— Мне нет никакого дела до того, что происходит в растительном царстве, — просопел я, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Мне нет никакого дела, коли на то пошло, и до того, что делается у животных. Слишком много обмана и подлости в мире людей.
— Вот почему я и собираюсь заняться этим делом, сынок, — пояснил мне отец. — Помочь несчастным людям в этом мире. Заставить их смеяться в такой момент. Дать им возможность петь и танцевать при лунном свете.
— Да ты и петь-то не умеешь, — ткнул я его. — И танцевать тоже не мастак.
— А совсем не важно самому уметь петь и танцевать, — парировал мои нападки отец. — Достаточно того, что я заставлю других петь и танцевать, чтобы развеять их печали.
— Да-а, это легко сказать, папа, а вот как ты собираешься это сделать?
— Музыкальная школа… — проговорил отец мечтательно. — Я смогу научить молодежь музыке, чтобы это осталось у них на всю жизнь. Вот только одна проблема — деньги.
— Нынче это огромная проблема, — согласился я с ним. — Я не видел у тебя в руках и сентаво с тех пор, как мы перестали хозяйствовать на своей земле из-за засухи.
— Это всегда была всеобщая проблема, сынок,— продолжил отец. — Деньги извечно были горьким бременем большинства людей в мире.
— Ну, дядю Сатора они, кажется, не обременяют, — возразил я ему, сразу же вспомнив о своем богатом дядюшке. Он был, несомненно, самым богатым из всех, кого я когда-либо знал. — У него ведь куча денег. Уверен, что в его доме полно серебряных монет. И я не видел, чтобы он истратил хоть сколько на своих бедных родственников. А мы — беднейшие из бедных в этом хранимом богом мире!
— Этот мой брат поистине везучий, — согласился отец с плохо скрываемой завистью. — Просто диву даешься, откуда у него столько ума, мудрости?.. Откуда у него столько денег? Мне бы очень хотелось, чтобы была жива твоя бабушка — можно было бы выяснить у нее один деликатный вопрос.
— Да я бы сейчас и не очень беспокоился о деньгах, — пояснил я, — но что вот не идет у меня из головы, так это легендарные дядюшкины серебряные песо. Мне нужно научиться понимать и ощущать деньги перед тем, как стать игроком. Думаю, дядюшкиному серебру мы смогли бы найти применение.
— Ну что ж, добро, сынок, — одобрил отец, и в голосе его зазвучала отеческая нежность. — Вы с твоим дядей добрые друзья. Вы — птицы одного полета, одного поля ягода, если можно так сказать. Ты не хотел бы сбегать к нему домой и поговорить о моем деле?
— Я знаю, что музыку-то он любит. Это точно, — подхватил я задумку отца. — Вот только сомнительно, чтобы он авансом дал нам деньги на эту школу. Мне кажется, его таким предприятием не заинтересуешь, потому что это такое дело — его руками не пощупать…
— Ты всегда умел красиво говорить, — сказал отец ласково. — Плохо, что твой брат подался в город со своей гитарой. Он бы нам сейчас здорово здесь пригодился.
— Да, он — музыкальный гений, — согласился я. — Но, впрочем, давай я попробую поговорить с дядюшкой Сатором.
— Вот-вот, сходи к нему, — подхватил отец. — Я знаю, ты сможешь это сделать. Вы с моим богатым братом большие друзья. Он не откажет тебе.
— Я попробую.
— Ты сможешь, сынок, — проговорил отец с большой уверенностью. — Ты сможешь сделать это, если пустишь в ход несколько своих лучших слов. Я не знаю, откуда у тебя этот дар болтать языком, но ты и вправду ловко орудуешь словами. В нашем роду еще не было поэтов, если мне не изменяет память. — И он почему-то посмотрел в соседнюю комнату, где мать истово скребла пол, словно хотел спросить у нее что-то по секрету. Потом он погладил меня по голове и сказал: — Ну что же раздумывать? Поговорим как-нибудь потом, ладно?
— А что ты собирался мне сказать, папа? — спросил я.
— Да так, ничего. Иди! — распорядился он, снова поглядев туда, где мать мыла пол, и в глазах его угадывалось какое-то сомнение. — Теперь вся наша жизнь зависит от твоей удачливости. Если тебе повезет с дядей, то и в нашей семье установятся хорошие отношения.
— Я уже иду, — проговорил я, но остановился у двери и прибавил: — Не знаю только наверняка, что из этого получится: ведь наш дядюшка Сатор — старая и хитрая лиса.
— Ну, лиса или мышь — неважно. Я уверен, сынок, ты сумеешь убедить моего богатого братца, потому что ты такая же лиса, как и он!
Я как можно быстрее побежал в городок, где жил мой богатый дядя. Блестящие окна его дома были закрыты, а огромная, украшенная бронзой дверь накрепко заперта. Пришлось разбить камнем стекло в одном из окон и таким образом проникнуть внутрь дома.
Я обнаружил своего дядюшку совершенно больным: он съел что-то несвежее прошлым вечером и теперь лежал без сил, обливаясь потом. Увидев меня у своей кровати, дядя схватился за пистолет. Я изобразил широкую улыбку и отвел его руку с направленным на меня оружием. Подойдя еще поближе, дружески похлопал его по плечу.
— Ну что такое? — спросил он.
— Дядюшка Сатор, — обратился я к нему. — Я понимаю, что тысячи людей в этом огромном мире нуждаются в помощи. Что бы вы сделали, оказавшись на мели в незнакомом городе? Обратились бы вы за помощью к своим родственникам или близким друзьям? Смогли бы вы спрятать в карман свою гордость и попросить о помощи, не терзаясь чувством унижения?
— Не заговаривай мне зубы, — не очень вежливо прервал меня дядюшка и перевернулся на другой бок, чтобы видеть свой огромный сейф с деньгами, который был накрепко привязан железной цепью к одной из ножек его массивной кровати. — Каждый раз ты приходишь навестить меня и всегда стараешься поживиться чем-нибудь. Чего тебе надо сегодня? Денег? Это твой ленивый отец подослал тебя пронять меня льстивыми речами?
— Дядюшка Сатор! — воскликнул я, изображая взглядом неподдельное изумление. — Да что это вы вообразили себе за эти дни! Я пришел только затем, чтобы взглянуть на вас: ведь у нас столько общего. Отец рассказывал мне, что, когда вы были маленьким, вы очень любили красное вино. Разве это не совпадение? Я тоже неравнодушен к красному вину!
— Да-да, у меня была бурная и безрассудная жизнь, когда я был в твоем возрасте, — искренне признался он. — Но вскоре после того я быстро переменился к лучшему. И кем теперь я стал? Я счастлив и богат. Я из тех, кто сумел отыскать свое счастье!
— У меня еще столько времени, чтобы перемениться, — ответил я ему, воодушевляясь для новой атаки. — Кто знает, может, я сделаюсь богатым раньше, чем вы узнаете об этом?
— Такие вещи порой случаются, племянничек, — проговорил дядюшка Сатор примирительно.
— В том-то и дело, дядюшка, — ответил я и подумал, что время настало. — Как ваша нога?
— Прекрасно.
— А как с глазами? — спросил я.
— Ну, лучше уж теперь не будет, — ответил он.
— Я рад, что у вас сейчас все в порядке. Вот только жаль, что ваши денежки пропадут без пользы, если что-нибудь случится посреди ночи, а вы окажетесь один-одинешенек. Разве не так, дядюшка Сатор?
— Сколько тебе нужно? — спросил дядюшка, как обычно поняв все. Ему нравилось играть со мной в эту игру, наблюдая, как я развивал свою сообразительность по его образцу. Он поднялся. — А что, твой отец сам не может прийти и сказать за себя? Просто удивительно — у него нет ни капли гордости.
— Ну вот, дядюшка Сатор, — остановил я его, — я рад, что вы заговорили о деньгах, потому что сейчас как раз самое время понять друг друга. Фактически деньги нужны нам — можно я буду говорить откровенно? — только лишь как рабочее средство.
— Я вполне тебя понимаю, — отозвался дядюшка Сатор. — Что же на этот раз твой отец задумал сделать с моими деньгами?
— Дядюшка Сатор, мне хорошо известно, что ваше сердце отзывается на все прекрасное в жизни. На музыку, например. И оно неравнодушно к симпатичным маленьким коричневым ребятишкам.
Дядюшка Сатор мечтательно уставился в потолок. На какое-то время он даже позабыл про свой сейф с деньгами. Когда он взглянул на меня снова, это был воистину другой человек — так он переменился. Не знаю почему, но мне казалось, что была во мне такая сила, которая воскрешала в этом старике его утраченную юность. Дядюшка Сатор прикрыл глаза, потом снова взглянул на меня, утер рот с такой страстностью, будто желал очистить свою душу, резво поднялся и сел на краю постели. Я понял, что теперь он уже мой. Теперь уж ему никуда не деться, никакими силами не преодолеть моей власти над ним.
Я не стал терять времени, потянул его за руку, и мы с ним три раза обошли вокруг комнаты. Потом приволок из спальни удобное кресло и усадил в него дядюшку. Я даже помог ему застегнуть пуговицы на сорочке. Следом за этим на столе появились карты, и мы повели беседу как добропорядочные деловые люди.
Он был, конечно, продувной бестией, хитрым лисом. Он запинался, мямлил, пока речь шла о высоких материях, но воспрянул тут же, как только мы коснулись житейской прозы и презренного металла — его денег.
— Теперь скажи мне, что это был за идиотский разговор про музыку и про детишек? — неожиданно в лоб задал он мне вопрос.
— Видите ли, дядюшка Сатор, — начал я издалека, как и положено благовоспитанному торговцу. — Отец задумал открыть музыкальную школу для детишек в нашей округе. Лично я не вижу в этом предприятии никакой выгоды. Мы живем нынче в бедном районе, я бы даже сказал — очень бедном, и многие крестьяне там попросту гибнут от голода. Однако в данном случае я думаю не о деньгах. Всякий раз, когда у меня в животе урчит от голода, я вспоминаю тех жирных кур и поросят, которые бродят по нашей округе. Как вы думаете, дядюшка Сатор, я ничего не проглядел на этот раз?
— Ты говоришь, у них есть жирные курицы и поросята, которые разбредаются средь бела дня? — оживился он. — И нет человека, который бы придумал, что с ними делать? Ну-ну, племянничек, плети дальше, а я послушаю твою ахинею!
— Так я ведь уже все сказал, — продолжал я, видя, что его деловой ум заработал, что пошла в ход дядюшкина мудрость. И не только ум заработал — мой рассказ, похоже, по-настоящему заинтересовал его, приятно возбудил. — Вот только не представляю, как бы к ним подобраться. Что вы на это скажете, дядюшка Сатор?
— Скажу, что у твоего отца просто мозги затуманены, — резко ответил он. — Наверное, от того дешевого вина, которое он дует каждый день.
— Но иногда эти мозги подбрасывают светлые идеи, — возразил я. — Вот совсем недавно, когда мы ходили с ним в церковь помолиться за одного из наших усопших, ему пришла в голову мысль сделаться священником и приобщиться к святому таинству. Он увидел в церкви, как верующие бросают свои с таким трудом заработанные деньги в огромную корзину у алтаря. Разве это не светлая мысль для весьма посредственных мозгов моего отца?
— Я не намерен потворствовать такому святотатству, племянничек, — не согласился он со мной. — Подай-ка мне трость и возьми мой ящик с деньгами. Да гляди, не сбеги с ним. У меня в кармане заряженный пистолет. Мне не хотелось бы видеть, как ты помрешь, так и не познав силы денег.
— Это вы верно говорите, дядюшка Сатор, — сказал я, решив не спорить с ним.
— Ну, тогда не мешкай! — прикрикнул он на меня.
Я отвязал его сейф от кровати и взвалил себе на спину. Он оказался довольно тяжелым, примерно как те двадцать жирных кур, которых я однажды обнаружил у отца под домом; вскоре он, не дожидаясь, пока они подохнут и станут негодны для продажи, загнал их на рынке за полцены. Мне приятна была эта ноша — наполненный деньгами дядюшкин сейф, хотя под его тяжестью и пришлось согнуться в три погибели. Я понял, что деньги тоже имеют надо мной власть.
— А теперь давай отправимся к вам домой, — проговорил он, погоняя меня своей тростью.
— Я готов.
По дороге дядюшка Сатор несколько раз останавливался передохнуть, но тем не менее, когда мы подошли к нашему дому, сердца у нас бились так, что казалось, вот-вот выскочат из груди. Едва мать увидела меня с этим ящиком на спине, она кинулась в кухню приготовить что-нибудь поесть. Надо сказать, она не часто поступает таким образом, даже когда я прикидываюсь больным. Даже по случаю недолгих визитов одного из моих щедрых дядьев — дядюшки Соёка, например, который таскает у людей из карманов все, что попадется, и время от времени приносит нам изрядную долю своей добычи. Даже когда отец страдает с перепоя и нуждается в чем-нибудь эдаком, вкусненьком, чтобы вновь вернуть к жизни отравленный организм. Но сегодня она казалась воплощением внимательности и заботы.
Итак, дядюшка Сатор поселился в нашем доме, и отец открыл музыкальную школу для детей. Я частенько останавливался возле школьного здания послушать, как там учатся играть на различных музыкальных инструментах. Да-а, дядюшка Сатор порой бывает просто замечательным старичком… Несколько дней спустя, однако, он призвал к себе отца и настоятельно порекомендовал тому требовать с родителей, чьи дети обучались в школе, плату в виде жирненьких курочек и поросят-сосунков. Услужливые родители с готовностью откликнулись на требование отца и носили нам птицу и поросят до тех пор, пока всех их не перерезали на нашей кухне и не продали на местном рынке. Вырученные деньги пошли, разумеется, дядюшке Сатору, потому что отца интересовал только его желудок. Он всегда полагал, что забитый поросенок весомее и важнее, нежели деньги в кармане. Мозги же дюдюшки Сатора все время вертелись лишь в одном направлении — вокруг блестящих серебряных песо. Это была единственная сфера деятельности, которая его занимала.
То были славные дни для нашей семьи. И хотя тогда нам тоже недоставало риса и зерна к сочному мясу, это почти не омрачало бесконечного праздника тех дней. Подумать только, при помощи магической силы дядюшкиных денег, вложенных отцом в музыкальную школу, мы все остались живы и здоровы в то ужасное лето страшной засухи.
Однажды поутру, когда лучи восходящего солнца едва позолотили хлеба на полях, дядюшка Сатор разбудил меня, ткнув концом своей знаменитой трости.
— Эй, племянничек, — промолвил он тихим голосом, — вставай-ка да подойди к окну.
Я вскочил на ноги и вытянулся перед ним.
— Что это там так красиво блестит на солнце? — спросил он.
— Это спелое зерно, дядюшка Сатор, — объяснил я ему. — Скоро крестьяне будут его убирать. У них будет обильный урожай.
— До чего же прекрасное зрелище открылось моим глазам! — воскликнул он и тут же зашептал, наклонившись ко мне: — Племянничек, сбегай-ка к своему дяде-картежнику. Скажи ему, что я мог бы дать некоторую сумму денег на устройство тут, в округе, небольшого игорного дома. Сейчас самое время приглядеться к плодородным землям, на которых так буйно колосятся эти золотые хлеба.
— Вы, как всегда, дело говорите, дядюшка, — поддержал я его.
— А ты что, сомневался в уме, в мудрости твоего богатого дяди, малец? — с наигранным возмущением спросил он.
— Я никогда не сомневался в том, что вы предлагаете, дядюшка Сатор, — поспешил я заверить его.
— Тогда беги быстрее, — приказал он. — Ну что за прекрасный вид перед моими глазами!
Я опрометью выскочил из дому и пустился к арене для петушиных боев, где известный в нашей семье игрок дядюшка Серхио проводил дни и ночи, тщетно пытаясь стать таким же богачом, как дядюшка Сатор.
Перевод В. Макаренко