(Красноярск, май)
Через полчаса мы были в Красноярске. В ушах еще стоял грохот вертолета. Демьяныч, опытный геолог, и не пытался в полете разговаривать. Мы приземлились далеко от аэровокзала. Ребята начали выгружать ящики, а я отпросился в город - мне не хотелось крутиться на вертолетной площадке днем.
- Дайте, я спишу с паспорта данные, сказал геолог. - Вот и все. Самолет отправляется в два часа ночи, но лучше приезжайте чуть раньше. Через аэровокзал идти не обязательно, обойдите через грузовой павильон. Если что - скажите, что вы от геологов, нас тут хорошо знают. Приходите вон туда, - он указал чуть правее, где толстыми майскими жуками отдыхали солидные ИЛы
Я воспользовался советом и в город пошел не через аэровокзал, а слева, через грузовой павильон. Там было меньше риска напороться на сыщика. Отойдя в сторону города метров пятьсот, я присел в каком-то открытом кафе, посмотрел на часы. До ночи было еще много. Я вздохнул, заказал мороженное с фантой, нацепил очки и уткнулся в какой-то дурацкий детектив, приобретенный в газетном киоске. Главный герой этого детектива по кличке "Псих" совершал чудеса, недоступные даже чемпиону мира по карате. В промежутках между драками он целомудренно занимался сексом. Окружающие его бандиты тоже дрались, но хуже. И сексом эти "редиски" занимались не целомудренно, а больше - путем насилия и обмана...
От чтения меня оторвало удивленное восклицание:
- Адвокат! Какими судьбами?
Я поднял голову. Передо мной стоял мучительно знакомый человек в затемненных очках. Он протянул руку, которую я пожал с демонстративной сердечностью, пытаясь вспомнить, кто может знать меня под старой кликухой.
-- Рассказывай, как ты? Давно откинулся?
И тут я узнал его -- одного из самых ярких заключенных моих прошлых ходок.
Олег Маневин получил 15 лет за вооруженные грабежи и кражи с применением технических средств. Его приговор напоминал приключенческий роман и по толщине, и по содержанию. Сотни зпизодов, из которых в суде рассмотрена только часть.
Одну квартиру, например, они с коллегами вскрыли под видом связистов. Зашли к соседке якобы ремонтировать телефон, который сами же предварительно отключили; пока один возился с аппаратом, второй подключил электродрель с победитовой насадкой минициркулярки, срезал замки нужной квартиры и через несколько минут вышел оттуда, аккуратно прикрыв дверь.
Потерпевшие не заявляли о взломе, а когда их пригласили в прокуратуру, старались подчеркнуть незначительность похищенного. Так, кольцо с бриллиантами они оценили в 250 рублей, приплели электробритву за 20 рублей...
Почти все ограбленные старались умолчать о своем несчастье или говорили, что украдены какие-то мелочи. В тоже время конфискованные ценности, а это была только часть добычи, экспертиза оценила в 600 тысяч рублей.
Если учесть,что деньги тогда были другие, не дубовые, а страх имущих перед совдепией работал на грабителей, то они, вроде, и не особенно рисковали.
Группа часто работала в форме офицеров милиции, притом у них были и удостоверения угро - настоящие дубликаты работавших в МУРе сотрудников. Отчасти зто их и погубило.
Все уже было подготовлено. Куплены путевки в Югославию. Ценности, в основном драгоценные камни, запрятаны самым искусным образом. Все члены банды жили в Москве вполне легально, работали, все предварительно оформили отпуска. Их выезд нигде и ни у кого не мог бы вызвать подозрения. И они решили устроить прощальную вечеринку. Послали одного за вином, занялись закусками. Все были ребята малопьющие, но приверженные русским традициям.
Прошел час, другой. Посланный не вернулся. В чем дело, никто понять не мог, даже предположений никаких не было. Опознание, даже случайное, исключалось: перед грабежами они маскировались профессионально, свидетелей краж тоже не было. Они не нашли ничего лучшего, чем рассосаться по Москве, пока что-либо не выяснится.
А произошло следующее. Их товарища сбила машина. Нелепый случай! И если бы они не отложили поездку, а утром выехали в Югославию, откуда довольно легко пробраться в Италию, оказались бы в безопасности. Их подвела собственная осторожность.
Сбитого машиной доставили в реанимацию. В кармане у него обнаружили удостоверение капитана МУРа. Из клиники позвонили туда, сообщили о несчастье. Капитана (настоящего, чей дубликат попал к врачам) в зто время в отделе не было. Позвонили жене. Через час она была в больнице, где пережила, переволновавшись за мужа, второй шок: увидела незнакомого бесчувственного мужчину.
Дальше все развивалось закономерно. МУР сработал четко, хотя и неторопливо. Все оказались за решеткой, но большая часть похищенного милиции не досталась.
На зоне Маневин работал технологом цеха, играл в оркестре, крутил кино. Это удивительный человек, с талантом не только инженерным. Играет на всех инструментах, сочиняет музыку. Обладает почти абсолютной памятью. Вырос в простой рабочей семье, рано потерял отца, но очень интеллигентен, корректен. Когда попал в тюрьму, не задумываясь, отказался от контактов с блатными. Главное для него было - освободиться пораньше. На свободе материальных затруднений Олег испытывать не будет до самой смерти. Как, впрочем, и его коллеги, тоже получившие по 15 лет, но попавшие на другие зоны. И еще, Маневин - надежный друг. Мы с ним очень сошлись на зоне.
Однажды у него болели зубы и он не вышел с оркестром играть на плац. (Осужденных, возвращающихся с подневольной работы, в любую погоду встречает оркестр, играющий старые марши. (Деталь, не требующая никаких комментариев, но прекрасно характеризующая лживое болото зоны). За это замполит наказал его семью сутками ШИЗо с выходом на работу. Олег сидел в штрафном изоляторе, днем руководил крупным цехом за зарплату разнорабочего, кем и был оформлен официально, а вечером крутил в клубе кино.
Принесли жаркое. Олег, видать, проголодался. Мы на миг оторвались от воспоминаний, он отдал должное барашку с приправой, а я доел подтаевшее мороженное.
За кофе Олег вдруг произнес задумчиво:
- Что ж ты ни о чем не спрашиваешь?
- Сам скажешь, -- ответил я безмятежно, -- если сочтешь нужным.
- Скажу, конечно. Мне вообще-то твоя помощь не помешала бы.
- Всегда готов. Наше отношение друг к другу проверено в условиях довольно жестких. Ты ведь единственный, кто не побоялся меня поддерживать во время пресса.
- Да, было, -- Олег допил кофе, подозвал официанта. -- Может, поедем ко мне?
- Не могу, Олег. У меня самолет ночью.
- Ну, давай тогда посидим в скверике. У меня тут в Красноярске сестренка обнаружилась двоюродная. Должна подойти.
То, что Олег рассказал мне, было просто и сложно одновременно. Три его товарища еще отбывали наказание. Он и еще один освободились с разрывом в месяц, оба досрочно. И, придя к тайнику, из которого каждый после освобождения имел право взять пятую часть, Олег не обнаружил ничего.
Теперь он искал того, кто освободился раньше. По всем данным парень мог быть в Красноярске.
- Почему ты считаешь, что это он?
- А кто же еще?
- Допусти, что кто-то из зоны передал информацию о тайнике своим знакомым.
- Зачем же тогда этот на свободе, но скрывается?
- Ты уверен, что он скрывается?
- Уверен.
- Опять допусти, что те, кто на самом деле изъял ценности, были уведомлены и убрали его.
- Зачем?
- Хотя бы затем, чтоб было кого подозревать. Ложный след.
- Да, об этом я не подумал.
- Ну, и что ты собираешься делать?
- В Красноярске у этого парня есть родня. Хотел туда наведаться.
- Тебе там показываться не стоит. Он тебя знает в лицо. Если это все же он - спугнешь. Давай я схожу.
- О чем речь!
- Кстати, на что ты живешь? Надеюсь, не вернулся к старому?
- Нынче в этом нет необходимости. Продал две технические идеи в один кооператив. Бабки есть.
- Да, техника, и с твоей головой -- это сейчас золотое дно.
- Все же камушки мне не помешали бы. А там не только камушки. Открыл бы свой кооператив. А ты что сейчас крутишь?
Как я восхищался маневинскими способностями инженера, так и он ценил мое умение простыми словами добывать из людей деньги и еще получать от этих людей благодарность.
Мы сели в скверике около унылого многоэтажного дома, вытянутого длиннющей кишкой. Олег заметно нервничал, поглядывал на часы. Наконец он не вытерпел:
- Посиди, я заскочу к этой девчонке. Что-то у меня сердце не на месте. Я скоро...
Я тоже привстал со скамейки, но подврнул ногу на каком-то чертовом камешке. В ступне закололо, и я, шатнувшись вбок, нагнулся растереть ногу.
С чмоканьем нечто впилось в спинку скамьи. То, что это пуля, до, меня дошло уже на бегу - тело, как всегда, среагировало быстрей мозга. Я стремительно пересек сквер, впрыгнул, почти на ходу, в автобус, перевел дыхание, сошел на следующей остановке и другой улицей вернулся к скверу. Происходящее мне начинало очень и очень не нравиться.
Из-за угла я внимательно осмотрел дом, выходящий фасадом на сквер. Стрелять могли только оттуда. За подобной охотой приятно наблюдать в кино. Потом я посмотрел в сквер.
Вокруг скамейки, где мы только что сидели, толпился народ. Стояла скорая, в ее задние двери вносили носилки с телом.
Да, встреча с прошлым не принесла мне удачи. Надо сматываться. Где бы переждать до ночи. Может, не дергаться, а нахально поехать в аэропорт?
Но уехать мне не пришлось. События опередили мое желание остаться от них в стороне. При входе в аэропорт ко мне подошел сержант милиции и предложил следовать за ним.
Сержант был крупный, с мощными плечами, а я отнюдь не Шварценеггер. Он сопроводил меня до "УАЗика", ожидавшего рядом, открыл дверцу и почти втолкнул туда. На заднем сиденье уже ждал какой-то тип в гражданском, я оказался зажатым между ним и сержантом и, когда машина тронулась, до меня дошло, что на ней не было милицейской символики - это был обычный "УАЗ"" защитного цвета.
Болезненный тычок под ребра отвлек меня от этих тревожных мыслей.
- Давай, колись, - гаркнул гражданский.
В минуты опасности я от страха становлюсь наглым юмористом. Мой юмор в это время больше годится для сольного исполнения на кладбище, но по-другому я не умею.
- Пожалуйста, маэстро. Сколько угодно. Только скажи - в чем?
- Напомнить?
Он сопроводил вопрос вторым тычком. кулак у него был костлявый, ребрам доставалось чувствительно.
- Послушай, я вообще не при делах, - возмутился я вместе с ребрами,
- А парень, Олег зовут. Знаешь такого?
- Олега только повстречал, мы с ним чалились вместе.
- А ты где был?
- Где был... смылся я сразу же, чтоб с ментами не встречаться. Говорю же - не при делах. Мне Олеговы разбирухи не нужны.
- Что ж тогда там ошивался?
- Что тут особенного? Товарищ все-таки. Сам из-за ментов побоялся идти, поглядывал из-за угла.
- Послушай, - обратился гражданский к сержанту, - может, он и в самом деле не при делах?
- Кто его знает? - благодушно ответил сержант. Нам-то что. Отвезем, там с ним и поговорят.
- Смотри, - предупредил гражданский, обойдясь на этот раз без физического внушения, - чернуху будешь гнать - пришьем.
- Вы и так чуть не пришили.
- Ты о чем? - искренне удивился гражданский. Тебя никто не трогал.
- Ну, конечно, - скривился я, - а стрелял в меня Александр Сергеевич?
- Какой Сергеевич?
- Пушкин. Знаешь такого? Великий русский позт, автор сказки про золотую рыбку.
- Ты чо несешь? - вконец удивился мой собеседник и, похоже, собрался вновь проинспектировать мои бедные ребра, но тут машина остановилась.
- Давай, выходи, - потянул меня за локоть сержант, - только смотри - без глупостей.
Я вылез, оглядеться мне не позволили - быстро провели в дом. Дом, как я успел заметить, был старенький, ему не хватало двух месяцев до возраста развалюхи. Но комната, в которую меня ввели, красовалась импортными обоями с изображением абстрактных, но явно голых девушек, паркетными полами и эффектной меблировкой. В углу на диванчике сидел пожилой мужчина, украшенный богатейшей, совершенно седой шевелюрой с небольшими, очень черными бакенбардами. Он был одет в парчовый халат, позаимствованный из девятнадцатого века.
- Шеф, - лаконично сказал сержант, - взяли у аэровокзала, сопротивления не оказал.
- Говорит, что не при делах, - встрял гражданский, - я его предупредил немного...
- Твоя инициативность начинает меня беспокоить, - будто в пустоту сказал седой. - Может, нам поменяться местами?
Парень скис мгновенно. Он даже стал почему-то меньше ростом.
- Извините, шеф, я думал, как лучше...
- Думать тебе не положено, - прервал седой. Это для тебя вредная нагрузка - можешь надорваться. Так что, с твоего позволения, думать буду я, а ты делать, что сказано.