– Ну, послал бы мне дымок свой, – не сдавался подопечный, изображая в воздухе абстрактную фигуру пальцами, вызывая своим предложением лишь еще более широкую улыбку на лице друга.
– Мы не в книгах о Гарри Поттере, Мик, Патронусов делать не умею, – пожал плечами Хранитель, резко прикусив язык в тот момент, когда до собственных его ушей донеслись сказанные слова. – Прости, я хотел сказать «Микки», – оправдался он, встречаясь взглядом с голубыми глазами подошедшего к кровати Милковича, казалось, о чем-то задумавшегося.
– Да зови как хочешь, че, – несколько раз прокрутив в голове услышанную интонацию и собственное короткое имя, слетевшее с розовых губ, понимая, что ему даже понравилось, как оно прозвучало, предложил брюнет, залезая на кровать рядом с Йеном и укладывая свою голову тому на колени, желая получить неожиданно полюбившуюся его голове ласку длинных пальцев.
– … если бы ты не пришел сегодня, – закончил парень свой непродолжительный рассказ, не имея сил открыть глаз, наслаждаясь нежными прикосновениями бледной ладони к волосам.
– Хм, Филлип ничего не говорил об этом, – нахмурился Йен, вспоминая короткие разговоры с другом, которого попросил проследить за Микки на время его «болезни».
– Филлип? – услышав незнакомое имя, переспросил Милкович. – Тоже Хранитель? – поинтересовался он, вмиг забывая о своем вопросе, когда длинные пальцы скользнули к его шее.
– Угу, – на автомате кивнул рыжий, мысленно обещая кудрявому продолжительные разборки за то, что недоговаривал. – Так, значит, завтра? – печально выдохнул он, понимая, что за время своей недееспособности упустил слишком много.
– Да, – еще раз подтвердил свои слова брюнет, – три месяца в общем блоке и на свободу, – повторил он, задумавшись на мгновение над мимолетно пробежавшей в голове мыслью нарушить правила порядка и обеспечить себе еще немного времени в одиночке.
Им с Йеном.
– Это же хорошо, – совершенно не соответствуя интонацией голоса сказанным словам, наигранно воодушевился Хранитель, подсчитывая оставшиеся часы перед очередной длительной разлукой.
– Хорошо, – вторил ему Микки, вот только собственного разочарования от зеленых глаз он скрывать не спешил. – Три месяца ведь не так много, да? – поинтересовался он, пряча за этим вопросом совершенно другой.
«А ты будешь ждать?»
– Это совсем немного, – и, кажется, Йен воспользовался его тактикой при ответе.
«Буду».
– Если, конечно, ты не натворишь чего-то за это время, и тебе не увеличат срок, – прекрасно зная о напряженных отношениях Милковича с другими заключенными, предположил Хранитель, останавливая движение ладони на покрытой колючей щетиной щеке подопечного, желая получить обещание.
– Ниче я не сделаю, – поспешил заверить его брюнет, самостоятельно потираясь скулой о теплые пальцы, царапая кожу их короткими волосками, – если они не будут пиздить мои вещи, – но небольшой запас для возможного проявления агрессии себе, все же, оставил.
– Знаешь, избивать того парня за то, что он съел пару твоих желейных мишек, было не самой лучшей идеей, – вспоминая быстрые картинки на поверхности Чаши, пряча улыбку за напускным осуждением, проговорил Йен, возобновляя движения руки, рисуя на коже лица парня на его коленях абстрактные фигуры короткими ногтями.
– Зато теперь этот жиробас не сможет их жевать, если решит обчистить кого-то еще, – усмехнулся Микки, лишь на мгновение вспоминая о нескольких ночах в ледяном карцере после драки, обеспечившей Бугамайку несколько проплешин в ровном ряду нижней челюсти.
Хранитель не стал спорить – умолкая и продолжая ласкать лицо брюнета пальцами, рыжий прислонился к прохладе бетонной стены, думая о том, в какие неприятности сможет вляпаться его своенравный подопечный за обещанные три месяца, и искал возможные пути к их тайным встречам в этот период, но каждый раз разочарованно признавал отсутствие подобной перспективы и вынужденную необходимость доверить Милковича самому себе.
– Увидимся в июле? – обнимая Микки на рассвете, спрашивал Йен, не имея сил отстраниться.
– В июле, – кивнул брюнет в его плечо, сцепляя пальцы в замок за спиной Хранителя.
Стоя в объятиях друг друга в тишине тюремной камеры, каждый из них думал о своем, одновременно приходя к общему:
– Не хочу уходить.
– Не оставляй меня снова.
Сказали они одновременно, пряча смущение за легкой усмешкой, а нервную дрожь рук – за дружеским похлопыванием по спине.
– Но мне пора, – первым опомнился рыжий и сделал шаг назад. – Я буду ждать тебя, – пообещал он, проследив взглядом за потянувшейся вдогонку рукой, татуированными пальцами ухватившую его собственную ладонь. – И следить, – подмигнул, улыбаясь.
– Только в душе не подглядывай, – нервно сарказмировал в ответ Милкович.
– Чего я там не видел, – копируя его интонацию, усмехнулся Хранитель, резко замолкая, понимая, о чем только что он напомнил своему подопечному.
– С тех пор там все немного подросло, – а тот продолжал юморить, не желая показывать зеленым глазам реально испытываемые эмоции. – Блять, я ведь так и не успел тебя поблагодарить, – опомнился брюнет, делая небольшой шаг вперед, поднимая в своей руке теплую ладонь.
– За что? – переспросил ее обладатель, не понимая, что имеет ввиду его собеседник.
– За возвращение, за компанию, за помощь, – сбивчиво перечислял Микки, сжимая тонкие пальцы крепче, – за воспоминания…
И еще сотня «за» крутилась в его голове, когда голубые глаза встретились взглядом с зелеными, находя в них теплоту и нежность.
«За тебя».
– Не стоит, Мик, это всего лишь… – слова «моя работа» так и не смогли слететь с губ Йена, уже давно признавшего, что Милкович для него никогда не был просто подопечным. – Не стоит, – повторил он, зная, что закончить предложение не сможет.
– Все равно спасибо, – настаивал брюнет, отвлекаясь от изумрудного взгляда светом зажженной в коридоре лампы, вынуждающей ускорить прощание.
– Мне нужно идти, – пытаясь освободить свою ладонь от крепкого захвата украшенных черным пальцев и оглядываясь, прошептал Хранитель, свободной рукой рождая за спиной серебряный туман.
– Иди, – царапнув ногтем мягкую кожу руки Йена, прохрипел Микки, наконец, отпуская его, провожая взглядом отступающую к дымке фигуру, неосознанно двигаясь следом в желании задержать его еще хотя бы на мгновение, в момент, когда нижняя половина Хранителя начала рассеиваться в пространстве, резко подаваясь вперед. – Йен, подожди.
– Ты видел когда-нибудь подобное? – поинтересовался мужчина у стоявшего рядом кудрявого молодого человека.
– Нет, – ответил тот, наблюдая в отражении чаши за коротким поцелуем в утреннем сумраке тюремной камеры, тут же переводя внимание на светящийся предмет в руках Владыки. – Они обычно остаются, даже если душу удается спасти, – вспоминая весь собственный опыт работы Хранителем, поделился своими мыслями Филлипос, удивленным взглядом следя за срастающимися на душе Милковича маленькими трещинками, оставившими на раскалившемся докрасна оттиске лишь одну, самую большую и глубокую.
Tbc…
Комментарий к 7. Помощь и благодарность
С возвращением в этот маленький мир, дорогие!
п.с.: Тоорт, спасибо тебе за то, что напомнил мне про этих ребят =]
========== 8. Свобода ==========
– Поздравляю с первым поцелуем, – похлопывая друга по плечу, усмехнулся Филлип, увеличивая яркость розового оттенка на скулах рыжего вдвое.
– Ты видел? – в недоумении распахнул глаза Йен, напрягаясь.
Он и сам еще не успел осознать произошедшего, а к обсуждению этого с кем-то еще и вовсе не был готов.
– И не только я, – подмигнул кудрявый, не потрудившись стереть с лица улыбки. – Думаю, отец скоро вызовет тебя к себе, – предположил он, провожая взглядом смущение, покинувшее вмиг побледневшие щеки зеленоглазого Хранителя, и встречая вполне ожидаемое выражение – страх перед аудиенцией у Верховного и наказанием за очередное нарушение правил.
– Нет, – выдохнул Йен, зажмурившись, в уме пытаясь воссоздать хоть какие-то аргументы в свою защиту и твердую линию поведения, способную обеспечить сохранность его прав на душу Микки.
– Да успокойся ты, – в жесте поддержки сжал его плечо Филлип, – уверяю, ваш разговор будет не о том, что ты целовался со смертным, – заверил он рыжего, вспоминая собственную беседу с Владыкой.
– Я не целовался, – поспешил оспорить слова друга Хранитель, неосознанно поднимая руку и стирая с губ воспоминания мимолетного прикосновения кончиками пальцев. – Погоди, – нахмурился он, наконец, переварив полное содержание фразы кудрявого и не давая тому объяснить себе основы тактильных контактов, – о чем ты? – поинтересовался Йен.
– Верховный просил не говорить тебе ничего, пока он сам не разберется со случившимся, – закусил губу Филлип, сдерживая внутри распирающие его восторги от увиденного в Зале, выполняя обещание, данное старейшине. – Ничего плохого, уверяю, – но, заметив на лице друга очередное выражение испуга и напряжения, добавил он, тепло улыбнувшись и решая вернуться к более интересующей его теме. – Так, значит, ты у нас по мальчикам? – усмехнулся кудрявый, возвращая внимание Йена в необходимое ему русло.
– Я не…
– То-то ты Марию столько времени морозил, – продолжал он выстраивать логическую цепочку вслух, каждым новым словом все больше смущая опять покрасневшего приятеля, прятавшего глаза от его насмешливо-любопытного взгляда. – Сколько она уже за тобой бегает? Лет двести, если не ошибаюсь? – спросил он, отпуская плечо рыжего и проходя к мягкому креслу, удобно устраиваясь на его подушках в желании получить подробный отчет о мыслях и эмоциях Хранителя на счет его первого поцелуя.
Вот только Йен и сам себе сейчас не смог бы объяснить, что чувствует он после произошедшего в камере – рыжий никогда не испытывал интереса подобного характера ни к одной девушке или молодому человеку, предпочитая одиночество увлечениям, и не анализировал свою сексуальность в поисках определения ориентации.
Ему было комфортно в собственном личном пространстве, и никого постороннего в него впускать Хранитель не спешил. В то время как его сверстники вовсю строили личную жизнь и отношения, он просто плыл по течению, лишь в редкие минуты самокопания задумываясь о том, что за прожитые им пятьсот с лишним лет он никогда не влюблялся.
Но это не волновало Йена.
Он знал, что отец найдет ему достойную кандидатку на роль спутницы, с которой ему будет суждено провести остаток жизни, и надеялся на то, что она будет хорошим человеком, другом и матерью для его будущих детей. А то, что, возможно, Йен не будет испытывать к ней ожидаемых чувств, отходило на второй план, с каждым новым прожитым десятилетием подкрепляясь уверенностью рыжего в том, что любить он и вовсе не умеет.
– Эээй, – щелкнул в воздухе пальцами Филлип, привлекая к себе внимание задумавшегося парня, кажется, пропустившего мимо ушей все, что он только что сказал.
– Что, прости? – дважды моргнув и тряхнув головой, переспросил Хранитель, выплывая из глубины размышлений на поверхность.
– Понятно все с тобой, – усмехнулся кудрявый, расценив отвлеченность друга по-своему и самостоятельно сделав все необходимые ему выводы. – Парни, так парни, – пожал плечами он, поднимаясь с места и двигаясь к выходу. – Но, надеюсь, ты понимаешь, что Микки в этом плане под запретом? – обернувшись, проговорил Филлип, задумавшись на секунду над тем, что влюбленность Хранителя в смертного ничем хорошим не закончится.
– В каком плане? – свел брови на переносице рыжий, искренне не понимая, к чему клонит его друг.
– Раздел три, пункт один? – спросил Филлип, встречаясь взглядом с интересом в зеленых глазах напротив.
– «Любого рода контакты и отношения с подопечным, достигшим критического возраста осмысленности, запрещены, а все следы вынужденного вмешательства Хранителя в его жизнь в последующий период подлежат немедленному уничтожению», – на автомате выдал Йен заученные наизусть строки.
– Твое любимое правило, да? – усмехнулся кудрявый и вышел прочь, оставляя друга наедине с самим собой и воспоминаниями о мимолетном прикосновении губ Милковича к его губам, подходившим на роль этого самого «контакта» ничуть не хуже, чем десятки проведенных в тюремной камере в его компании ночей.
– Я просто поцеловал его на прощание, это ничего не значит, – повторил Микки вслух, надеясь, что с сотого раза он себя сможет убедить в правдивости составленного предложения.
Две с лишним недели в общем блоке пролетели незаметно, оставляя в памяти Милковича короткие отрывки встреч и разговоров с сокамерниками, три пачки сигарет, с радостью составляющих компанию брюнету на прогулках, и несколько бессонных ночей, проведенных Микки за самобичеванием и анализом неожиданного своего порыва.
А также надежду в сердце на то, что возможные последствия этого поступка не лишат его только недавно вернувшихся воспоминаний, и, самое главное, их непосредственного участника.
Дни сменялись ночами, отсчитывая последние месяцы тюремного заключения молодого человека, беспокойство и волнение которого постепенно сменялись молчаливым ожиданием знаменательной даты и возможной встречи с Йеном.
Вот только небольшая деталь в виде красочных сновидений, основным сюжетом которых все чаще становился произошедший в одиночной камере инцидент, не давали ему возможности до конца расслабиться.
Продолжая убеждать себя в том, что поцелуй стал лишь последствием разочарования от вынужденной разлуки, а невозможность отпустить горячей руки Хранителя – проявленной слабостью перед непривычным чувством привязанности, Микки упорно игнорировал посещающие его голову мысли о возможном интересе к Йену любого другого характера, нежели дружеского, и надеялся удостовериться в своей правоте при первой же возможности.
– Ты, действительно, разрешишь ему продолжать видеться с этим мальчиком? – опуская ладони на плечи мужа, спросила Шейла.
– Я уже дважды пытался запретить, – не оборачиваясь, ответил старейшина, продолжая рассматривать два куска серого камня в своих руках, возвращаясь воспоминаниями на несколько столетий назад. – Только хуже сделал, – признал свою ошибку мужчина, прикрывая глаза и склоняя голову, наслаждаясь теплом пальцев, сжимающих его ключицы.
– Но ты понимаешь, что он влюблен в него? – поинтересовалась женщина, быстро обернувшись, чтобы убедиться, что Иоанна пока здесь нет и он не станет нежеланным свидетелем разговора.
– Думаю, именно поэтому трещины исчезли, – поделился своими предположениями Верховный, укладывая части не спасенной когда-то им души обратно на алый бархат и закрывая деревянную крышку шкатулки.
– А ты не думаешь, что наш мальчик потом будет страдать? – задала свой следующий вопрос Шейла, отпуская плечо мужа, поспешившего подняться на ноги.
– Не более чем если душа этого смертного расколется, – твердо заявил Владыка, прекрасно зная, о чем говорит, ведь тупая боль от пережитой потери в его собственной груди до сих пор не давала свободно вдохнуть.
Тихий скрип открывающейся двери не позволил женщине оспорить слов старейшины, вынуждая замолчать и обернуться на вошедшего в комнату Хранителя, печально улыбнувшись зеленым глазам сына, покорно склонившего голову в знаке почтения.
– Оставь нас, – попросил жену Верховный, размещая шкатулку на столе и поворачиваясь лицом к Иоанну.
– Фрэнк… – все же решилась Шейла, но поднятая вверх рука мужа остановила ее на полуслове.
– Иди, – повторил свою просьбу мужчина, одного взгляда которого хватило женщины для того, чтобы убедиться в его непреклонности.
***
Обжигая легкие глотками раскаленного летнего воздуха, Милкович вдохнул запах свободы, прикрывая глаза от удовольствия под громкий скрип закрывающихся за спиной ворот, и покрепче сжал в ладони лямку сумки с личными вещами, другую руку протягивая к бегущей ему навстречу девушке.
– Почему так долго? – повиснув на шее Микки, взволнованно поинтересовалась Мэнди, зарываясь пальцами в короткие волоски на затылке давно-уже-брата, едва сумев сдержать на ресницах соленые капли.
– Какая-то хуйня с документами, – прижимая брюнетку к груди сильнее, ответил парень, вспоминая продолжительное ожидание момента постановки печати на его обходном листе. – Эти мудаки проебали мое удостоверение, – пояснил он, отстраняясь, обеспокоенным взглядом скользя по пустому пространству парковки, не находя в радиусе видимости ни единого человека.