«Она от меня не уйдет», — подвел он итог размышлениям, поднявшись на свой этаж.
Между тем Лора, вняв мольбам дочери, согласилась отложить на время свое пребывание в Робервале. Эту «победу» Эрмин удалось одержать с помощью простейшего логического довода.
— Неужели ты всерьез полагаешь, мам, что Ханс сможет собрать для тебя чемодан? Если ты хочешь пожить здесь несколько дней, сделай это, но не в такой спешке! Лучше собраться как следует.
— Ты права, — признала ее мать. — Боже мой, в свои восемнадцать ты более рассудительна и благоразумна, чем я.
Эрмин посмотрела на красивое лицо матери.
«Буду ли я такой же через двадцать лет? — подумала она. — У мамы молочно-белая кожа и несколько незаметных морщинок. Но она выглядит такой грустной!»
Вошел Ханс Цале. Бедолага, он сильно продрог.
— Вы оставили меня замерзать на ледяном ветру, дамы, — сказал он с натянутой улыбкой. — Я ждал, ждал, но обо мне, наверное, все забыли. Эрмин, похоже, участники гонки возвращаются. Слышен собачий лай, и какой-то паренек уверяет, что видит вдалеке первую упряжку.
— Мама, пожалуйста, пусть Мукки побудет с тобой в тепле, — попросила молодая женщина. — Я хочу это увидеть!
— Я тоже пойду! — заявила Шарлотта, вставая. — Я точно знаю, Тошан приедет первым!
Взявшись за руки, они побежали на набережную. Закат окрасил замерзшее озеро в багряно-алые тона. Небо, снова чистое, казалось пламенеющим. Это зрелище очаровало Эрмин. Она ощутила себя крошечной и незначительной в сравнении с грандиозной магией природы. Шарлотта стояла рядом, широко распахнув удивленные глазенки. Никогда еще она так не радовалась, что снова может видеть.
— Посмотри, Мимин, посмотри туда! — закричала она. — Там две упряжки!
Пожилая дама, присутствовавшая при старте, остановилась рядом с ними. Бобровый капор покрывал ее убеленную сединами голову.
— Мой Гамелен придет первым! — объявила она. — Этот молодой индеец слишком хилый и щуплый! А его собаки доброго слова не стоят!
— Мой муж — хилый?! — возмутилась Эрмин. — Вот уж нет!
— А, так это твой муж? — переспросила пожилая дама. — Гамелен — мой племянник, сын сестры, она на двенадцать лет младше меня. Тебя я узнала, моя девочка. Ты пела в церкви в день ее открытия. Ты ведь из Валь-Жальбера?
— Да, мадам!
— Берта, зови меня Берта! Я произвела на свет одиннадцать ребят, но больше всех люблю племянника Гамелена.
Эрмин вежливо кивнула. Глаза ее были устремлены к темным точкам, движущимся на фоне розовато-белого снега, в которых уже можно было угадать собак и стоящих на полозьях саней мужчин. Послышались крики — погонщики подбадривали своих выбивающихся из сил животных. Эрмин показалось, что в мужчине, который собирал ставки, она узнала старшего мастера лесопилки в Ривербенде, где сейчас работал Тошан.
Старая Берта со смешком пожала ей руку.
— Смотри-ка, мой Гамелен обошел твоего индейца!
— Ни за что! — воскликнула Эрмин. — Дюк! Давай, мальчик, давай!
Немногочисленные зрители, собравшиеся, чтобы увидеть финиш гонки, тоже стали кричать, подбадривая своих фаворитов. Показалась третья упряжка. Шарлотта хлопала в ладоши, разделяя всеобщее волнение. Теперь любой мог разглядеть напряженные лица Тошана и его основного соперника. Их собаки задыхались, раскрыв устрашающего вида пасти, вывалив языки.
«Тошан непременно придет первым! — сказала себе Эрмин. — Если он проиграет, то будет в плохом настроении много дней! Но нет, ведь у него сани моего отца, он не может проиграть!»
Воспоминание о Жослине взволновало ее. Она сложила руки на груди и закрыла глаза. Именно в этот миг Дюк с остальными собаками сделали последний рывок. До них донесся вибрирующий от гнева вопль Гамелена и победный — Тошана.
— Мимин, он выиграл! — в восторге крикнула Шарлотта. Ее глазенки сверкали. — Твой муж выиграл!
— Правда? Я не сомневалась, что так и будет!
Старая Берта была вне себя от гнева. Размахивая руками, она принялась поносить всех и вся. В это мгновение рядом с Эрмин и Шарлоттой появился Симон.
— Не машите так руками, мадам, — сказал он любезным тоном. — Невозможно понять, что вы говорите!
— Тебя, молокососа, не спросила!
Эрмин схватила Симона за руку и увлекла за собой. Она не решалась приблизиться к Тошану, который разговаривал с Гамеленом и третьим участником гонки.
— А где четвертая упряжка? — спросила она. — На озере больше никого не видно. Надеюсь, с ними ничего плохого не случилось?
— Нет, — ответил Симон. — Я слышал, четвертый тип отказался ехать обратно. Остался в Перибонке. Тошан положит в карман пятьдесят долларов, а может, и больше. Посмотри, как он доволен! Иди, иди поздравь его!
— Нет, не хочу его отвлекать, — сказала молодая женщина. — Ему не понравится, если я подойду сейчас. Иди лучше ты и скажи, чтобы подошел ко мне, как только сможет. Я оставила Мукки с матерью, она ждет меня в «Château Roberval».
Молодая женщина трепетала от нетерпения. Она мечтала оказаться с мужем наедине, хотя и знала, что этого не случится. Шарлотта, которая всегда тонко чувствовала эмоции старшей подруги, сказала, что предпочла бы вернуться в отель.
— Если Мукки проголодался, я его успокою, — пообещала она. — Я даю ему пососать мой мизинчик, и он перестает плакать!
— Нет, уже почти ночь, — отрезала Эрмин. — Останься со мной.
Они замолчали, услышав радостные возгласы. На берегу озера образовалась толпа, состоящая исключительно из мужчин. Из этой пестрой сутолоки вязаных шапочек и картузов доносились низкие голоса; рядом, требуя пищи, лаяли собаки. И в этот момент наконец появился Тошан. Он остановился перед юной супругой, лицо его сияло от радости.
— Я выиграл! — улыбаясь, сказал он.
— Браво! — нежно отозвалась Эрмин, любуясь его белоснежной улыбкой. — И что ты намереваешься предпринять? Было бы лучше отложить эти деньги про запас.
— Ты о деньгах? Я их не взял! — объявил Тошан. — У этих бедняг есть дети, и их надо кормить. Времена сейчас тяжелые, да и этот проклятый кризис… Эрмин, я только хотел доказать, что мои собаки лучше. Я думал о своих предках, родителях и дедах моей матери Талы. Тем более что мой патрон не постеснялся сказать, что мне и так повезло, ведь моя жена — дочка богатой вдовы Шарлебуа.
Черные глаза Тошана, казалось, стали еще темнее. Было очевидно, что этот намек не пришелся ему по душе.
— Сейчас мы пойдем выпьем по стаканчику в таверне, — добавил он. — А потом вернемся на лесопилку. В будущую среду я приеду в Валь-Жальбер.
Тошан поцеловал жену в щеку, ласково погладил Шарлотту по подбородку и повернулся, чтобы уходить.
— И это все? — спросила Эрмин, наконец придя в себя от изумления, но он уже ушел. Горло молодой женщины словно сжало тисками тоски, она изо всех сил пыталась сдержать душившие ее рыдания. Эрмин ощущала себя отверженной, оставленной на произвол судьбы, словно сверток с покупкой, которая разонравилась своему владельцу.
«Почему он так со мной обращается? — спросила она себя. — Я понимаю, ему хочется поскорее вернуться к товарищам, но ведь я — его жена!»
Симон отвлек ее от полных разочарования мыслей. Он поднял до самых ушей воротник своей куртки и похлопал ее по плечу.
— Скажи, Мимин, ты сможешь вернуться домой с Хансом и Лорой? Тошан пригласил меня в таверну. Я никуда не тороплюсь.
Тихим, слегка дрожащим голосом она спросила:
— Ты хорошо укутал Шинука? Нельзя допустить, чтобы он простудился.
— Я умею обращаться с лошадью! — возмутился Симон. — Не дуйся, Мимин! До встречи!
На обратном пути в Валь-Жальбер все молчали. Уставшая за день Шарлотта дремала, но автомобиль трясло, и она просыпалась. Эрмин, которая устроилась на заднем сиденье, дала сыну грудь и созерцала окутанный синеватыми сумерками пейзаж, расцвеченный серебристым светом молодого месяца. Лора тоже была погружена в свои мысли. Ханс Цале насвистывал какую-то мелодию. В общем, каждый думал о своем.
«Мне бы так хотелось поехать в Квебек с Эрмин! — думала девочка. — Может, она одолжила бы мне одну из своих модных шляпок в форме колокола. Мы бы остановились на ночь в отеле, а когда бы шли по улицам, люди думали бы, что мы — сестры… Я бы причесывала волосики Мукки… Но ведь у меня нет чемодана… Мне нужен чемодан!»
Убаюканная мурлыканьем мотора, Лора невидящими глазами смотрела на бегущее перед машиной пятно света от фар. Вокруг сверкал снег.
«Сегодня вечером мне жарко! На мне манто из меха куницы. Мужчина, которого я уважаю и который нежно меня любит, со мной рядом. Но я, я вспоминаю другие вечера, когда сидела в санях Жослина, в этих великолепных санях, временами служивших нам кроватью. Ветер проникал под наши одеяла, волчьи крики разрывали мне сердце. Жослин понимал, как мне страшно. Он наклонялся ко мне и разговаривал со мной, как с ребенком. Если нам удавалось найти заброшенную хижину, он устраивал импровизированное ложе. Губами он искал мои губы, накрывал мое тело своим. Господи, ну почему нам было суждено расстаться? Неужели он и правда хотел меня убить, испугавшись, что я могу сойти с ума у него на глазах?»
Взволнованная своими размышлениями, которым не было конца, Лора вдруг ощутила желание прижаться к Хансу. Похоже, он угадал ее намерение, потому что с беспокойством посмотрел на нее.
«Лора, дорогая! — думал он. — Я полагал, что влюблен в Эрмин, но ошибался. Ее великолепный голос и ее доброта очаровали меня. Поцелуи же Лоры дали мне узнать горький, но изысканный вкус страсти. Она так миниатюрна, моя нареченная, так хороша собой! Посторонние находят ее холодной и сдержанной, но тайный огонь течет в ее венах…»
У Эрмин на душе было тяжелее, чем у других. Ей никак не удавалось справиться с разочарованием. Поведение Тошана заставляло ее бояться грядущих месяцев, даже лет. Если не считать первых дней после побега, когда любовь с его стороны казалась ей безграничной, красавец-метис часто вел себя так же авторитарно и бывал так же упрям, как Жозеф Маруа.
«Я ведь совсем немного от него требую! — думала молодая женщина. — Я долго жила в лесах с его матерью, а он на много дней уходил поохотиться или повидать двоюродных братьев. По его желанию мы зовем нашего сына Мукки. Если бы я не заболела от тоски, мы бы не приехали на Рождество в Валь-Жальбер. Настанет лето, и мне придется снова уехать с ним, это даже не обсуждается. Хорошая супруга подчиняется мужу! О, как я на него сердита! Но я его люблю… И он сказал, что в субботу приедет. Целых четыре дня ожидания!»
Закрыв глаза, Эрмин представила момент, когда они останутся наедине. Она наденет ночную сорочку из розового линона, с украшенным кружевом воротом. Если им повезет, сын уже будет спать.
«Любовь моя! — мысленно обратилась она к Тошану. — На этот раз я не выпущу тебя из объятий. Я буду так ласкова, так нежна, что ты не сможешь встать с рассветом, как привык. Я спрячу тебя от всех под одеялами, я никуда тебя не отпущу…»
Но в глубине души Эрмин знала, что эта битва проиграна заранее.
Валь-Жальбер, середина февраля 1933 года
Эрмин вышивала нагрудник для сына. Она решила украсить его цветочным мотивом. Мирей объявила, что на ужин будут блинчики. Дом казался гаванью покоя и тепла. Мукки спал в импровизированном гнезде из подушек на диване.
— Когда злюка-зима вдаль умчится, лето теплое к нам возвратится! — напевала молодая женщина себе под нос.
Шарлотта была в школе. Из пристроенного к кухне сарая доносился стук — Арман колол дрова.
— Оказывается, очень приятно жить в таком большом и удобном доме, — все так же вполголоса сказала сама себе Эрмин.
Накануне, на три недели позже назначенной ранее даты, Лора с Хансом уехали в Роберваль. Сильные снегопады заперли их в Валь-Жальбере.
«Симон уехал с ними в автомобиле; из Роберваля он отправится в Шамбор, а там сядет на поезд. Моя Бетти так плакала вчера… Счастье, что у нее есть крошка Мари!»
В комнату вошла домоправительница. Внимательным взглядом она окинула печь, проверила, в порядке ли мебель, занавеси, безделушки.
— Вам все по нраву, маленькая хозяйка? — шутливо поинтересовалась она и улыбнулась Эрмин.
— Я всем довольна, моя Мирей! Если бы еще Тошан Дельбо постучал в дверь, мое счастье было бы полным!
— Ждать осталось недолго, в субботу он заявится, и я сделаю для него фрикасе из свинины с луком. Давно мсье Клеман не просил его приготовить!
— Тошан, Мирей! Моего мужа зовут Тошан.
— Мне больше по нраву католические имена! — отрезала домоправительница, любуясь заснувшим младенцем. — Я и так пропустила мессу в прошлое воскресенье, так что у меня нет никакого желания болтать по-индейски.
Эрмин улыбнулась. Слова экономки вовсе не казались ей обидными.
— А когда ты подашь блинчики? — спросила она.
— Когда Шарлотта вернется, разумеется!
— Тогда я поднимусь к себе, Мирей! Если Мукки проснется, не страшно. Мне все равно скоро его кормить.
И Эрмин сделала то, что в последнее время делала каждое утро: взяла с фортепиано партитуру и через две ступеньки взбежала вверх по лестнице. Через несколько минут она уже пела.
Мирей слушала, стоя в коридоре первого этажа. Казалось, уютный дом сюринтенданта Лапуанта вибрирует от крыши до фундамента. Голос молодой женщины был таким чистым и сильным, что у домоправительницы слезы навернулись на глаза.
«Вот чудная девчонка! — взволнованно думала она. — Стоило мадам Лоре упорхнуть из дома, как она поет во всю мочь, наша Эрмин. А ведь ее мать была бы счастлива услышать такое пение!»
Импровизированный концерт продолжался. Мирей прослушала арию из «Лакме», потом — из «Мадам Баттерфляй». Мукки проснулся и заворочался, а через пару минут закричал что было сил. Малыш проголодался. Ему недавно исполнилось пять месяцев. Он был пухленький, с круглыми щечками и смуглой кожей. Эрмин тотчас же спустилась в гостиную, напевая себе под нос. Она взяла сына на руки и закружила по комнате. Мальчик залился смехом.
— Ты пела замечательно! — восторженно сказала домоправительница. — Была бы я похитрее, написала бы мадам Лоре и рассказала, чем ты занимаешься в ее отсутствие.
— Мирей, не ворчи на меня! Я все тебе объясню. Не сегодня, на будущей неделе. Мне нужно немного поработать над голосом.
Та, пожав плечами, вернулась в кухню. Эрмин приложила Мукки к груди. Ее тело все еще трепетало от радости, которую она испытывала, когда пела. Эрмин была полностью довольна жизнью. После истории с гонками Тошан попросил у нее прощения за то, что оставил ее в тот вечер одну на набережной. Она простила, опьяненная ласками и проявлениями любви, которыми пары обмениваются в обжигающей тени постели. В такие моменты ее супруг «опускал оружие», оставляя свою гордость за пределами магического круга их объятий. Он клялся, что обожает ее, что они с Мукки — лучшее, что есть у него в жизни.
Наконец вернулась Шарлотта, оставив пару снегоступов на крыльце дома. Девочка стала для Эрмин наперсницей, обладающей поистине ценным качеством: понимала и поддерживала все ее задумки, даже самые дерзкие. Она подбежала к Эрмин и спросила шепотом:
— Ты повторяла арии?
— Да, но… Мирей не может понять, что происходит.
— Может, лучше сказать ей, что в будущий понедельник мы едем в Квебек? — предложила Шарлотта.
— Я скажу в воскресенье вечером, когда Тошан уедет обратно на лесопилку. У меня еще есть время порепетировать. Если уж я решилась пройти прослушивание в Капитолии, то нужно подготовиться как можно лучше.
Это был их общий секрет. В отсутствие Лоры и Ханса они приступили к осуществлению своего смелого плана. Шарлотта была на седьмом небе от счастья.
— Мимин, так мило с твоей стороны взять меня с собой! Я уже ездила в Монреаль на операцию с твоей мамой, но с тобой путешествовать мне нравится намного больше! На переменке я составила список вещей, которые нужно взять с собой: варежки, шарфики, бутыль-термос с кофе, погремушку для Мукки.