— Кид, — язык слушался с трудом. — Сколько у меня ног?
— Две, — ответил тот. — А что?
— Да так.
Тако выматерилась.
— Иди назад, — велел ей Лиль.
— Да чего? — взметнулась она. — Давай, вперед, еще дохрена всего.
— Тебя переехало. Давай назад, пока не поздно. Шарик достанешь. И еще решетку прихвати, у входа лежит.
— А не пошел бы ты…
Кид аккуратно схватил Тако поперек туловища и переставил ее за порог. Оказавшись в тускло-сером дневном свете, она сразу как-то растерялась, беспомощно открыла и закрыла рот. Но ничего не сказала.
Лиль вдруг увидел, что лет Тако еще очень мало. Наверное, и тридцати нет.
А ему-то сколько?
Он не помнил. Кажется, тоже немного.
— Спасибо, — сказал Лиль.
Кид дернул плечом:
— Благодарности излишни.
Очень жаль, что Тако срезалась так быстро. Ну да с Кидом вдвоем они доходили по новой методике, с небесами, до пятого круга. Правда, артефакт в тот раз им не достался: отбила банда Морских, пока они отлеживались, — куда этих тварей занесло так далеко от залива?
Так что до пятого круга дойдут. А что если теперь кругов больше? Да наверняка больше.
Никогда раньше Лиля так сильно не накрывало на первом круге.
— Пойдем, — сказал он, отбрасывая остатки щита.
* * *
На втором круге пропадает любовь.
Это ничего страшного.
Вторая точка бифуркации: можно идти на ненависти. Ненависть и гнев — хорошие товарищи. Они дают огненные крылья и острые когти.
Второе небо — прах земной. Высокие, прозрачные в холодном воздухе горные вершины. Пустынные пески. Массивное, нерассуждающее притяжение огромных каменных громад. Пыль, несомая ветром.
Небесная твердь панцирем укрывает мою душу; я не один.
* * *
— Держишься? — спросил Лиль.
Они медленно шли вперед. Странно: коридор казался шире и выше, чем должен быть. Видно, цацка влияла на пространство. По стенам ползали зеленоватые светящиеся жуки с ладонь величиной — поэтому Лиль и Кид старались держаться подальше от стен. К тому же им приходилось обходить разномастные обломки и прочие предметы, невесть как сюда занесенные.
Птичья клетка. Огромная книга. Разноцветные детальки от детского конструктора. Венский стул с изогнутой спинкой. Старый вентилятор. Счеты. Огромная ваза с греческой росписью.
На удивление мало компьютерного мусора: ни одного сломанного монитора, отжившего свое винчестера или бухты кабеля. Всю цифровую технику сожрали гремлины в первые же несколько недель после Разлома. Значит, и сюда добрались.
Лестница на второй этаж.
— Я вперед, — сказал Кид.
— Нет.
— Изволь объясниться, — Кид смотрел жестко.
— Я тебя в прошлый раз еле допер, — сказал Лиль правду. — Если ты вырубишься первым, второй раз я этот подвиг не повторю.
* * *
На третьем круге пропадают желания. Тело становится невесомым, тяжело даже переставлять ноги. Когда пропадает надежда, идти дальше кажется бессмысленным. Теперь же — просто нельзя. Зачем — и главное, как? Лучше просто остаться здесь и пустить корни.
Небо третье — текущая вода.
Вода вверху и внизу, несет безо всяких усилий. Не нужно двигать ни руками, ни ногами. Достаточно просто двигаться вместе с ней.
Вода течет вверх по лестнице.
* * *
Второй этаж полуобвалился. Стены здесь кончались на уровне груди, потолка и вовсе не было. Лиль, поднявшись на лестничную площадку, первым делом увидел внизу во дворе Тако. Она лежала за тем же цветущим кустом бересклета, который они облюбовали, и держала вход под прицелом. Молодец, так и надо.
Лиль зачем-то даже помахал ей, левой, костяной рукой.
* * *
На четвертом круге все время тянет хохотать.
Там покидает здравый смысл.
В прошлые разы неконтролируемая истерика сжимала мышцы горла, не способные больше смеяться, сорванные криком ярости второго круга и отчаянным хрипом третьего. Диафрагму скручивало рывками; воздуху бы! Никуда не деться от всесокрушающей, всепоглощающей тупости.
Сейчас немного легче. Все-таки метод дает себя знать.
Четвертое небо — орхидеи.
Сиренево-фиолетовые, прозрачные, с росой на листьях. Густой теплый запах плывет в воздухе.
После Разлома Лиль стал очень любить цветы. Намудрила, ох намудрила что-то матушка До…
Матушка До говорила: у нее была сестра, тетушка После, но увы, не выдержала — сдулась. Не исполнила своего жизненного предназначения.
* * *
— Ты в порядке? — спросил Кид.
Лиль привел в порядок прыгающие мысли. Это передышка. Артефакт разлома играет с ними, как кошка с глупыми мышами.
— Штатовских боевиков насмотрелся? — хмыкнул он.
— У этих господ были фразы на все случаи жизни, — возразил Кид и взял его за локоть правой руки, облеченной плотью.
«Неужели мне так худо?» — поразился Лиль, но прогнал эту мысль. Нужно думать о небе. Иначе им не добраться.
Почему-то изменился свет. Его вдруг стало много. До этого день был серый, пасмурный, а теперь вдруг тучи разошлись, и заодно пошел теплый дождь. То ли весна, то ли осень; хрен поймешь эту погоду.
Нет, на самом деле, сейчас куда легче, чем бывало раньше.
— Туда, — сказал Лиль и махнул рукой вдоль полуобвалившегося коридора.
Кажется, проще некуда — дойти и взять.
* * *
Пятый круг наплывает незаметно, как сон. Отзывается дурнотой в голове. Пятое небо — тишина — почти не требует концентрации. Если бы они как-то выдержали до сих пор на гневе и ненависти, то, конечно, теперь бы упали, как марионетки с перерезанными нитями, ибо на шестом круге гнев пропадает.
* * *
Шестое небо — огонь.
Тихий треск, легкий запах гари и дыма, тепло в усталом теле. Все это есть. Все это было. Вечное пламя, гудящий огонь, мощь вулкана в разломе земной коры. Поддерживает планету и двигает континенты. Огонь животворящий. Огонь уничтожающий.
Шестое небо — это уже опасно.
У Кида огонь был раньше, его шестое небо — вода. И вот тут он не выдерживает, плывет. На шестом круге вместе с остальными желаниями духа пропадает любопытство: бывший охранник, любитель классической литературы, теряет свою главную опору.
* * *
Кид осел на колени. Он по-прежнему хватал Лиля за локоть, но теперь уже сам держался за него, а не помогал. Это тяжело, когда за тебя держится такая туша.
— Давай к выходу, — сквозь зубы произнес Лиль.
— Здесь подожду, — Кид был неправ и сам понимал это: дойти до артефакта он уже не сможет и помочь Лилю в случае чего — тоже. Но зато сможет не сложиться сам, если Лиль напортачит.
Лиль выругался.
— Сударь, обсценная лексика мифическому персонажу не к лицу, — проворчал Кид. Он сел на пол и обхватил мохнатыми лапами лысую голову. — Почему ты Лиль? Почему не Кащей?
— Потому что Нинлиль, — бросил Лиль. — Ладно. Тогда жди.
* * *
Небо пятое — тишина.
Небо шестое — огонь.
Небо седьмое…
* * *
Седьмой круг — исчезает все, что осталось от сердца. Безжалостный холод охватывает мир. Ледяные равнины; снег течет в реках вместо воды. Земля моя пустыня.
Кто сказал «я мыслю, следовательно, я существую»?.. Дурак он был, вот что. Когда от тебя остается одна мысль…
Тогда распускается седьмое небо: лотос.
Гладкие, вощеные лепестки. Спокойствие и отрешенность. Нирвана. Да, тебя нет; тебя нет и не было. Но значит ли это, что не было ничего?
Может быть, все наоборот. Ты был всем. Ты был во всем.
Седьмой круг и седьмое небо сливаются воедино.
* * *
На миг Лиль видит все вместе: спираль из земли в зенит и из земли в глубины ада; гигантский волчок, который вращается, набирая скорость. Лиль видит и мысли Кида — яркие, беспокойные, похожие на встревоженный рой. Мысли Тако — низкие, гудящие, будто туго натянутые над землей провода. Мысли Чихуа — острые, будто направленные в спину ножи.
Как мы все похожи.
Какие мы все разные.
А потом он переступает порог и видит артефакт Разлома — небольшой светящийся бубен, лежащий на груде обломков и мусора в углу полуразрушенного здания. Такая кроха — и генерирует столько реальности…
Если его взять в руки, сияние пропадет. Впрочем, оно и сейчас есть только для левого глаза Лиля.
* * *
Лиль едва успел пригнуться — нож пролетел над головой и ударился в стену. «Хорошо, что у него нет ружья», — подумал Лиль, оборачиваясь. Ружья имелись только у Тако и у Профессора.
Чихуа стоял позади Лиля, сжимая второй нож. Лицо застыло, глаз за темными очками не разглядишь.
— Как ты прошел? — спросил Лиль. Впрочем, ответ он уже знал. Если ад пропускает сквозь себя, он предоставляет выбор.
— Да уж так, — Чихуа обнажил мелкие острые зубы. — Отдай цацку, костлявый.
— Что с Кидом?
— Жив твой зверь, не бойся. Цацку отдай, говорю тебе. По-хорошему. Оружия у тебя все равно нет.
— Ты ошибаешься, — сказал Лиль и потянул из груди наконечник сариссы — все еще дымящийся от яда.
Он даже не кричал от боли. Его словно бы не стало.
* * *
…В круге восьмом, говорила матушка До, пропадает понятие о долге. Это ловушка для тех, кто шел по небесам. Понимаешь? Небес всего семь; кругов ада же — девять.
Девятый круг для тех, кто и восьмой каким-то чудом прошел — там ты теряешь представление о себе самом.
«Седьмое небо, — шепчет Лиль, доставая копье демона из трупа Чихуа. — Седьмого неба… на всех не хватит…»
* * *
— Эй! — Кид схватил его за запястье левой, костлявой руки. Дернулся, — кому приятно трогать скелет? — но не отпустил. — Лиль, мать твою! Что ты делаешь?
Лиль бессмысленно посмотрел на него, потом сфокусировал глаза.
Они оба стояли на коленях перед наполовину разделанным телом бывшего соратника. Кид держал Лиля за руки. По-прежнему шел дождь; теплые капли падали на пыльный бетон — дробные удары — и в мусор — легкие шлепки. Где-то вдали глухо зарокотало. То ли гром, то ли в Невидимых горах лавина сходит.
— Жертву приношу, — ответил Лиль заплетающимся языком.
— Вижу, что не крестиком вышиваешь… Линять пора. Цацку я взял.
— Как? — Лиль вцепился в густую шерсть на предплечьях Кида. — Как, черт тебя дери?!
— Увидел, как Чихуа мимо прошел, за тобой следом. Его внешний вид не оставлял сомнений: совсем крыша поехала. Тебя надо было спасать. В критических же ситуациях человек… — Кид запнулся, посмотрел в левый, зрячий глаз Лиля, вздохнул и достал из кармана маленькое карманное зеркальце. — Вот.
Теперь оно уже, конечно, разбилось. Но все равно Лиль смотрел на осколки стекла в маленькой раме, как зачарованной. Похоже на крошечные зубы. Маленькая пасть, которая поглотить, если зазеваешься.
— Откуда это у тебя?
— Заначка, — пожал плечами Кид.
* * *
Племя Аргуса занимает небольшие угодья в треугольнике, очерченном Заповедным лесом, барханами подле Залива и Невидимыми горами. Там, где сейчас горы, раньше стоял город — с небоскребами и автострадами, все как положено. Там, где сейчас Залив, раньше текла одна большая река с множеством притоков. А Заповедный лес всегда оставался заповедным лесом, при любой власти. Не всегда туда можно было попасть, что да то да.
Где-то там спрятаны и бункер Змея-Горыныча, и избушка матушки До. Над бункером иногда поднимаются клубы пара: Змей кует оружие конца света. Говорят, когда он удовлетворится результатом, конец света — не путать с Разломом — все-таки наступит. Но Змей перфекционист: вот уже пару миллионов лет ему ничего не нравится.
Избушку матушки До найти труднее, она все время путешествует. Профессор, впрочем, как-то умудряется: они с матушкой До старые друзья еще с того времени, когда она его чуть не съела, а он ее — чуть не поджарил. Сейчас они рассказывают эту историю, как анекдот.
На том берегу Залива колышется вековечная тьма. Аргус, который в прошлой жизни был моряком, иногда мечтает вслух: когда-нибудь они построят корабль и поплывут туда…
Но никто из прибившихся к племени не умеет строить корабли. Среди них есть только водопроводчик, слесарь, работник автосервиса и два java-программиста. Еще был ювелир, но его съели в первую зиму. Остальные гуманитарии в основном, то есть люди абсолютно бесполезные.
Хотя из гуманитариев тоже могут получаться охотники. Седьмое небо открыто для всех.
* * *
— Удачно? — спросил Аргус, выходя на встречу. Он хромал, опирался на палку; расположенный на лбу третий глаз слезился и моргал; те же глаза, что щурились на его щеках и предплечьях, казались заспанными.
Аргус всегда ходил в просторном хитоне из старой простыни, иначе глаза раздражались. Все знали: у Аргуса они есть и на заднице. Неудобно, должно быть.
— Некоторым образом, — ответил Кид, доставая из-за пазухи бубен.
«Даже не шаманский», — подумал Лиль. Он мог бы поклясться, что раньше бубен выглядел древнее: овальной формы, из кожи, без бубенцов. Теперь же он стал круглым, пластиковым и на нем появилось слово «Админский». Светилась цацка, однако, по-прежнему.
Обычное дело. Артефактами Разлома могут становиться любые вещи, главное, чтобы люди сообщали им некоторую силу.
— Что значит «некоторым образом»?
— Чихуа, к сожалению, расстался с жизнью.
Два обычных, человеческих глаза Аргуса покосились на Лиля, а глаз с подбородка подмигнул ему.
— Бывает, — сказал Аргус. — Иногда реже, чем нужно. Остальные все целы?
— Я шарик потеряла, — сказала Тако. — Не успела оглянуться, как кто-то зомбяка утащил. Может, гремлины.
— Я зачарую, — кивнул Аргус. — Ну… хорошо, что здоровы.
* * *
Этой ночью праздновали. Пили профессорскую настойку на грибах, Панна играла на гитаре, а близнецов уговорили спеть. Ольга учила всех желающих танцевать фокстрот. Веселье кипело, жизнь била ключом.
Лиль не выдержал этого, выбрался из штабной землянки и сел снаружи на влажную землю, прислонился к стене.
Подумал, не проверить ли охрану: сегодня выставили молодняк. Тако, правда, за них ручалась, но Тако слишком доверчивая.
Кид тоже выбрался из землянки — бесшумная черная туша — и опустился на землю рядом с Лилем.
— Ты как? — спросил он.
— Плохо, — ответил Лиль. — Все думаю, как в следующий раз. Сегодня получилось еле-еле.
— У нас будет еще земля, — сказал Кид. — Я говорил с Профессором, он оптимистично настроен и обдумывает планы реконструкции долины, за лугом. Если получится воссоздать реку, это даст рыболовецкие угодья… К тому же можно будет завести коз. За ними не так сложно ухаживать, думаю, справимся.
— Да ты и в самом деле прямо Энкиду. Царь зверей…
— Человек должен быть разносторонним, — наставительно произнес Кид. — Кстати… в твои руки ведь случилось попасть книге стихов.
— Ну да.
— Идея про небеса была позаимствована оттуда?
— «Небо шестое — огонь, небо седьмое — лотос». Оттуда, да.
— И кто автор?
— Не знаю, она же без обложки.
— Одолжишь на пару дней?
— Да запросто.
— Идем сейчас?
— Пошли, — усмехнулся Лиль, поднимаясь.
Там было много хороших стихов, если поискать.