Даша вытерла ладошкой губы:
- Я готовая.
Майор скатал поочередно три бумажки в трубочки, помешал их в руках, положил на стол.
- Тяни!
- Только бы не больно, - вздохнула Даша и смело развернула ближнюю. - Ура, стыд!
Майор поспешно собрал оставшиеся бумажки, смял их в кулаке. Нельзя, чтоб Даша случайно их увидела, на всех красовалась одна надпись - "стыд".
- Что теперь? - торопила девчонка.
- Теперь мы зайдем в ванную, выключим свет, чтоб друг друга не видеть, и я буду трогать тебя, где хочу и как хочу. А ты не будешь сопротивляться и никому об этом не расскажешь. Сможешь?
- Эх, - по-взрослому вздохнула девочка, - я смогу. И как-то обречено пошла в ванную, выключив по дороге свет.
Майор зашел за ней, не заметив, что девочка погасла. Он, несмотря на почти бессонную ночь, опять был возбужден неистово.
Он зашел за девочкой, прикрыл дверь и в полной темноте ванной нашарил худенькое плечо. Рука скользнула под рубашку к маленькой титьке, будто в первый раз. Второй рукой он быстро "заглянул" под рубашку снизу - трусики девчонка не одела. И Момот начал растягивать удовольствие:
- Ты не боишься меня?
- Нет.
- Ты веришь, что я тебе не сделаю ничего плохого.
- Ну...
- И никому не расскажешь?
- Что, я дура что ли, совсем.
- Дай, тогда, свою руку.
- Вы хотите, чтоб я вас за письку потрогала?
- А ты откуда знаешь?
- Тот, я вам рассказывала, мамин, ну, что маме, как муж... Он заставлял.
- А еще что он заставлял?
- Вы же сами знаете... Хотите, я вам подружку приведу? Она всегда согласная за деньги.
- А она не разболтает? Подожди, не убирай руку. Вот так, води рукой туда - сюда...
- Что вы. Она иногда по несколько дней дома не ночует. И нипочем не болтает. Только - мне, но мы же подружки.
- А сколько ей лет?
- Тринадцать скоро будет.
- Ну, что ж, я подумаю. А тебе не жалко будет, что я ей деньги дам, которые мог тебе дать? Ты не дергай, Даша, води рукой полегонечку. И кулачок сжимай...
- Я не жадная. И у меня все равно уже колечко есть. И кукла будет.
- Ты забываешь, Даша, кукла, это если второе испытание пройдешь.
- Такое же?
- Трудней, но похожее... Подожди, я тебе помогу. Ты только теперь не торопись. Давай вместе, а потом, когда я скажу, губы подставь, я тебя поцелую...
- Если похожее, то я пройду. Вы можете заранее куклу покупать. А целоваться я сама люблю, хотите покажу.
- Майор застонал. Он был близок к завершению, а тут еще девчонка так неумело поцеловала его сама, что он не мог не застонать. Левой рукой он сильно гладил девочке то письку, то грудки, и понимал, что вечером проблем с Дашей не будет. А, возможно, не будет проблем сразу с двумя девочками! Такого в жизни Момота еще не было - чтоб сразу две и обе по согласию...
Единственное, что несколько омрачало счастье Олега Панфиловича, это предчувствие денежных расходов. Но Даша, которая "согласная", Даша, слабо пытающаяся сопротивляться, спрашивающая "скоро уже, сделайте так, чтоб скоро," с ее неумелыми пухлыми губками, Даша и еще, возможно, ее подружка, умеющая не болтать и не ночевать дома... Нет, такое счастье стоило любых расходов...
Момот так сильно сжал маленькую титьку, что девочка тихонько всхлипнула, задергался, помогая ее, не слишком умелой, слабой ручонке - своей, обмяк блаженно, продолжая тискать, но уже нежней, мягче.
Впереди был не слишком длинный день с расходами и прекрасная длиннющая ночь. Он все же даст девчонкам что-нибудь слабенькое, чтоб не сидели у телевизора допоздна, что-нибудь легкое, вроде седуксена или димедрола. И ночью добавит дозу. Хорошо, когда они вялые, полусонные, но все же сознающие все и на все согласные.
День и в самом деле оказался длинным для скупого Момота. Подарки пришлось покупать не только Даше, но и ее подружке, которую она быстро выловила на том же базаре и привела в кафе (майор не решился ходить с девчонкой по рынку, где ее все знали).
Он сидел в кафе, делая вид, что ест мороженное, и обливался потом от страха, трижды кляня себя, что отпустил девчонку одну. Встретит знакомых, разболтает, те - придут сюда, возьмут его за руки... Нет, он даже думать на эту тему боялся. И, когда шустрая Даша появилась у входа, чуть не подскочил от радости.
Даша не обманула. Рядом с ней стояла невысокая девочка с удивительно симпатичным лицом. Девочка была смуглая, скуластая, в ней, как видно, смешалась кровь татар и славян. Татары одарили ее чуть раскосыми глазами, тонкой линией небольших губ, черными волосами, коренастой, мальчишеской фигуркой. От славян ребенок позаимствовал золотистые глаза, светлые бровки и маленькие, прижатые ушки. Одета она была опрятно. Тонкий свитер обтягивал маленькую грудь, чуть косолапые ножки в коричневых колготках выглядывали из под коротенькой гофрированной юбочки. Даша рядом с ней выглядела не так соблазнительно. Впрочем, в его собственной рубашке и Даша смотрится отлично. Особенно вечером.
- Как зовут твою подружку, - елейным голоском спросил Олег Панфилович, - что она будет кушать?
Подружку звали Наташа, кушать она хотела все, что дадут, но обязательно мороженное с вареньем и пепси в бутылочках. Майор вздохнул и полез в карман за кошельком. О, если б можно было иметь таких девочек и при этом не тратить ни копейки... Нет, мир устроен несовершенно и счастье никогда не бывает полным.
Майор смотрел, как девочки мазали свои рожицы в мороженном и думал о том, что надо зайти в аптеку и купить мощный стимулятор. Он, все же, не Шварцнегер, в прошлую ночь почти не спал, а тут - целых две девочки, он же всю жизнь себя упрекать будет, если этой ночью упустить хоть мгновение.
Но майор замотался с этими бойкими девчонками по городу, окончательно расстроился из-за расходов, два раза изрядно перетрусил, пока девчонки разговаривали с знакомыми (у этих замарашек оказалось масса знакомых), и к вечеру так выдохся, что о стимуляторе вспомнил только в гостинице. Оставлять их одних и бежать в аптеку он не решился. А тут еще димедрол не желал быстро действовать на маленьких бестий. Они упорно хотели досмотреть по телевизору фильм и сварливо отказывались ложиться в постель так рано.
Пришлось увеличить дозу. Он уговорил их проглотить по две таблетки пипольфена, соврав, что это витаминки, только горькие. Теперь получилось наоборот - они заснули почти мгновенно. Расстроенный Момот раздел их, потискал, кончил в новенькую Наташу, отметив, что у нее на лобке уже есть реденький пушок и грудки побольше, чем у Даши. А потом решил пару часиков вздремнуть, чтоб потом действовать без перерыва. Чтоб прервать действие глубокого сна майор намеревался вколоть ребятишкам по ампуле кофеина.
Он прилег буквально на минуту, но проспал, как потом выяснилось, не два часа, а больше. И пробуждение его было кошмарным.
Сперва, еще сквозь сон, он почувствовал, что в номере кто-то есть, потом его ослепил яркий свет и он, инстинктивно прикрывая собой голых девочек, с ужасом приподнялся на локтях.
"Лет десять влепят, не меньше! - стучало у него в мозгах. - Но как они вошли, я же запирал номер?"
Он вспомнил, что у оперативных работников милиции могут быть запасные ключи и попросил обреченным голосом:
- Одеться хоть разрешите...
Глава 5
(Красноярск - геологический поселок, май)
Майор моргал ослепленными глазами, как беременный филин. Я перевел луч фонарика в сторону, чтоб его глаза не привыкли к свету. Фонарик высветил чье-то голое тело. Я присмотрелся.
Черт побери! Между стеной и майором лежали две голенькие девочки лет 10-12! Они спали расслабленно, будто я их накачал своим зловещим снотворным. Собственно, эта майорская мразь - медик. Ему сонники легче достать, чем мне.
Я вновь направил фонарик на его мерзкую рожу. Майор похлопал шарами и что-то пробормотал. Мне послышалось, что он просит что-то.
- Чего? - хрипло спросил я.
- Одеться разрешите, гражданин начальник? - жалобно пробормотал Момот.
Я возликовал. Майор недаром провел столько лет в зоне, он четко знал что бывает за тех голышей, что лежали рядом с ним. То, что он принял меня за опера, открывало массу возможностей, но - увы! Времени у меня не было. Я и так задержался у пидара - майора, заходить в оставшиеся номера некогда. Да ладно, жадность многих фраеров погубила. Пора рвать когти.
Я взял с прикроватной тумбочки массивный графин и с величайшим наслаждением врезал им по майорской голове. Как ни странно, графин не разбился, наверное потому, что был полный. Целостность же майоровой головы я выяснять не стал. Я выскочил в коридор, открыл окно и мягко спрыгнул в полумрак вечернего города. Набитая сумка тяжело ударила по боку. Я ровным шагом зашел в переулок, свернул на параллельную улицу и, прибавляя шаг, направился вниз, к реке.
Ночной Красноярск дышал весенней свежестью. Народу на улицах почти не было - странная картина для меня, пробывшего столько в лет вне воли. Я читал, конечно, о бардаке, охватившем страну после перестройки. Но одно дело читать, а совсем другое - видеть своими глазами.
На берегу Енисея меня ждала легкая гичка - спортивная лодка, взятая напрокат на лодочной станции. Я взял ее на сутки, беззаботно оставив в залог паспорт гостеприимного Льва Моисеевича. Река уже спасла меня из-за колючей проволоки, я доверял ей больше, чем дорогам, созданным человеком. На тех дорогах стояли угрюмые ГАИшники, по ним мчали, завывая сиренами, оперативные группы, в железнодорожных вагонах высматривали подозрительных сыщики в гражданском, а на вокзалах гражданские опера перемигивались с ментами в форме.
Я бросил в лодку сумку и оттолкнулся от берега.
Греблось легко. Река влажно дышала, увлекая меня вниз по течению. Я не стал далеко отплывать от берега и, полностью отдавшись Енисею, пересел на корму. Места были знакомые, через пару часов справа появятся огни нужного мне поселка. Это геологический поселок, где уже должен начаться набор сезонных рабочих. Бичи стекаются сюда каждую весну, так что мое появление никого не удивит.
Я откинулся на банке и раскрыл сумку. Сперва достал несколько полиэтиленовых пакетов, подсунул их под себя, а потом начал сортировать деньги, подсвечивая себе фонариком.
Российские "дубовые" я просто сложил в три толстые пачки и уложил в двойной пакет. Баксы пересчитал. Оказалось не так много, как ожидал, всего 24 тысяч купюрами по 100 и 50. Было еще немного немецких марок, я сложил их вместе с долларами.
Упакованные и перевязанные деньги в водонепроницаемых пакетах следовало зарыть где-нибудь в тайге. Я решил сделать это километра за два до поселка, рассчитывая, что мои охотничьи навыки не пропали за столько лет тюремно-городской жизни.
Грустить оснований не было, но как-то остро вспомнилось детство, тайга, родная Сибирь. Я сейчас был почти рядом от Родины (Иркутск - сосед Красноярска, а Енисей напоминал родную Ангару). И я в который уже раз подумал, что мне уже за сорок, что пора завязывать, что жизнь моя - всего лишь слепой бег над пропастью, дорога в никуда...
Справа замерцал огонек. Если память мне не изменила, сейчас лодка проплывает мимо хутора лесника. По совместителю лесник в этом лесном угодье всегда выполнял функции бакенщика; много лет назад я славно поохотился в этих местах на кабанов.
До поселка минут тридцать. Минут через десять я причалю к берегу и затырю бабки. Себе оставлю немного дубовых. Надо четко проверить карманы, чтоб не попасть впросак, не выронить из кармана стольник зеленых. У сезонника - стольник. Месячная зарплата нынче.
Я провел ревизию собственных карманов. В заднем мне попалась под руку какая-то плотная бумажка, я ее извлек и осветил фонариком. Оказалось - объявление. Я его сорвал с забора дня три назад: странным показался текст. И сохранил зачем-то.
Я хотел выбросить ненужную бумажку, но почему-то передумал.
"Сдается квартира с ребенком," - кажется был такой фильм. А тут - объявление. И два адреса: московский и красноярский. Э-э-э, кажется второй адрес был не городской, а какой-то телефон районный. Подсвечивая фонариком, я вновь перечитал объявление.
"Сдается квартира с ребенком.
Срочно требуется человек, умеющий смотреть за трудным подростком (девочка, 10 лет), на два года предоставляется комната в трехкомнатной квартире в г. Москве и прописка на весь срок работы". Обращаться: в Москве по телефону (095) 236 7554, в Красноярском крае по телефону (24) 13 26."
Чей же это код - 24?
Но гадать над странным объявлением было уже некогда. Я налег на весла, подогнал лодку к низкому берегу, забросил сумку за плечо, втянул нос лодки подальше на берег и углубился в редкий сосновый подлесок копать тайник.
***
...- На задворках, на помойке,
Я ребеночка нашел:
На большой советской стройке
Ему будет хорошо!
Это я пою. Ни голоса, ни слуха. Сидел в громадном, полупустом складе и мрачно пел:
- Выходите, девки, замуж
За Ивана Кузина.
У Ивана Кузина -
большая кукурузина.
Напротив меня сидел пьяный геолог. Мой будущий начальник. Не умеет он пить один. Выбрал меня. Чем это я ему понравился?
- Уезжали мы на БАМ
С чемоданом кожаным,
А назад вернулись с БАМа
С хреном отмороженным.
Я пел громко и мрачно. Парень не реагировал. Я его "приручил". Он безуспешно пытался налить в стакан из пузатой черной бутылки португальского портвейна.