посмотрел на дедушку и вышел из комнаты.
Рассерженный Манукяном, старик позвал Мурада и закричал:
— В следующий раз, когда этот щенок попадется тебе в руки, дай ему так, чтобы он надолго запомнил… Пугать пришел!..
— Учи, учи! — сказала бабушка, прибежавшая на крик деда. — Он и так от рук отбился. На, смотри, какими игрушками забавляется твой внук! — Она протянула деду ножи.
— Дай сюда. — Дед вытащил один нож и стал пробовать остроту лезвия на ногте. — Неплохая штучка. Откуда взял?
— Апет подарил.
Дед нахмурил брови.
— Зачем ты у него подарки берешь?
Мурад молчал.
— На, бери. Будь осторожен, руки не порежь да на улицу не выноси.
— Зачем портишь ребенка? — рассердилась бабушка.
— Пусть! В наших краях без ножа не проживешь, — сказал дед и любовно посмотрел на Мурада. — Только смотри, чтобы без баловства!
В начале марта дожди прекратились. Вся долина, залитая солнечными лучами, покрылась пышной зеленью. Школу закрыли на летние каникулы. Для детворы началась веселая пора.
Семья Гугаса собиралась ехать в сад. Мурад настойчиво просил деда отпустить его на яйлу, куда уже отправились Качаз и Ашот. Во всем уступчивый, дед на этот раз оказался неумолимым.
— Там еще нечего делать, а в саду много работы, — сказал он твердо. — Ты уже большой, будешь помогать мне. Надо и огород засадить, и землю под виноградом разрыхлить, и деревья обрезать, да и по дому кое-что нужно сделать, а я один.
— А бабушка, мама, Сирануш?
— Какая помощь от женщин? Только под ногами путаются.
Рано утром нагрузили поклажу на двух мулов, а сверху, в особых корзинах, усадили маленьких Васгена и Нубара. Хоть дорога не дальняя, всего часа полтора ходьбы, но все же дедушка оделся так, словно собрался в Индостан. За широкий кушак засунул два старых, заржавевших пистолета, к поясу пристегнул большой кинжал, на плечо повесил охотничье ружье.
— Ну, с богом! Трогай, — приказал он Мураду.
Лохматый волкодав Аслан в ошейнике важно шагал рядом с Мурадом.
Шли медленно и только к обеду наконец дошли. Как только разгрузились и снесли поклажу домой, Мурад побежал в сад. Большой фруктовый сад был весь в цвету. Слева прямыми рядами тянулись высокие яблони и груши, посредине большие, в два обхвата, тутовые деревья, а справа — вишни и черешни; в самом конце сада, около канавы с мутной водой, — инжир и низенькие гранатовые деревья с необычайно красивыми розоватыми цветами.
Мурад побежал к канаве, где в прошлом году он с товарищами соорудил пруд и пустил туда несколько мелких рыбок.
— Мурад! — закричал кто-то из соседнего сада. — Наконец-то! А я думал, что ты не придешь.
Это был Мушег, школьный товарищ.
— Я хотел на яйлу, да дедушка не пустил. Стар он стал, понимаешь, один тут не справится, нужно ему помочь… Мушег, ты ножи метать умеешь? — вдруг неожиданно спросил Мурад.
— Нет, не приходилось.
— Ничего, я тебя научу. — Мурад вытащил ножи. — На, смотри.
И тут же стал бросать их. Ножи, крутясь в воздухе, один за другим врезались в ствол дерева.
Сестра Мушега, Астхиг, спрятавшись за деревом, с интересом наблюдала за ловкими движениями Мурада, но это ей быстро наскучило, и она подошла к ребятам.
— Давно вы приехали, Мурад? — спросила она.
— Только что.
— А где твоя сестра? Мне здесь так скучно! Ни одной девушки.
— Она дома. Хочешь, позову?
— Зачем? Пойдемте к ней все вместе.
Аместун тоже обрадовалась подруге. Девушки стали шушукаться.
Когда Мурад пошел провожать гостей, Астхиг, посмотрев ему прямо в глаза, предложила:
— Ты тоже приходи к нам, Мурад. Вместе с сестрой приходи, — поправилась она.
— Обязательно приду.
Дни потекли тихо, как вода арыка. Пока дедушка еще спал, Мурад с Мушегом отправлялись купаться. Возвращались они свежие, веселые. Когда дед и Мурад работали на огороде, Мушег приходил им помогать. Мурад от души смеялся над товарищем, наблюдая, как он неумело орудует лопатой.
Вечером дети бегали по широким полянам, собирали цветы и делали из них венки, а иногда, присев где-нибудь на обрыве, смотрели, как вечерняя мгла окутывает вершины гор и они словно растворяются и постепенно исчезают. Сколько тайн хранят горы! А за ними, наверное, другой мир, другая жизнь. И мальчики шепотом говорили об этой другой жизни, которой они не знали, но в своем пылком воображении создавали как сказку.
Каждое утро часам к десяти Сирануш приносила в сад завтрак. Она садилась на траву и ждала, пока дед с Мурадом покончат с едой, чтобы отнести домой посуду. Ели молча, медленно, как настоящие работники. Мурад во всем подражал деду. Он чувствовал особую гордость: в доме к нему стали относиться как к взрослому.
Когда солнце поднималось очень высоко и становилось нестерпимо душно, дед бросал кирку и вытирал рукавом пот с лица.
— Хватит, пора обедать, — предлагал он, и они медленно направлялись к дому.
После обеда дед, по обыкновению, садился в тени тутового дерева и сладко дремал. Мурад отправлялся в сад к Мушегу.
— Далеко не ходите, — каждый раз предупреждала бабушка. В недобрый час встретитесь там с турецкими мальчиками, побьют вас.
— Мы тоже умеем драться, бабушка, ты не беспокойся.
— Упаси вас бог лезть с ними в драку! Лучше вы уж бегите домой.
— Там видно будет. — И Мурад исчезал за деревьями.
Тихой, спокойной жизни семьи Гугаса в саду мешало незначительное на первый взгляд обстоятельство — соседство с турецкой семьей.
Маленький сад справа, примыкающий к их саду, когда-то принадлежал Манукяну. Разбогатев, он купил себе другой, а этот стоял в запустении. Долго пустовавший дом посредине сада обветшал. Зимой этого года Манукян продал сад с домом турку Осману. Это очень встревожило дедушку. Особенно стал он беспокоиться, когда Осман приехал в сад со своими взрослыми сыновьями.
Однажды, проходя мимо огорода, где работали дед с Мурадом, сыновья Османа, двое верзил, начали непристойно ругаться. Дед сделал вид, что ничего не слышит, и продолжал усердно работать. Когда турки прошли, Мурад, удивленный этим смирением деда, спросил:
— Почему ты их не наказал, дедушка?
— Нельзя.
— Но почему нельзя?
— Эх, молод ты, ничего не понимаешь! Придет время — узнаешь.
После этого, казалось пустякового, случая дед встревожился не на шутку. По ночам, укладываясь спать у самых дверей, он клал под подушку кинжал, рядом с собой топор.
— Зачем только он продал сад турку? — бурчал он каждый раз с досадой.
Старик словно предчувствовал надвигающуюся беду. Его тревога особенно возросла после того, как он однажды увидел, что сыновья Османа, забравшись на забор, разделяющий сады, пристально следят за Сирануш.
— Не смей выходить из дому с открытым лицом! — приказал дед дочери.
Спустя несколько дней, работая на огороде, они услышали пронзительный крик. Бросив лопату, дед побежал на крик, Мурад поспешил за ним. Посреди узкой безлюдной улицы, отделявшей огород от сада, валялись свежие лепешки, а в двух шагах разбитый кувшин с кислым молоком.
— Это Сирануш! — воскликнул дед и ускорил шаг.
Обогнув плетень, они увидали, что сыновья Османа тащат за руки Сирануш. Упираясь ногами в землю, она изо всех сил вырывалась. Белое покрывало упало с ее головы, волосы растрепались.
— Помогите, помогите! — безустанно взывала она.
Дед еще издали дико закричал:
— Не троньте ее!
— Не подходи, старик! Убью! — крикнул один из хулиганов. — Ахмет, ты беги, я его задержу, — добавил он и кинулся навстречу деду; в руках у него блеснул кривой кинжал.
Дед с ходу налетел на турка и сбил его с ног. Не останавливаясь, он побежал за вторым. Мурад уже догнал того и вцепился в его широкие шаровары. Ахмет, держа одной рукой Сирануш, другой принялся колотить Мурада по голове. Догнав турка, дед со всего размаха ударил его по лицу. Турок выпустил Сирануш.