- Мне очень не нравится этот намек, Эд, - наконец произнес государь.
- Тебе потребовалось столько времени, чтобы это понять? Я вот сразу управился, - ответил мальчик раздраженно. – На Тархистан едва ли не пальцем указывает, ты глянь, а!
- Да, пожалуй, больше вариантов нет… – кивнул Питер. – Не Эттинсмур же с великанами он в виду имеет?
- Они не так умны, все нарнийцы об этом твердят. Только вот… – Эдмунд мрачно замолчал, раздумывая, продолжать ли или не стоит. Верховный король решил все за него, требовательно прищурившись. Младший поджал губы. – Луму я бы тоже доверять не стал.
- Почему? Он вполне благосклонно к Нарнии настроен.
- Колдунья тоже вела себя милейшим образом, и что из того вышло? – воскликнул Эдмунд. Второго раза он не допустит, ну уж нет! – Я лучше сразу буду думать о человеке плохо, а потом обрадуюсь своей неправоте, нежели разочаруюсь в нем.
- Какой ему резон лгать? Орландия под самым нашим боком, конфликты ни Луму, ни нам ни к чему.
- Тебе не приходило в голову, что он хочет стравить нас с Тархистаном? Поссорить, а после по-тихому территорию свободную себе присвоить? Мы не можем знать, что у него в голове, и слепо верить каждому слову.
- Никто и не собирался этого делать, - твердо произнес Питер. Спокойная уверенность в его голосе зацепила Эдмунда, резанула. Ему показалось, что его слова проходят мимо брата, никоим образом не влияют на его решение. От этого становилось немного обидно. Совсем каплю. – Его слова никоим образом не повлияют на нашу политику в отношении Тархистана. Разве что я буду более осторожен. Орландию списывать со счетов нельзя, но признай: она – угроза куда меньшая, чем тот же Тархистан. Союз с югом нам жизненно необходим. На севере бушуют великаны, в наших лесах бродят приспешники Колдуньи – не хватало еще врагов в тылу.
- Ясно, - буркнул хмуро Эдмунд, вставая. Питер был по-своему прав. Возможно, подозрительность мальчика была чрезмерной после знакомства с Джадис. Не стоит видеть во всех врагов вселенского масштаба… Ничто не мешает дружить с Орландией, но приглядывать за ней исподтишка. – Тогда я свободен?
- До торжественного ужина, - кивнул Верховный король. Младший помотал головой, прогоняя усталость, и покинул зал заседаний.
В запасе у него было несколько часов. Негоже гостей приглашать за стол, не дав возможности смыть дорожную пыль. Определить направление разговоров необходимо сразу же, а вот детали правители будут обсуждать несколько дней. Эдмунд тихо вздохнул. Это сколько ж еще времени придется соблюдать этот чертов этикет и терпеть беготню во дворце. Даже сейчас, когда делегация прибыла, суета в Кэр-Паравале не утихла. Мальчик был вынужден, помимо размышлений, еще и лавировать между слугами, ибо не все успевали заметить невысокого короля в толпе. Быть сбитым кем-то из подданных Эдмунду не хотелось.
В животе предательски заурчало. С самого утра он был на ногах, вместе с Питером и Сьюзен исправляя последние недочеты. Конечно, старшая королева бегала больше всех – именно благодаря ей роскошное оформление дворца и соблюдение всех правил так поразило гостей. Но и мальчик вымотался, а до ужина еще было ох как далеко. Пока Лум отдохнет, наберется сил, почистит перья, вечность пройдет, а Эдмунд Справедливый более не станет доставать его вопросами, ибо умрет от голода. Все будут счастливы… Но он не позволит такой радости случиться! Так что король направился к месту, где стал уже частым гостем – на кухню. Слуги давно не удивлялись визитам мальчишки, которому для похождений и приключений требовалось немало топлива. Здесь можно было не забивать голову, какую ложку взять первой и каким уголком салфетки вытирать губы. Возможно, поэтому Эдмунд любил сюда наведываться.
И сейчас Бобриха, верная подруга Люси, встретила его с распростертыми объятьями. Приближенную королевы никто не заставлял работать на кухне – всем известно, насколько это трудно, но она жаждала приносить друзьям пользу. По ее словам, это совсем не сложно, если заниматься любимым делом! Эдмунд искренне сомневался, что труд в жарком помещении приносит наслаждение, но не вмешивался. Пусть Бобриха занимается, чем хочет: в любом случае она вольна уходить и приходить когда вздумается.
С ее мужем у младшего короля отношения не складывались. То ли Бобр не простил предателя и сторонника Колдуньи, то ли просто не мог ему доверять, так и осталось неизвестным. Эдмунд же не горел желанием спрашивать. Тему Джадис, негласно признанную запрещенной в Кэр-Паравале, поднимать лишний раз не хотелось. И если с министром они общались уважительно, но без особой теплоты, то Бобриха, казалось, не могла относиться к детям иначе, чем с любовью и стремлением накормить. Мальчика и первое, и второе полностью устраивало.
На кухне кипела работа. Поварята сновали тут и там, кто-то даже умудрился наступить королю на мантию. Эдмунда дернуло назад, но извинений услышать было не суждено. Виновник или испугался, или попросту не заметил проступка. Мальчик накрутил мантию на руку от греха подальше и с любопытством заглянул на стол, полный яств и всяких вкусностей. Их, наверное, хватило бы на всю Нарнию, Орландию и еще Тархистану бы досталось с краешка! Куда так много? Глаза на лоб полезли. Это же Сьюзен составляла меню, хотя это и есть девчоночье дело…
- Ох, успеть бы до вечера! – к столу приблизился поднос, даже на вид тяжелый. Эдмунд спохватился и помог коротенькой Бобрихе водрузить его на свободное место, которого уже не хватало. Та благодарно кивнула, запыхавшаяся, забегавшаяся.
- Да куда уж больше-то? Это до самой осени не съесть, - заметил он с опаской.
- Как же, такой прием! Нужно, чтобы все прошло идеально…
Точно Сьюзен всем мозги промыла, вот наверняка. Для дотошной сестры лишняя вишенка на торте разрушит весь политический прием и послужит причиной войне. Все блюда выглядели, как вырезанные с картинки! Даже притронуться к ним было страшно. Эдмунд высмотрел с краю пирожные, прикинул, как их сдвинуть, чтобы не заметили пропажи, и цапнул одно из них. Он уже вознамерился было вкусить желанное лакомство, как…
- Подожди-ка! – руку мальчика ловко отодвинули ото рта. Король растерянно заморгал. Так нагло его не обрывала даже Сьюзен! Какого черта?! Он вообще-то умирает с голоду, а с ним так жестоко… Однако Бобриха была неумолима. По первому ее слову к столу подскочил шустрый сатир и поддел нежный крем с такого же пирожного ложкой! Эдмунд окончательно растерялся от такого нахальства. Он даже разозлиться не мог, настолько не понимал, что, собственно, происходит. Долгим взглядом мальчик проводил сатира, облизавшего прибор, почмокавшего и важно кивнувшего, и уставился на Бобриху. Та развела лапами. – Это дегустатор. Проверяет, безопасна ли еда, не отравлена ли.
- Но раньше ведь такого не было! Что за нововведения! – слабо возмутился Эдмунд.
- Было, мальчик мой, было. Просто эта процедура проводится не в вашем присутствии. Да ты ешь, ешь!
- Неужели это жизненно необходимо? – король уставился на пирожное, чей кремовый завиток был так беспардонно смят и испорчен безжалостной ложкой дегустатора. Внутри было такое чувство, словно кто-то также бесцеремонно сгреб и растоптал самое дорогое и личное, покусился на нечто интимное. Даже свое, нетронутое лакомство утратило всю прелесть в глазах Эдмунда. Он и предположить не мог, что еда, подаваемая им на стол, проходит такую проверку.
- Еще бы! На ужин соберется множество влиятельных лиц. Нужно соблюдать все меры безопасности.
- Но Ваши пирожки… – беспомощно произнес Эдмунд. – Неужели и их тоже…
- Дорогой, уж их-то проверять нет никакого смысла! Свою выпечку я никому не доверю и глаз с нее не спускаю. Никто их не трогал до тебя, - Бобриха по-доброму усмехнулась, и мальчик немного успокоился. Правила, правила, опять правила. Кошмар, а ему казалось, что в интернате строгие порядки. Во дворце даже откусить ничего нельзя, не посоветовавшись с дегустатором! Скоро и в рот при зевке заглядывать начнут – не зря ведь слуги так и норовят зайти в покои и помочь раздеться. Эдмунд уже устал их выгонять. Одежду он пока в состоянии снять и сам. Помощь требовалась только при подготовке к важным мероприятиям, как сегодняшнее, когда все должно быть идеально… Опять это идеально! Мальчик глухо рыкнул и запихнул пирожное в рот. К черту дегустатора и правила, он хочет есть! Бобриха с улыбкой смотрела на него, как мама, когда ее младший сын, считающий себя взрослым, вел себя по-ребячьи. Мама, чье лицо в памяти Эдмунда уже подернулось дымкой и стало смутным воспоминанием из той, другой жизни…
- И почему я не удивлена? – раздался за спиной знакомый голос. Мальчик обернулся и расплылся в усмешке.
- Какие люди к нам пожаловали! Сьюзен, а разве сиятельные королевы испытывают голод? Разве это отвечает светскому поведению?
- Я пришла проверить, все ли в порядке. И очень удачно встретила тебя.
- А что такое?
- Питер тебя искал, просил…
- С этого и надо было начинать! – это восклицание донеслось уже из-за дверей, за которыми скрылся Эдмунд. Мантия серебряным росчерком мелькнула в проеме. Сьюзен негромко закончила:
- Просил не опоздать к ужину… – и прыснула, тут же став серьезной. - Что ж, он будет очень рад сообщить об этом лично.
***
Ноги дрожали так, что встать было невероятно трудной задачей. Тело словно вознамерилось устроить на песке ристалища ночлег и не желало подниматься. Колени разъезжались, одежда вся измазалась в пыли. Меч валялся где-то в стороне. Эдмунд никогда не чувствовал себя настолько жалким и ничтожным.
- Ваше Величество, нам стоит прекратить, - твердо произнес Ореиус. Кентавр не смел подать королю, замершему на четвереньках, руки, уже получал за предложение помощи по голове. Все, что оставалось воину, - это возвышаться над дрожащим учеником и ждать, когда тот в пятый раз за тренировку встанет на ноги.
Эдмунда нещадно трясло. Сам организм умолял его остановиться, прекратить эту психологическую пытку, но мальчик вознамерился во что бы то ни стало победить свою слабость. Именно сегодня, именно сейчас, потому что хватит смотреть на противника оленьими глазами вместо того, чтобы дать отпор! Сколько времени прошло, а толку никакого. Долго еще ему считать себя трусом, а не достойным воином? Судя по результатам тренировки – да. Еще очень долго.
Совет Питера ожидаемо не помог. Эдмунд не верил, что столь простая уловка может победить его фобию, но в глубине души надеялся, что она сработает. Увы, он ошибался. Никакие приятные и теплые воспоминания не смогли прогнать призрака Джадис, встающего перед глазами, стоило мечу противника взметнуться в воздух. Мышцы мгновенно застывали, его сковывал страх. Король утрачивал способность двигаться и мог только смотреть на удар, что должен бы быть смертоносным, кабы не направлялся рукой Ореиуса. Плюнув на глупые отмазки, Эдмунд решился взглянуть кошмару в лицо. Он примет открытый бой и отразит чертов первый удар. Сегодня или никогда!
Кардинальный метод не принес облегчения. Кажется, только ухудшил ситуацию. Если в первый раз мальчик просто замер, с ужасом глядя на кентавра, то в последующие попытки ноги переставали его держать, и он просто падал на песок. Как ни приказывал себе Эдмунд поднять меч и отразить атаку, руки не слушались, а вставать после нового поражения было все труднее. И все унизительней было сносить поражения, следующие одно за другим… Медленно, борясь с самим собой, он поднялся. Отвернувшись, вытер рукавом грязное лицо, чтобы генерал не увидел постыдных злых слез, и хрипло велел:
- Еще раз.
- Вы же видите, что ожидаемого результата нет. Нельзя так изводить себя, - даже терпению кентавра, поистине безграничному, пришел конец.
- Я сказал, еще раз! – рявкнул Эдмунд, сверкнув глазами. – Или ты не слышал моего приказа?!
Ореиус выпрямился, гордо поднял голову. Он прекрасно видел, в каком состоянии находится мальчик, и потому не стал обижаться. Наоборот, он произнес звучно:
- Вы слишком зациклены на своей проблеме. Ее следует отпустить, смириться.
- И ждать, пока все само пройдет? – выкрикнул мальчик, сжимая рукоять клинка. Лезвие, доселе зеркальное, покрыл толстый слой пыли. – Сколько, Ореиус, скажи мне? Сколько еще ждать?
- Не Вы один проходите через такое состояние, Ваше Величество. Это естественно даже для взрослых воинов, а учитывая Ваш юный возраст…
- Ты хочешь сказать, что я несмышленый ребенок? – взвился Эдмунд. Он и так находился в отчаянии, а генерал позволяет себе подобные высказывания!
- Я лишь хочу сказать, что первая битва – тяжелое испытание для каждого воина. Полученная в ней тяжелая рана – испытание вдвойне. Вас никто не осуждает, не бойтесь этого. Только время поможет.
- Так сколько потребуется этого времени? – спросил Эдмунд хрипло. Меч рассек воздух со злым, отчаянным свистом. – Может, год? Два? Нарния нуждается во мне сейчас. По лесам бродят приспешники Колдуньи! Питеру одному с ними драться? Я выбью из себя этот страх, даже если придется падать десятки, сотни раз!
- Тогда я требую перерыва. Вы сейчас рухнете в обморок, чего я не могу допустить, как бы Вы ни желали обратного, - твердо произнес кентавр. Его уверенность ничто не могло поколебать. Король и сам понимал его правоту. Слишком сильно дрожали колени, чтобы служить надежной опорой. Только из-за этого Эдмунд нехотя согласился на короткую передышку. Ореиус отошел в сторону, величественно ступая копытами по взрытому песку, гордый, сильный…
Мальчик тихо фыркнул и вытер рукавом лезвие меча. Сквозь серую пыль блеснула сталь, похожая на серебряное зеркало. Король с горечью и раздражением всмотрелся в свое отражение. И это защитник Нарнии? Это напророченный правитель волшебной страны? Он больше похож на слабака, не способного справиться с глупыми, канувшими в прошлое воспоминаниями. Почему не выходит себя перебороть, сколько бы он ни старался? Почему руки сами собой опускаются, а внутри возникает уверенность, что от удара все равно не скрыться, что он неминуем и все равно настигнет свою цель? Откуда берется этот липкий, берущий за горло страх, вопящий о скорой гибели и приводящий к ней? Ведь не будь его соперником Ореиус, жизнь мальчика давно бы уже оборвалась. Эдмунд закусил губы. Ведь он может отбить эту чертову атаку! Он обращается с мечом достаточно ловко, чтобы парировать удар. Только вот в спарринге, даже не настоящем бою, он цепенеет. И от собственной беспомощности и никчемности рождалась злость. Ярость на самого себя, на свое бессилие, неспособность что-либо изменить. Как ему можно доверить Нарнию, если он себя побороть не способен? Какой из него страж страны и народа, если за свою собственную жизнь король не может постоять?!
Пальцы привычным движением прокрутили меч в ладони. Лезвие со свистом описало восьмерку. Руки управляли опасным клинком уже сами, без особого контроля Эдмунда. Наедине с собой он был достаточно ловок и быстр. Ореиус хвалил его стремительные, резкие атаки, пронзающие воздух. Куда все это девается? Ответа нет. Зеленые глаза Джадис, полные ярости и ненависти, словно выпивают все силы, оставляя лишь обреченность и осознание неминуемой смерти. Только вот Белая Колдунья давно мертва, а ее призрак до сих пор терзает мальчика.
От воспоминаний о ней рука чуть дрогнула. Пальцы провернули рукоять слишком сильно, и она выскользнула из ладони. На автомате Эдмунд попытался подхватить меч. Руку ниже локтя обожгло болью. Клинок с глухим стуком упал в песок, а рукав рубашки прилип к коже, окрашиваясь в красный. Даже не от боли, а от одного вида крови к горлу подступила тошнота. Он уже видел свои мокрые, окрашенные багрецом пальцы, когда очнулся на руках у родных, когда черная тень смерти неохотно отступила. Картина перед глазами была настолько четкой, что Эдмунд пошатнулся. В воздухе повис тяжелый, металлический запах крови, скорее воображаемый, чем реальный, окутывавший битву у Беруны. Не таким уж и глубоким был порез, но хватило лишь одной детали, чтобы память воспроизвела страшный бой в мельчайших подробностях.
Подоспевший Ореиус резко завел ему руку назад, подальше от глаз, и велел отвернуться и не смотреть. Эдмунд не стал сопротивляться, борясь с рвотными позывами. Каким слабым, ничтожным трусом он чувствовал себя в этот момент! Внутри было так тошно и мерзко, что даже гордость не давала о себе знать.
- Пожалуй, хватит на сегодня, - тихо сказал он, признавая горькое поражение. Ему даже не требуется противник, чтобы выбыть из строя. Когда в желудке буря, а в голове туман, не стоит даже и мечтать выиграть бой с Ореиусом.
- Я позову лекаря, - кентавр ловко перевязал порез заранее приготовленными бинтами. Эдмунд резко развернулся и выдернул руку.